В коридор второго этажа вкатилась детская коляска, которую двигала перед собой Лена Миронова.
— Привет, — небрежно кивнула она медсестре, останавливаясь и переводя дух.
— Доброе утро, — отозвалась Кунина. — Ты к Ольге Михайловне? Так она уже скоро должна прийти.
— Мне все равно к кому, — сказала ранняя посетительница, опуская на пол хозяйственную сумку. — Я отказываюсь от ребенка, — огорошила она собеседницу неожиданным заявлением.
Кунина не сразу нашлась, что ответить. Она как-то странно покрутила головой, осматривая плакаты на стенах, словно там можно было прочитать, как вести себя в непривычной ситуации, и только после этого неуверенно произнесла:
— Ты что, никак чокнулась, подруга?
Они были практически одного возраста. Оля всего на три года раньше Лены закончила школу и успела закончить медучилище, прежде чем вернулась в родное село.
— Я нормальная, как никогда, — заверила Миронова, явно намереваясь покинуть роддом.
— Подожди, подожди, — испугалась Оля, придержав ее за рукав. — Я не могу брать на себя такую ответственность, давай дождемся заведующую.
— Ничем не могу помочь, — развела руками посетительница, будто ее это вообще не касается. — Да и некогда мне здесь рассиживаться.
— Нет уж, — стояла на своем медсестра, не отпуская рукав Мироновой, — пока не переговоришь с Тюлениной, не отпущу.
— Можно подумать, от беседы с Ольгой Михайловной что-то изменится, — пожала плечами молодая мама и сделала вид, что готова уступить.
— Вот здесь посиди, — мягким, но не терпящим возражений тоном предложила стул Кунина.
— Слушаюсь, — с иронией в голосе отозвалась посетительница. — Только у меня к тебе маленькая просьба: принеси водички, жарковато у вас, запарилась. — И она замахала рукой перед лицом.
Оля подозрительно взглянула на Миронову, но, преодолев сомнения, молча взяла со стола пустой графин и оставила ее одну. Когда медсестра вернулась, то обнаружила лишь плачущего ребенка.
— Вот дура набитая, — подумала она вслух о себе. — Ведь знала, что сбежит.
Ольга Михайловна Тюленина пришла в крайнее изумление, когда застала Кунину с грудным ребенком на руках.
— Такое впечатление, что мы по меньшей мере не виделись девять месяцев, — все же пошутила она.
— А мне не смешно, — чуть ли не плача ответила девушка. — Подобный случай впервые в моей практике.
— Ну какая у тебя еще практика? — перешла заведующая на серьезный тон. — Излагай по существу.
— Миронова отказалась от сына.
По тому, как сдвинулись брови Ольги Михайловны, было понятно, что и за ее практику такое если и случалось, то крайне редко.
— Она сама об этом сказала? — не до конца верила в происходящее заведующая.
— Откуда бы он у меня тогда взялся? — кивнула на малыша девушка.
Тюленина вдруг вспомнила, как полгода назад к ней обращалась семейная пара по поводу усыновления ребенка, если откажутся родители. В городе на усыновление детей большая очередь, и они тогда обещали солидное вознаграждение за содействие. Но Ольга Михайловна сказала, что в их селе вряд ли возможно, чтобы мать отреклась от своего чада.
— В жизни и не такое случается, — возразил тогда мужчина.
— Я выросла в Пономаревке и всех людей хорошо знаю, — осталась она при своем мнении.
— И все же запишите на всякий случай адрес и телефон, — настоял тот…
— Вот что, Оленька, передашь мальчика сменщице, а я к Мироновой, — отдала заведующая указание медсестре. — Необходимо переубедить ее или оформить все документально.
— Хорошо, Ольга Михайловна, — согласилась девушка, у которой совершенно испортилось настроение.
Невзирая на то, что материнских чувств Миронова к сыну не питала и мысленно уже давно оправдала свой поступок, где-то в глубине души ее мучили угрызения совести, но они были настолько незначительны, что она их практически не ощущала. Лене казалось, что ее главная жизненная ошибка позади и теперь следует более расчетливо распоряжаться дальнейшей судьбой. Она прекрасно понимала, что предстоит трудное выяснение отношений с матерью, но старалась об этом пока не думать.
Горе-мамаша и не заметила, как добралась до дома. Разобранная постель манила к себе, слипались уставшие от бессонной ночи веки.
«Сначала высплюсь как следует, остальное потом», — подумала она, сладко позевывая. И не успела голова коснуться подушки, она так и уснула в одежде.
Настойчивый стук в дверь прервал непродолжительный сон девушки.
«Кому так не терпится?» — пронеслась короткая мысль. Она раскрыла глаза, лишь когда поднялась с кровати.
— Кто? — поинтересовалась уже перед входной дверью.
— Открой, Лена. Это Ольга Михайловна.
— Притащили тебя черти, — прошептала Лена неслышно, одними губами и откинула дверной крючок. — Добрый день, — через силу изобразила она приветливую улыбку.
— Здравствуй, Лена, — сухо поприветствовала ее Тюленина, — у меня к тебе серьезный разговор.
— Проходите на кухню, чайку попьем, — ради приличия, но без желания пригласила хозяйка гостью.
Пока не закипел чайник, обе безмолвствовали, каждая обдумывала предстоящую беседу. Лена вопросительно взглянула на посетительницу, но, так и не дождавшись от той инициативы, начала первая:
— Ольга Михайловна, вы лицо официальное — вам и начинать неприятную беседу.
Тюленина отодвинула от себя чашку с чаем и пристально посмотрела в глаза собеседницы.
— Я не стану давать характеристику твоему поступку, сама понимаешь, — начала она, — только предлагаю, чтобы ты одумалась и забрала сына.
— Предложите то же самое его отцу, может быть, он окажется более совестливым, а для себя я уже твердо решила, что не буду обременять себя лишними хлопотами, — категорично заявила молодая мать.
— Ну что ж, не буду уговаривать, только ты должна взять во внимание мнение Вероники Федотовны, — предупредила собеседница. Преследуя свои цели, она не очень наседала на Миронову и напомнила о бабушке малыша, только честно выполняя формальности служебного долга.
— Я рада, что вы не тратите время на лекцию о морали, — удовлетворенно кивнула хозяйка. — Что же касается моей матери, то решение однозначно остается за мной, и думаю, что смогу ей все объяснить.
— Может, все-таки дождешься ее возвращения? — дала Тюленина последний шанс Лене.
Девушка отрицательно покачала головой.
— Присутствие матери затруднит осуществление моих намерений, а так я только поставлю ее перед фактом.
— Ну что ж. — И Ольга Михайловна развела руки в стороны, давая понять, что сделала все от нее зависящее. — Необходимо оформить отказ официально.
— Вот и нашли общую точку зрения, — вымученно улыбнулась девушка.
— Нет у нас общих точек зрения. — Но тут врач вспомнила вновь семейную пару и подумала: «Почему так бывает в жизни? Тем, которые мечтают иметь детей, не дана такая возможность, а тем, кому они — бремя, пожалуйста». Вслух же произнесла: — Возможно, ты и права, девочка.
Она решила, что если малыш попадет в руки тех людей, он станет куда счастливее, чем останется у горе-матери.
Не забыла Ольга Михайловна и об обещанном вознаграждении. Она раскрыла рабочую папку, достала бумагу и ручку и протянула их Мироновой:
— Пиши.
Лена почесала авторучкой за правым ухом.
— Что именно?
— Под мою диктовку…
Худощавый мужчина среднего роста, с вытянутым утиным носом, с небольшой залысиной позади, с высоким лбом и умными, широко поставленными серо-зелеными глазами вышел за ворота колонии и посмотрел на темную, грозную тучу, заслонившую собой солнце.
«Кажется, дождь будет», — подумал он и широко улыбнулся.
Плохая погода не смогла испортить настроение этому человеку, который спустя много лет обрел долгожданную свободу. Да что там погода! Ураган, вихрь, смерч не отразились бы на его настроении.
Сергей Емельянович Груздев пошел вниз по широкой асфальтированной дороге и остановился, набрав воздух полной грудью. Но внезапный порыв ветра набил его легкие меловой пылью. Мужчина закашлялся и недружелюбно покосился на меловые горы, возвышавшиеся в полутора километрах от зоны, на которых он гробил свое здоровье последние годы. Он опять закашлялся, но затем резко отвернулся, постарался выкинуть кошмарные воспоминания из головы и уверенно зашагал к селению. Через какое-то время удалось избавиться от неприятных мыслей, и несмелая улыбка вновь коснулась его уст.
Уже сидя в автобусе, который вез его в областной центр, Груздев опять предался мрачным воспоминаниям. Первые месяцы пребывания в колонии казались невыносимыми, все дожидался свидания с женой и сыном. Но жена написала в письме, что заболела и приехать не может. Сергей Емельянович ей тогда не поверил и даже затаил обиду, считая, что она просто-напросто решила от него избавиться. Когда же пришло сообщение о смерти Ольги Игоревны, начались запоздалые угрызения совести, ведь Груздев имел возможность помочь семье материально. Не всего состояния лишился он после конфискации. Оставалась заначка, о которой никто не подозревал. Предусмотрительный Груздев втайне от всех закупал золото, драгоценные камушки и складывал их в жестяную банку из-под растворимого кофе.
