— Ты сегодня не в форме, — разочарованно произнесла Милена, приподнимаясь и поправляя прическу.
— Извини, — сказал я. И добавил: — Я по тебе очень соскучился.
— Не заметно. Наверное, нашел здесь уже какую-нибудь крыску?
— А ты? Чем занималась в Москве ты? Ездила по знакомым?
— Будем ссориться? Начинай.
— Нет. Иди ко мне.
— Вот это уже другой разговор.
И мы вновь прильнули друг к другу. Все-таки мы представляли довольно странную пару, с абсолютно разными характерами и темпераментами, и, по идее, давно должны были разбежаться в разные стороны. Но, наверное, наши магнитные поля были заряжены на «плюс» и «минус», и вот это-то крепко-накрепко и сцепляло наши сердца. Другой такой ненормальной пары не было во всем свете. Взмокшие, уставшие от любви, мы так и уснули обнаженными, держа друг друга в объятиях.
Разбудила меня Ксения, которая накинула на нас простыню, а теперь недовольно отчитывала:
— Сам говорил — час, час! А уже прошло целых два. Где обещанное гостеприимство? Где развлечения? Где хотя бы холодное пиво? Все дрыхнут, как сурки. Марков куда-то ушел. Комочкова не добудишься. Барсуки заперлись. Вы тут как кошки… прости, Господи! Давайте вставайте. Показывайте местные достопримечательности.
— Ксения, скройся! — сказал я. — Дай одеться.
— Эка невидаль! — ответила она, но все-таки удалилась.
Я растормошил Милену, которая сладко потянулась.
— Вставай, голубка нежная. Гости расползаются, как майские жуки.
Пока моя женушка облачалась, я решил удивить ее своей находкой и вытащил из-под кровати завернутые в покрывало мечи.
— Смотри, что мне осталось от деда! Такой штучкой запросто можно отсечь голову. Попробовать, что ли, на Комочкове?
— Прелесть! — сказала Милена, касаясь пальчиком острого лезвия. Но потом, видя написанное на моем лице неподдельное восхищение, добавила: — Дрянь порядочная… Сдай в металлолом.
— Нарочно меня злишь?
— А мне нравится, когда ты расстраиваешься.
— Почему, родная?
— Потому что ты становишься такой… беззащитный. Как черепаха без панциря. И тебя хочется приласкать.
— Дурацкая логика. Подобные черепахи годятся только для супа.
— Значит, я хочу тебя съесть. — И мы опять чуть не оказались в постели.
Стрелки часов показывали половину шестого. Я вышел в зал, взял в руки медное блюдо с деревянной колотушкой, приготовленные заранее, и три раза громко ударил. Гонг означал, что пора пить чай. В чисто английской традиции. Двери комнат стали отворяться…
— Чего гремишь? — спросил заспанный Комочков. — Пожар?
— Наконец-то проснулся, — ответила за меня Ксения. — А где Марков?
— Хозяин, пару чая! — приказал Барсуков.
— Я страшно проголодалась, — заметила его супруга. — Где обещанный поросенок?
— Его съел наш бравый капитан, — сказала Милена. И обернулась ко мне: — Ну, давай, миленький, тащи самовар, чего вылупился?
— Ты ведешь себя бесцеремонно, — отозвался я с некоторой долей обиды, но поплелся на кухню. Кто, кроме меня, накормит эту орду?
Мы все уже сидели за большим длинным столом и пили чай с приготовленным тетушкой Краб клубничным тортом, когда появился Егор Марков, неся в руке мертвую гадюку.
— На болоте убил, — гордо сообщил он, бросая ее на стол.
— Убери немедленно эту гадость! — завизжала Ксения, опрокинув чашку. Казалось, змея все еще продолжает шевелиться.
— А что, не нравится? — удивился капитан. — Смотри, какая прелесть, как шкурка переливается, блестит…
— Ну, ты, Егорушка, совсем того… — поддержал Ксению Комочков. — Ты бы еще дохлую крысу приволок.
— Не было там крыс. Только гадюки.
— А зачем ты вообще потащился на болото? — спросил я.
— Люблю острые ощущения. Это успокаивает мои нервы.
— А как ты ее замочил, сыщик? — поинтересовался Барсуков. — Из пистолета застрелил?
— Нет. Стану я тратить патроны. Палкой по морде. И весь разговор.
— Методы у тебя какие-то… бериевские, — сказала Милена. — Она хоть призналась в чем-нибудь перед смертью?
— Всю малину выдала. Отвезу ее в Москву и сделаю чучело. — Марков взял гадюку за хвост и унес в свою комнату. Потом присоединился к нашему чаепитию с совершенно невозмутимым видом. — Ну, какова будет программа на вечер? — деловито спросил он, отхватив огромный кусок торта.
— Праздничный ужин в десять часов, — ответил я.
— Снова будешь бить в свой медный таз? — усмехнулся Комочков.
— Предлагаю сыграть в карты, — сказала Ксения. — На раздевание.
— Ты этим в Москве занимайся, — остановил ее я. — А здесь наслаждайся природой.
— А вот я не понимаю, как можно ею наслаждаться? Цветочками вашими, травкой, закатом. Все это можно посмотреть в кино, не слезая с кресла. И комары не покусают.
— Ты, Ксюша, чахлое дитя каменных джунглей. Дай тебе волю, ты бы всю землю забетонировала.
— А ты, Вадимка, кактус на подоконнике. Еще неизвестно, когда зацветешь. Так и проторчишь в горшке всю жизнь.
— Отлезь от моего мужа, — вмешалась Милена. — Он хоть и кактус, но уколоть может. Знаешь, какие у него под кроватью мечи лежат?
— Какие? Покажи.
Не только Ксения, но и все остальные стали меня упрашивать, и мне пришлось сходить в комнату и принести свои трофеи. Оружие стало переходить из рук в руки.
— Славная сталь! — сказал Марков, рубанув воздух.
Комочков также махнул мечом, но угодил им по стулу, разрубив спинку.
— Ну, хватит, хватит! — Я отобрал у них мечи, чувствуя, что они изломают всю мебель.
— Пошли, погуляем? — предложила Маша Барсукова.
Мы согласились и через несколько минут вышли на улицу. Я хотел повести их к Волшебному камню — показать самую яркую достопримечательность Полыньи, но потом решил оставить это лакомство на другой раз. Кроме того, уже начинались сумерки, и идти в это время на болото было опасно. И я повел своих гостей к озеру.
— А где все жители? — спросил Сеня. — Никого не видно. Словно мы попали в царство мертвых.
— Они здесь рано ложатся спать, — сказал я. — Другой часовой ритм.
— Так в этом озере утонул твой дед? — произнесла Милена, когда мы подошли к берегу. Она держала меня под руку и прижималась к плечу.
— Да, — мрачно ответил я, и в этот момент над нашими головами сверкнула ослепительная молния, зигзагом расколов темное небо, на которое вновь наползли тучи. Через секунду ударил гром.
— Бежим скорее обратно! — вскрикнула Ксения. — Сейчас начнется жуткая гроза!
— А я люблю плавать в грозу, — хладнокровно отозвался Марков и стал не спеша раздеваться. Скинув одежду и оставшись в одних плавках, он полез вводу. Мы молча наблюдали за ним, зная, что остановить нашего капитана, если он что-то задумал, невозможно.
— Сумасшедший! — встревоженно прошептала Милена.
Марков нырнул, а затем поплыл вдоль берега, делая размашистые гребки и громко отфыркиваясь.
«А чем я хуже его?» — подумал вдруг я.
— Ну, кто еще смелый? — подзадоривая, крикнул Егор.
В это время начался дождь — сначала мелкий, словно бы подкрадываясь к нам, а потом сразу же открылись все краны и на нас обрушились потоки воды. Я уже сбросил с себя одежду и тоже полез в озеро.
— Куда, идиот? — крикнула мне вслед Милена.
Но я плыл к Маркову, не обращая ни на кого внимания.
— Хорошая водичка, — сказал мне капитан. — Теплая.
— Угу! — согласился я, нырнув.
Толща воды сомкнулась над моей головой, и я поплыл с открытыми глазами, всматриваясь в песчаное дно. Глупая мысль закралась в мою голову: что дед где-то здесь, рядом со мной. Что он не утонул, а просто превратился в какую-то большую рыбу, может быть в сома, и лежит где-нибудь под корягой, шевеля усами и поджидая меня к себе в гости. На ужин. Что едят сомы? Мелкую рыбу? Сейчас он встретит меня и пробулькает: «Здравствуй, внучек! У тебя нарядные жабры и плавники. Как я рад, что ты тоже превратился в сома. Вместе нам будет веселее…» Я вынырнул и огляделся. Оказывается, к нам уже присоединились Комочков и Барсуков. Они брызгались друг на друга, а сверху нас всех поливал еще и небесный водопровод. Три женские фигурки, съежившись, стояли на берегу.
— Давайте сюда! — крикнул им Марков. — Здесь посуше!
Первой решилась Милена.
— Только у меня нет купальника, — отозвалась она.
— Ну и что? — подал голос Комочков. — Мы с Барсуком тоже голые плаваем.
— Милена, прекрати! — строго сказал я, но она уже разделась и, обнаженная, ступила в воду.
— Класс! — выразился Марков, нырнув словно дельфин.
Оставшиеся на берегу две грации, оказавшись в меньшинстве, не стали себя долго уговаривать, предпочтя присоединиться к нашей теплой компании. Скинув с себя всю одежду, они поплыли рядом с нами. Над нами сверкали молнии и гремел гром, лились потоки воды, а мы плескались в озере, словно расшалившиеся дети, хотя каждому из нас было под тридцать. Конечно, это было полное безумие — плавать в грозу, но нами овладела какая-то долгожданная свобода, которая никогда не пришла бы к нам в пыльной и загрязненной, будто большая помойка, Москве.
