свою любовь. Понимаете, о чем я? Я могла бы просто развестись с ним и выйти замуж за кого угодно, недостатка в женихах у меня никогда не было. Но я ещё сохранила кое-какие достоинства, в частности, я просто жалею этого человека, он и так несчастен. И понимает, что я молодая, цветущая женщина, и мне просто необходимы отношения с мужчинами. Таким образом, мы с ним договорились вести определенный образ жизни. Именно поэтому несколько раз в год я приезжаю сюда, за своей долей мужской ласки.
– Тогда как можно объяснить скандал с участием некоего партийного чиновника, здесь, в вашем номере?
– Вы и об этом уведомлены! Да, мой муж приехал сюда на воскресенье, без предупреждения, решил просто отдохнуть. То, что в моем номере был полуголый мужчина, его не смутило, но не мог же он при всех здесь признать это? Пришлось играть! Это устроило всех! Столько пищи для разговоров! А ведь все сюда едут именно для плотских, как вы выразились, утех!
– Ну, не все… Взять, к примеру, Маргариту Федоровну!..
– «К примеру»? Так вот это самый плохой пример! Она и вам сумела запудрить мозги! Эта женщина любит не всех мужчин, а только оч-чень молоденьких! Вы знаете, зачем она таскает с собой свою племянницу? Это же ширма! Знакомится наша Маргарита Федоровна с молодым человеком, представляет ему свою Наденьку, а потом затаскивает его к себе в постель. Приехал внезапно муж? Всё шито-крыто! «Вот вам Наденькин ухажёр! А я лишь оберегаю неприкосновенность девицы»! И в этом треугольнике довольны все! Наденьку любвеобильная тётушка одевает, обувает, дает денежки на карманные расходы, парнишка получает свою долю удовольствия, даже берёт уроки жизни и, если надо, в рублевом эквиваленте, благо денег у дамочки «куры не клюют», ну, и сама мадам Ховавчук несказанно довольна. Как вам это? Только нынче Риточке не повезло – нет молодых красивых!.. Не состоялось! Ха-ха-ха! Вот она и льёт желчь на меня! – Шубина резко поднялась со скамьи. – О вас скажу… Если всё же захотите познакомиться со мной ближе, я буду ждать! От таких мужиков просто так не отказываются!
Она направилась к дому, но вдруг вернулась и спросила:
– У вас нет фотографии вашей жены?
– У меня прекрасная память на лица. Зачем вам это? – Андрей Ефимович досадливо поморщился.
– Интересно увидеть счастливую женщину!..
Дубовик смотрел вслед удаляющейся Шубиной с облегчением: одним подозреваемым стало меньше и точки над i расставлены.
Уйти подполковнику не удалось. Едва привстав со скамейки, он увидел быстро приближающегося к нему человека в милицейской форме.
– Здравия желаю! – старший лейтенант козырнул. – Участковый Фоменко Семён Павлович! Позвольте ваши документы!
Дубовик удивленно посмотрел на милиционера:
– Старлей, что-то не так?
– Нет-нет, обычная процедура! Знакомлюсь со всеми впервые приехавшими сюда. – Он стал разглядывать паспорт, листая каждую страницу. – Мне сказали, вы журналист?
– Вас это смущает? – подполковник с интересом смотрел на примостившегося рядом с ним участкового.
Тот, по-прежнему разглядывая паспорт, негромко произнес:
– Товарищ подполковник, я к вам от Ерохина! Опер, который привозил почту, сошел с дистанции – банальный аппендицит. Для всех я сейчас просто внимательно изучаю ваши документы и знакомлюсь ближе с новым отдыхающим. Можно без внешних взаимных симпатий, так даже натуральней. Тем более что меня здесь не особо жалуют. – Участковый говорил быстро, почти без пауз – торопился.
У Дубовика не дрогнул ни один мускул.
– Капитан что-то отыскал для меня?
– Да, но я всё передам вам на словах. Здесь много любопытных.
– Да уж, публика, что надо! – кивнул Дубовик. – Ну, докладывайте, старлей! – Андрей Ефимович для вящей убедительности немного отодвинулся от участкового и смотрел на него свысока.
– Значит так! Первое: Якушев и Салпенник работали до войны в одном отделении НКВД в Москве под начальством Перницкого, был такой последователь Ягоды. Правда, в отличие от своего предшественника остался жив, только ног лишился, передвигается теперь исключительно в инвалидном кресле, да и живет в доме инвалидов. Вся эта троица, по свидетельствам очевидцев, отличалась крайне жестокими методами допроса, зверствовали похуже фашистов… Да… Сейчас они работают в разных сферах. Вернее, работали до своей смерти.
Следующий Хотяев. У него брат прокурор, сам он последние годы метался с одного места на другое, но в основном, по нашему ведомству. Был уличен в связях с несовершеннолетними, но всегда выходил сухим из воды, благодаря своему братцу.
Пригожий… Тот работал в медицинском институте, состоял на хозяйственной должности. На него заводили персональное дело, якобы приставал к студенткам, но оказалось, что пытался помогать самым малообеспеченным девчонкам, каким образом, непонятно, но дело закрыли.
Аида Лисовская была любовницей Салпенника. Собиралась за него замуж. По крайней мере, так она говорила. Жена Салпенника, напротив, отрицала, что у них с мужем готовился развод.
В деле девочки никаких фактов, говорящих об убийстве, не обнаружено. Всё чисто. Дело закрыто, так как отсутствует сам факт преступления.
– Это всё? А вы хорошо запомнили все факты об умерших? – с сомнением посмотрел на участкового подполковник.
– Я об этих людях и так всё знал. Ваш капитан только добавил некоторые штрихи. А про убийство девочки могу вам точно сказать: её убил Хотяев, – участковый, держа паспорт Дубовика, помахивал им, как бы ни решаясь отдать.
Со стороны это выглядело именно так, и Руфина Яковлевна, наблюдающая из своего окна за беседой двух мужчин, решила, что участковый за что-то выговаривает Дубовику.
– У вас есть факты?
– Я видел их вместе незадолго до гибели Маши. Они стояли возле городской поликлиники, и Хотяев что-то выговаривал девчонке, бурно размахивая руками. Она плакала. Когда её не стало, я вспомнил об этом и сходил в поликлинику. Девчонка, как вы уже, наверное, догадались, была беременна. А аборты, если вы знаете, в нашей стране запрещены. Могла бы пойти к бабке, но! кто знает, что лучше! Да и как всё происходило у них, я не знаю. Мать молчит и вряд ли когда что скажет.
– Как думаете, что послужило причиной смерти этих людей? У вас, как я понимаю, есть какие-то свои версии?
– Версия одна – их убили за грехи! Я бы сказал: за дело! А уж, каким образом? Мой мозг тут тупеет. Там, – Фоменко показал глазами наверх, – надеются только на вас. Вы простите, если я скажу что-то не так, но, если бы я знал, кто это сделал, я бы пожал ему руку.
– Мы не имеем права нивелировать себя с преступниками, но не могу не согласиться с вами. А теперь нам пора заканчивать беседу. Запомните некоторые фамилии. Надо будет проверить, не вели ли
