— Он. Интересный парень. И фотография отличная. Откуда она у вас? — поинтересовался он, возвращая снимок.
Я сказал ему правду или, во всяком случае, часть правды:
— Он сбежал из школы-пансионата, а я частный детектив, которому поручено его найти.
На лице Станислауса отразился страх.
— Я не могу отвечать за то, что делают мои жильцы! — воскликнул он.
— Я вас ни в чем не обвиняю.
Старик, казалось, не слышал моих слов.
— Дайте-ка фотографию, хочу взглянуть еще раз, — попросил он.
Я протянул ему снимок. Едва взглянув на него, Станислаус покачал головой:
— Так оно и есть, я ошибся! Годы… Глаза уже не те… Я никогда не видел этого парня.
— Но вы только что сказали…
— Я ошибся! А вы хороши! Втирали мне очки насчет коттеджа, а в действительности хотели впутать в какую-то историю. Напрасно старались! Со мною такие штучки не проходят — ученые! А теперь катитесь-ка отсюда, не то я позову шерифа.
Только этого мне и не хватало! Я и без того опасался, что уже насторожил преступников и осложнил возвращение Тома. Не отвечая старику, я направился к своей машине.
У подъезда, позади «кадиллака» Хиллманов, стояла синяя машина. Из дома навстречу мне вышел спортивного вида молодой человек. На нем был дорогой костюм, на руке висел плащ из крокодиловой кожи, а под плащом угадывалось что-то тяжелое, по форме похожее на револьвер.
— Не наставляйте свою пушку на меня. Я без оружия.
— Я х…хочу з…знать, кто вы, — слегка заикаясь, сказал молодой человек.
— Я Лу Арчер, а вы?
— Дик Леандро.
— Опустите револьвер, — напомнил я. — Лучше направьте его на собственную ногу.
Леандро опустил руку, плащ соскользнул, и я увидел, что он держит большой старый револьвер. Леандро подобрал плащ и сконфуженно взглянул на меня. Ему было лет двадцать с небольшим. Карие глаза, темные курчавые волосы. Он, похоже, понимал, что привлекателен собой.
— Вы уже здесь, следовательно, деньги тоже здесь, — заметил я.
— Да. Я привез их из конторы несколько часов назад.
— Хиллман сказал вам, кому передать?
Леандро покачал головой:
— Нет, мы еще ждем.
Я нашел Хиллманов внизу» в комнате с телефоном. Они сидели рядом на кушетке около окна, выходившего на площадку перед подъездом. Ожидание как-то сразу состарило обоих. В лучах предзакатного солнца их лица казались пепельными. Элейн вязала, и ее руки двигались быстро и точно, словно жили сами по себе, независимо от их обладательницы жизнью.
Хиллман поднялся и бережно, как ребенка, положил на кушетку сверток, который до этого держал в руках.
— Хелло, Арчер, — тусклым голосом приветствовал он меня.
Я хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, но его взгляд, в котором одновременно читались и боль и одиночество, остановил меня.
— Вы провели долгий и тяжелый день.
Хиллман медленно кивнул, миссис Хиллман всхлипнула.
— Почему тот человек не дает о себе знать? — спросил Хиллман.
— Трудно сказать. Похоже, умышленно нагнетает напряжение.
Элейн Хиллман резко отодвинула от себя вязанье, оно упало на пол. На ее увядшем, но все еще красивом лице появилась гримаса боли.
— Но он держит нас, словно на раскаленной сковороде. Зачем?
— Возможно, ожидает наступления темноты. Уверен, что он скоро объявится. Двадцать пять тысяч долларов — слишком соблазнительная приманка.
— Да пусть он получает эти тысячи, пусть получает больше! Почему бы ему просто не взять деньги и не вернуть нашего мальчика?
— Элейн, держи себя в руках, — посоветовал муж, прикасаясь к ее светло-золотистым волосам. — Бесполезно задавать вопросы, на которые невозможно ответить.
Его слова утешения прозвучали холодно и натянуто.
Элейн провела руками по лицу и в молитвенном жесте прижала их к груди. Она дрожала. Опасаясь, что с ней вот-вот произойдет истерика, я сказал Хиллману:
— Я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз. Мне стали известны кое-какие факты, и вам тоже следовало бы их знать.
— Можете говорить при Элейн и Дике.
Только тут я заметил, что Леандро стоит у двери.
— Я бы предпочел переговорить с вами наедине.
— Меня не интересует, что предпочитаете вы. Здесь решаю я. Говорите.
— Ну что ж, пожалуйста… Вашего сына видели в обществе замужней женщины, некоей Браун. Она блондинка артистического типа, значительно старше его и, видимо, интересуется им из-за денег. Не исключено, что миссис Браун и ее муж причастны к вымогательству.
Элейн, явно шокированная, умоляюще протянула ко мне руки.
— Что значит — «в обществе женщины»?
— Он бывал у нее и неоднократно появлялся с нею в общественных местах. В частности, их видели вместе вчера, во второй половине дня.
— Где? — спросил Хиллман.
— В «Баре на этаже».
— Кто говорил вам об этом?
— Один из служащих бара. Он встречал их там и раньше и назвал миссис Браун подружкой Тома… Их видел и хозяин мотеля, где проживает чета Браунов. Том бывал и там.
— Сколько ей лет?
— Лет тридцать, а возможно, и больше. Очевидно, недурна собой.
Элейн Хиллман подняла на меня глаза, полные ужаса.
— Вы хотите сказать, что у Тома роман с этой… дамой?
— Я только сообщаю факты.
— Ни одному вашему факту я не верю! Это какое-то чудовищное недоразумение!
— Вот именно, — вмешался Дик Леандро. — Том всегда был порядочным мальчиком.
Хиллман молчал. Возможно, потому, что знал о сыне больше, чем другие. Он сел рядом с женой и пододвинул к себе сверток.
— Но главное сейчас не его нравственность, — продолжал я. — Главное — с кем он спутался, что это за люди и что они намерены сделать с ним или, возможно, при его помощи с вами.
— Я что-то не понимаю, — повернулся ко мне Хиллман.
— Мы не должны исключать возможность того, что Том не жертва вымогателей, а соучастник. Вчера его видели с миссис Браун, а тот, кто звонил вам по телефону (это мог быть сам Браун), заявил, как вы помните, что Том пришел к ним добровольно.
Элейн Хиллман уставилась на меня немигающими глазами и голосом, от которого я невольно поежился, проговорила:
— Вы лжете! Я знаю моего сына… Ральф, что говорит этот отвратительный человек?!
— Тебе лучше уйти, Элейн, — сказал Хиллман, обнимая жену. — Пойдем, я дам тебе что-нибудь успокоительное.
Хиллман помог жене встать и, покидая комнату, бросил на меня укоризненный взгляд. Элейн двигалась, как больная, тяжело опираясь на мужа. Сейчас, после их ухода, Дик Леандро оставил свой пост у двери и уселся на кушетку рядом с деньгами.
— А здорово вы проняли Элейн своей трепотней! Она чувствительная женщина и очень строга в вопросах секса. Кстати, она без ума от Томми и не потерпит, чтобы о нем говорили плохое.
— А разве я говорил о нем плохое?
— Да я-то не заметил… В последнее время на Тома свалилось столько неприятностей — эта история с машиной и все такое, а тут еще вы со своей новостью, что он стал завсегдатаем разных злачных заведений.
— Ничего подобного я не утверждал.
— Может быть, но я понял вас… Кстати, где ж… живет эта ос… особа? Кому-то следовало бы навестить ее и допросить.
— Похвальная инициатива! — заметил я.
— Ну, так как же? — не заметив моей насмешки, продолжал Леандро. — Я г… готов.
— Вы принесете больше пользы, если останетесь здесь караулить деньги… Послушайте, а почему Хиллман поручил именно вам доставить сюда эти двадцать пять тысяч? Вы что, старый друг семьи?
— Пожалуй. Я з… знаю мистера Хиллмана с того времени, когда сам был еще вот таким. — Леандро провел рукой на высоте своих колен. — З… замечательный человек. Помог мне окончить колледж, а потом устроил на работу к своему брокеру. Относится ко мне, как отец.
Я не мог отделаться от ощущения, что все это у Леандро напускное. Артист на сцене, да и только!.. А он между тем продолжал:
— Меня ведь можно назвать сиротой. Мои родители разошлись, когда я был совсем маленьким. Отец уехал отсюда. До этого он работал на заводе мистера Хиллмана.
— Вы хорошо знаете Тома?
— Разумеется. Неплохой парень, только чересчур з… заумный. Поэтому-то ребята и не дружат с ним. Не удивительно, что у него постоянно возникают неприятности. — Леандро постучал себя пальцами по лбу. — Это верно, что мистер Хиллман поместил его в каталаж… я хотел сказать — в с… санаторий?
— Вот и спросите у мистера Хиллмана.
Леандро надоел мне. Я подошел к бару и налил виски. Наступала ночь, в комнате быстро темнело. На лестнице послышались медленные шаги Хиллмана. На стойке бара зазвонил телефон. Хиллман вбежал в комнату и оттолкнул меня. Я направился было в буфетную, к параллельному аппарату, но он остановил меня резким окриком:
