Давыдовский постоянно чертыхался, а потом сказал неизвестно кому:
— Вот уж точно день не задался. А все, что плохо начинается, имеет тенденцию продолжиться точно так же.
Что именно может пойти не так, он пока себе не представлял. Вроде бы самое страшное уже позади. Кораблекрушение пережито. С борта «Профессора Молчанова» удалось эвакуировать людей, самое важное оборудование и даже вездеходы. Но гнусное предчувствие не покидало доктора наук.
Сквозь разрыв в метели он увидел впереди мрачные параллелепипеды законсервированной антарктической станции Лазаревская. Модульные домики, цистерны с топливом, ангары казались плоскими, словно вырезанными из серого картона. Ощущение заброшенности, безжизненности просто струилось от этих строений, давило на психику. Впечатление усугубляло низкое солнце, еле пробивающееся сквозь несущийся снег.
Вездеходы сбавили скорость, и караван неторопливо подкатил к самому большому модульному дому. Замолкли моторы. Люди неохотно выбирались из теплых салонов на улицу.
Борода и брови у Давыдовского за время путешествия успели покрыться инеем. Он смахнул его толстой рукавицей и осмотрелся. Ему было известно, что в штатном режиме станция способна принять максимум двадцать человек. Это из расчета спальных мест. Его научно-исследовательская группа состояла из десяти участников. Плюс команда утонувшего судна. Это еще двадцать персон.
Теперь ему предстояло разместить всех, дать им кров и пропитание до того времени, пока прибудет спасательный самолет с соседней российской антарктической станции. Если верить прогнозу, то ожидание могло затянуться на целую неделю. Давыдовскому не хотелось терять время, оно было на вес золота. Ведь вскоре должна была наступить полярная ночь.
Ученым следовало испытать аппаратуру и собрать максимум материала, чтобы потом, когда на Антарктику навалится темнота, иметь возможность спокойно его обрабатывать. Да и с исследованиями на шельфе стоило поспешить. Недели через три океан могли сковать льды.
В суровых климатических условиях существуют свои правила жизни и взаимоотношений между людьми. Здесь не принято устанавливать внешние запоры, вешать замки. Любой человек, потерпевший бедствие, должен иметь возможность воспользоваться продуктами, теплом, кровом. К тому же в Антарктике нет животных, способных проникнуть в жилые помещения станции. Это хитрый белый медведь может научиться открывать засовы. А пингвин хоть и сообразительный, но все же птица. Он питается рыбой, и ему на удалении от моря, среди снегов, делать нечего.
Давыдовский отбросил засов на двери, дернул полотно на себя и шагнул в тамбур, обросший инеем. Ему повезло: следующая дверь тоже не примерзла. Помещение, служившее на станции клубом, столовой и комнатой для совещаний, выглядело неприветливо. Сквозь окна, покрытые причудливыми ледяными узорами, едва пробивался свет. У ученого возникло такое впечатление, что он очутился в ледяной избушке. Здесь все покрывал иней. Столы, стулья казались сделанными из хрупкого снега.
— Заносите оборудование! — крикнул он и вышел на улицу.
Ерохин явно чувствовал себя слегка растерянным. Человек, привыкший всем управлять на море, на суше оказался в непривычном для себя качестве. Но все же у него имелась своя команда, которую нужно было занять делом.
— Михаил Павлович! — обратился капитан к руководителю научно-исследовательской группы. — Разрешите моим людям заняться расконсервацией электростанции.
— От помощи не откажусь, — согласился Давыдовский.
Он тоже прекрасно понимал, как важно чем-то занять людей. Тогда и время бежит быстрее.
Мотористы «Профессора Молчанова», подсвечивая себе фонарями, уже колдовали в мрачном помещении электростанции. Большой корабельный дизель стоял на помосте, сваренном из швеллера. Первым делом люди проверили солярку, подведенную прямо из цистерны. Опасения оказались напрасными. Дизельное топливо было качественным, сохраняло текучесть. А ведь могло случиться и так, что хлопья парафина забили бы патрубки.
Старший моторист Алексей Котов навернул на шкив кожаный ремень с палочкой-поперечиной, привязанной на конце, и резко дернул его. Пускач завелся с полуоборота, затарахтел.
— Получилось! — Леша улыбнулся. — Теперь будем молиться, чтобы заработал и дизель. — Он повел на себя рычаг.
Что-то заскрежетало. Дизель вздрогнул и секунд десять крутился вхолостую. Товарищи Алексея замерли в напряжении. Наконец мотор чихнул и завибрировал.
— Порядок. Теперь главное — не спешить, дать ему разогреться.
В помещениях станции зажегся электрический свет. Стали нагреваться ТЭНы. Вскоре иней превратился во влагу, заработала система вентиляции, лужицы на полу понемногу подсыхали.
Тем временем Шепелев вместе с другими водителями вездеходов топтался возле старого бульдозера «Т-75» в арктическом исполнении. Им удалось запустить древнюю технику. Илья сел за рычаги и принялся расчищать проходы между модульными домиками.
Ожила и радиостанция. Была налажена связь с внешним миром. Давыдовский и Ерохин смогли доложить своему руководству о положении дел на станции и почувствовали себя гораздо спокойнее.
Через полтора часа повар уже приготовил обед и люди смогли поесть горячего. Помещение, где стояли столы, наполнилось ароматами тушенки, свежего кофе. Звенела посуда, разговоры сделались громкими, зазвучали шутки.
Подкрепившись, Давыдовский с Ерохиным отправились осматривать окрестности. У западной оконечности станции надо льдом и снегом возвышалась небольшая плоская скала. На одном ее отроге высился бетонный постамент, а на нем стоял бюст вождя мирового пролетариата. Владимир Ильич выпученными бетонными глазами смотрел в сторону океана. Зрелище было довольно-таки сюрреалистическим. Капитан и руководитель научно-исследовательской группы, не сговариваясь, усмехнулись.
— Вот же времена были. Переть на край света памятник Ленину!.. Уж лучше бы лишних пару сотен литров солярки или консервов сюда забросили, — проговорил Давыдовский.
— Да уж, Михаил Павлович!.. У меня такое ощущение, будто мы с вами попали в машину времени и вернулись лет на тридцать в прошлое. Вот придем обратно на станцию, и придется вам проводить политинформацию.
На скале, неподалеку от памятника Ленину, виднелось еще одно сооружение. Глядя на него, улыбаться никому уже не хотелось. За незамысловатой оградкой, сваренной из стальных труб и якорных цепей, на металлическом постаменте из ржавых швеллеров и уголков стояли два запаянных цинковых гроба. Они словно зависли между небом и землей.
— Да, времена были!.. — проговорил Давыдовский. — СССР — единственная страна, которая не забирала погибших и умерших полярников домой, а хоронила их таким вот варварским способом прямо в Антарктике.
Ерохин подошел и смахнул рукавом снег с табличек из нержавейки, укрепленных прямо на цинковых гробах. Но прочитать имена полярников он так и не смог. Металл покрывала толстая корка льда.
— Даже не знаю, что и сказать. «Пусть земля будем вам пухом» — нет, эти слова в нашем случае не подходят, — проговорил капитан.
— Мир праху, — нашел нужную формулировку Давыдовский.
— Я не хотел бы мешать вашим исследованиям. Вы и так многое сделали и делаете для команды погибшего судна, — сказал Ерохин. — Обустраивайтесь на станции так, словно моих людей здесь нет, и приступайте к работе. Единственное, на что мы претендуем, — это пользоваться пищеблоком. На складе достаточно каталитических обогревателей, работающих на бензине. Моя команда будет жить на спасательных плотах и в палатках. Я же понимаю, время вас поджимает.
— Спорить не стану. — Давыдовский благодарно улыбнулся.
Мужчины стояли на краю скалы и смотрели на то, как тарахтящий, дымящий бульдозер расчищал взлетно-посадочную полосу для приемки спасательного самолета. Старенький «Т-75», за рычагами которого сидел Шепелев, исправно трамбовал траками снег.
— Ну вот. Жизнь продолжается, — произнес Ерохин. — Скоро я и мои люди уже совсем не будем вас стеснять.
Небольшой городок Рио-Гранде, находящийся в аргентинской части острова Огненная Земля, никогда прежде не видел такого наплыва туристов. Обычно жизнь тут течет медленно. Одни и те же новости перетираются в разговорах неделями, а то и месяцами. Но проведение международного соревнования боевых пловцов подтянуло на этот неприветливый край света множество любителей дайвинга, флотских отставников и просто любопытных. Не каждый же год проводятся подобные мероприятия. Да и боевые пловцы — каста закрытая.
Попасть на соревнования в качестве зрителя — удовольствие не из дешевых. Самая состоятельная публика прибыла сюда на своих яхтах. В небольшом порту трепетали на ветру флаги чуть ли не всех стран мира.
