— Согласен, тоже утомительное занятие. Где именно? Позавчера, кажется, ты немного вынесла из разговора с миссис Гриффин?
— Почему же? Я так не считаю. В первом месте многого я не добилась. Хотя, наверное, так тоже нельзя сказать.
Открыв свою сумочку, она ухватилась за блокнот неудобного формата и наконец извлекла его.
— Каждый раз я делала заметки. Среди всего прочего я захватила с собой несколько карточек для меню.
— А. И что они дали,?
— Ну, они вызвали целую серию кулинарных замечаний. Вот первое. Кто-то, чью фамилию я уже успела забыть.
— Тебе следует постараться запоминать имена.
— Я стараюсь записывать не столько имена, сколько то, что мне говорят. Меню всех очень взбудоражило, потому что оказалось, что на этом обеде присутствовали многие, и всем очень понравилось. Ничего подобного раньше не бывало, и они впервые попробовали салат из омаров. Они слышали, что в самых богатых и фешенебельных домах его подают после вырезки, но раньше им пробовать его не приходилось.
— О, — протянул Томми. — Это нам ничего не дает.
— Что-то дает, потому что они сказали, что никогда не забудут тот вечер. Я спросила, почему же, а они ответили, что в тот день происходила перепись населения.
— Перепись?
— Да. Ты же знаешь, что это такое, верно, Томми? Она была только в прошлом году — а может, в позапрошлом. Вспомни, они или задают вопросы, или просят заполнить данные и подписаться. Всех, кто находится в твоем доме в данную ночь. Ты же знаешь. Кто спал в вашем доме в ночь на 15 ноября? И ты записываешь, или они подписываются, уже не помню. В общем, в тот день была перепись, всем пришлось говорить, кто живет в их доме. И, конечно, люди, которые присутствовали на званом обеде, обсуждали это. Они сочли такой метод очень несправедливым и глупым, и вообще чрезвычайно неприличным, потому что приходилось говорить, есть ли у вас дети и сочетались ли вы браком, или вы были незамужем, но имеете детей, и все такое прочее. Приходилось рассказывать о себе все, и это было неприятно. Подумать только, в наше время! И они очень расстроились. Не столько из-за переписи, просто, так уж случилось.
— Эта перепись может оказаться полезной, если знать точное число, — сказал Томми.
— Ты имеешь в виду, можно поднять результаты перепади?
— О, да. Думаю, это несложно, если знать, к кому обратиться.
— И они вспомнили, что Мэри Джордан тоже обсуждалась. Все говорили, какой она КАЗАЛАСЬ хорошей девушкой и как все любили ее. И ни за что бы не поверили — ну, ты знаешь подобные разговоры. Потом они сказали, она, мол, наполовину немка, и следовало лучше знать, кого берешь себе в дом.
Таппенс поставила пустую кофейную чашку и откинулась на спинку кресла.
— Есть за что зацепиться? — спросил Томми.
— В общем-то нет, — ответила Таппенс, — но кто знает? Так или иначе, старики знали об этом и разговаривали. Большинство из них слышали эту историю от своих пожилых родственников. Много было рассказов о том, куда прятали вещи и где их находили. Была история о завещании, которое нашли в китайской вазе. Кое-что про Оксфорд и Кэмбридж, хотя мне непонятно, как они могли знать о вещах, спрятанных в Оксфорде и Кэмбридже. Совершенно невероятно.
— Возможно, у кого-то из них был племянник, — заметил Томми, — который увез с собой что-нибудь в Оксфорд или Кэмбридж.
— Возможно, я полагаю, но маловероятно.
— Но конкретно о Мэри Джордан шел разговор?
— Только слухи — никто определенно не знал, что она немецкая шпионка, слышали что-то от — своих бабушек, или двоюродных бабушек, или сестер, или кузин матери, или друга дяди Джона, который служит во флоте и знает все от начала до конца.
— Заходил разговор о том, как она умерла?
— Ее смерть связывали с историей с наперстянкой и шпинатом. По их словам, выздоровели все, кроме нее.
— Любопытно, — заметил Томми. — Та же история в другом изложении.
— Пожалуй, слишком много всего, — сказала Таппенс. — Некто по имени Бесси сказала: «Ну, это еще моя бабушка рассказывала; конечно, она тогда еще не родилась и, я думаю, многое напутала. Она постоянно путалась». Знаешь, Томми, они все говорят одновременно, и все перепутывается. Много говорили о шпионах и ядах на пикнике. Я не смогла уточнить даты, поскольку, естественно, никто не знает, когда произошли события, рассказанные вам бабушкой. Если она говорит: «Мне тогда было всего шестнадцать, и мне было жутко интересно», сейчас уже трудно вспомнить, сколько бабушке лет. Она наверняка скажет, что ей девяносто, потому что после восьмидесяти они прибавляют себе годы, а если ей только около семидесяти, она скажет, что ей только пятьдесят два.
— «Мэри Джордан, — задумчиво повторил Томми, — умерла не своей смертью». Он, значит, заподозрил. Интересно, он поделился своими подозрениями с полицейским?
— Ты говоришь об Александре?
— Да. Возможно, ему пришлось умереть потому, что он слишком много болтал.
— Многое зависит от Александра, да?
— Мы знаем, когда умер Александр, по дате на его могиле. Но что касается Мэри Джордан, мы до сих пор не знаем, когда и почему.
— Рано или поздно узнаем, — сказал Томми. — Надо лишь составить списки имен, дат и данных. Случайное слово — другое может подсказать удивительно много.
— У тебя масса полезных друзей, — завистливо проговорила Таппенс.
— И у тебя, — сказал Томми.
— Да в общем-то нет.
— Есть-есть, — сказал Томми. — Ты заставляешь людей действовать. Отправляешься в гости к старой даме с именинным альбомом, а потом я узнаю, что ты пролопатила массу людей в каком-то доме для пенсионеров и знаешь все о событиях, которые происходили во времена их пра — прабабушек, и дядей Джонов, и крестных отцов, и, возможно, старого морского адмирала, который рассказывал всякие шпионские истории. Стоит нам уточнить несколько дат и навести кое-какие справки, и мы — как знать — можем узнать ЧТО-ТО.
— Интересно, кто были те студенты, которые упоминались — Оксфорд и Кэмбридж, те, о которых поговаривали, что они что-то прятали?
— На шпионаж это не похоже, — сказал Томми.
— Верно, — согласилась Таппенс.
— И доктора и старые священники, — добавил Томми. — Их, пожалуй, тоже можно проверить, но я не вижу, что это нам даст. Слишком много лет прошло. Мы никак не подберемся к сути. Мы не знаем… Больше ничего такого с тобой не произошло, Таппенс?
— Ты имеешь в виду, не было ли за последние два дня покушений на мою жизнь? Нет. Никто не приглашал меня на пикник. Тормоза машины в порядке, в сарае стоит банка садового яда, но ее еще не открывали.
— Айзек приготовил ее на тот случай, если ты как-то выйдешь в сад с сэндвичами.
— Бедный Айзек, — сказала Таппенс. — Перестань наговаривать на него. Он становится одним из моих лучших друзей. Подожди-ка — это напоминает мне…
— О чем?
— Забыла, — проговорила Таппенс, моргая. — Когда ты сказал про Айзека, мне что-то пришло в голову.
— Надо же, — сказал Томми и вздохнул.
— Об одной старой даме говорили, — сказала Таппенс, — что она каждый вечер прятала свои сережки в варежки. Та самая, которая считала, что ее хотят отравить. А еще кто-то вспомнил другую женщину, которая клала вещи в коробочку для сбора пожертвований — знаешь, такую фарфоровую штучку для найденышей и бродяг, с наклейкой. Но, судя по всему, она не предназначалась для найденышей и бродяг. Она прятала туда пятифунтовые бумажки, чтобы у нее был запас, а когда коробочка наполнялась, она забирала ее, покупала другую коробочку, а ту разбивала.
— И тратила деньги, я полагаю?
— Видимо, да. Мой кузен Эмлин любил повторять, — и Таппенс процитировала: «никто ведь не станет грабить найденышей, бродяг и миссионеров. Если кто-нибудь разобьет такую коробку, кто-нибудь обязательно заметит, верно?»
— Ты, когда просматривала книги наверху, не находила там сборники тоскливых проповедей, а?
— Нет. А что? — спросила Таппенс.
— Мне просто подумалось, что какая-нибудь скучная теологическая книжка — хороший тайник. Старая потрепанная книга с вырезанными внутри страницами.
— Ничего такого там не было, — сказала Таппенс. — Я бы заметила.
— Ты бы стала читать такую?
— Нет, конечно.
— Вот видишь, — сказал Томми. — Ты бы не стала ее читать и скорее всего просто выбросила.
— Помню книгу под названием «Венец успеха», — сказала Таппенс. — Аж два экземпляра. Что ж, будем надеяться, что наши усилия увенчаются успехом.
— Что-то мне не верится. Когда-нибудь, наверное, и мы напишем книгу под названием «Кто убил Мэри Джордан?»
— Если узнаем, кто, — мрачно произнесла Таппенс.
Глава 4
Возможности оперирования Матильды
— Чем собираешься сегодня заниматься, Таппенс? Поможешь мне со списками имен и дат?
— Вряд ли, — ответила Таппенс. — Я уже этим занимаюсь. Очень утомительное занятие — все записывать. Время от времени я начинаю сбиваться, верно?
