— А какое отношение к манускрипту имеет Джим? — спросила Патрисия.
Тимоти загадочно улыбнулся:
— Не знаю. Тут могут быть разные хитрые причины.
Джим встал:
— Пойдем, Патрисия. А он пусть обдумает эту версию.
— Иди, я спущусь через минуту, — ответила она. — Мне надо зайти к себе.
Как только Джим спустился вниз, она вернулась к Тимоти:
— Послушай, я хочу, чтобы ты обо всем случившемся рассказал инспектору Ханнасайду. Джим считает это вздором, но я чувствую: ему угрожает опасность.
— Хорошо, я расскажу. Но он мне не поверит. Как всегда.
— Я тебе верю, — утешила Патрисия и вышла, оставив мальчика заниматься перед сном разработкой сложной версии о присутствии в доме таинственного убийцы.
Она двинулась по коридору к западному крылу, где находилась ее спальня, рядом с апартаментами миссис Кейн, и впервые заметила, что коридор плохо освещен. Неподалеку от комнаты Тимоти ей встретилась Маргарет. И хотя Патрисия ни о чем ее не спрашивала, горничная тут же начала объяснять, почему оказалась здесь. Старуха была не в меру любопытна, об этом знали все. Так что догадаться было не сложно. Она подслушивала у двери Тимоти. Дело в том, что единственным источником сведений для Эмили о происходящем в доме была ее преданная горничная. Поэтому Маргарет приходилось шпионить. Так было всегда, а в последние две недели и подавно.
Патрисия приветливо улыбнулась:
— Все в порядке, Маргарет, не надо ничего объяснять.
Впалые щеки горничной вспыхнули.
— Чем меньше полиция станет тут вынюхивать, тем лучше, мисс. Что сделано, того уже не вернешь. Вы извините меня, но то, что мистер Тимоти утопил катер мистера Джеймса, никого не удивляет. Так что нечего сюда привлекать полицейских.
Патрисия вскинула брови:
— Почему?
— А зачем они здесь нужны? Все равно ничего не найдут. Лишь беспокоят хозяйку.
— Но расследование смерти мистера Клемента еще не закончено, — заметила Патрисия. — Быстро не получается.
— Ничего они не раскопают. Да и нет у них особого желания. Только шляются здесь с наглым видом и задают всем вопросы. Но от меня они ничего не узнают.
Патрисия решила, что разговор закончен, и направилась в свою спальню, после чего присоединилась к обществу в гостиной.
В десять часов она, как обычно, отвела Эмили в ее апартаменты и, оставив хозяйку на попечение Маргарет, отправилась с Джимом в сад.
Вечер был ясный и теплый, но удовольствие от прогулки портили шорохи и стрекотания, доносящиеся из кустов. Патрисия понимала, что этим звукам есть разумное объяснение, но ее не покидал страх за Джима, и она настояла, чтобы вернуться в дом.
Сэр Адриан к тому времени удалился в библиотеку, и единственными обитателями гостиной теперь остались леди Харт и Розмари. Когда Джим и Патрисия вошли, Норма сидела за карточным столом, энергично раскладывая пасьянс и одновременно наставляя Розмари, насколько счастливее она была бы, найдя цель в жизни. Розмари почти соглашалась, но в качестве возражения опять выставляла свои воображаемые русские корни. Мол, это делает невозможным для нее сосредоточиться на какой-то цели дольше нескольких месяцев.
Моя дорогая, это все вздор! — воскликнула Норма. — Вы ленивы, вот в чем дело. Попробуйте чем-нибудь заняться ради разнообразия.
— Боюсь, мое здоровье не выдержит. Я одна из тех несчастных, у которых нервы раздражены до предела.
— Слава Богу, мне неведомо, что такое нервы.
Розмари поежилась.
— Да, вам повезло. Я полагаю, что вы не ощущаете атмосферу этого ужасного дома.
— Она существует лишь в вашем воображении, — объявила Норма, быстро тасуя карты.
— Думайте что хотите, но здесь царит ужасная атмосфера. Только чтобы ощутить ее, надо иметь душу.
Леди Харт подняла голову от карт.
— Розмари, вы полагаете, что у меня нет души? А я считаю, что ваше замечание — обыкновенная грубость.
Ее слова застали Розмари врасплох. Она густо покраснела и на несколько мгновений лишилась дара речи. Воспользовавшись ее молчанием, леди Харт добавила, продолжая раскладывать карты:
— Чувствительность, которой вы так не к месту похвалялись, моя дорогая, просто эгоизм в чистом виде. Если бы вы меньше говорили о себе, а больше думали о других, вы были бы не только счастливее, но и приятнее в общении.
— Да, я эгоистка, — спокойно произнесла Розмари. — К тому же необыкновенно темпераментна и непостоянна.
— Вы не только эгоистка, но также бездельница, пустозвонка, нахлебница и дура.
Розмари вскочила, кипя от злости, и воскликнула:
— Смешно! Я просто не могу удержаться от смеха.
— Вот и смейтесь, — кивнула леди Харт.
— Если бы вашего мужа застрелили у вас на глазах, — проговорила Розмари, не заботясь о правдивости своих слов, — вы бы знали, что такое страдание.
Леди Харт помрачнела.
— Мой муж, возможно, вам это неизвестно, умер двадцать лет назад от ран, полученных на войне. Умирал буквально у меня на руках. Так что перестаньте болтать о страданиях. Слушать противно.
Наступила неловкая тишина.
— Иногда мне кажется, что я лишаюсь рассудка, — объявила Розмари. — И никто меня здесь не понимает. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — сказала леди Харт.
Дверь захлопнулась.
— Великолепно, мама, — сказал Джим. Во время этого замечательного диалога они с Патрисией стояли в дверях террасы.
— Вот так надо разговаривать с этой дрянью, — поморщилась Норма. — И она еще смеет говорить мне о страданиях. Она… которая наслаждается, став вдовой. И болтает про какую-то атмосферу. Тьфу.
Патрисия улыбнулась:
— Я не похожа на Розмари, но тоже считаю здешнюю атмосферу тревожной.
— Думаю, доза слабительного поможет избавиться вам от этого ощущения! — резко ответила Норма.
Странно, но этот отрезвляющий совет возвратил Патрисии ее обычное спокойствие. Лежа в постели, она по-прежнему вспоминала разговор в комнате Тимоти. Версия о скрывающемся в доме таинственном убийце ее, конечно, не взволновала, но все-таки лучше, если бы Джим перед сном надежно запер свою дверь.
Дальнейшие размышления еще больше успокоили Патрисию. Вряд ли кто-то решится убить Джима в постели. Его мгновенно опознают. Но вскоре шелест листьев и шорохи за окном опять начали пугать ее, и она подумала, а вдруг Тимоти прав, и стала перебирать в уме всех обитающих в особняке мужчин, пока не заснула.
Патрисии показалось, что она проспала недолго. Неожиданно ее разбудил крик. Она села в постели и включила свет. Часы на прикроватном столике показывали четверть второго. Патрисия хотела выключить свет, решив, что крик ей приснился, но он повторился. Она узнала голос Тимоти. Патрисия вскочила и надела халат. Из коридора отчетливо доносилось:
— Джим! Джим!
Она ринулась по коридору к комнате Тимоти, включила там свет. Мальчик сидел, съеживавшись в постели, устремив вперед горящие глаза.
— Там кто-то есть. Джим, Джим, там кто-то прячется.
— Где? — спросила Патрисия, оглядываясь.
— Там убийца, — сдавленно проговорил Тимоти. — Я видел его глаза. Он там. Я его видел. Джим.
Патрисия развернулась посмотреть, куда был направлен его взгляд, и ничего не увидела. Наконец в комнату вошел Джим, взъерошенный и заспанный.
— Что случилось?
— Я видел его, видел, — пробормотал Тимоти. — Здесь кто-то прячется.
— Ах вот оно что, — пробурчал тот, вглядываясь в лицо брата. — Проснись, дурачок.
Он посветил фонариком, и Тимоти с оханьем очнулся, ухватившись за его руку. Затем завсхлипывал:
— Джим, Джим… там ч-человек в-в м-маске. Клянусь, я его видел.
— Чепуха. Тебе просто приснился страшный сон.
— Да, я з-знаю, но… вот же он…
Патрисия оглянулась. В дверях стоял сэр Адриан в парчовом халате. Тимоти, наверное, испугали его поблескивающие очки. Джим погладил брата по голове.
— Возьми себя в руки. Это твой отец.
Тимоти расслабился, но по-прежнему не отпускал руку Джима.
— Ч-черт, а мне показалось, что это убийца.
— За кого ты меня принял? — поинтересовался сэр Адриан, удивленный подобным заявлением.
— Все в порядке, — успокоил Джим. — Ему почудилось, будто в доме прячется преступник. И ты, Патрисия, пожалуйста, не волнуйся. Мальчику приснился дурной сон.
— Да, конечно, — проговорила Патрисия, сдерживая дрожь. — Бояться глупо. Но я сразу не догадалась, что с ним. Сама только проснулась и ничего не соображала. Я, должно быть, выгляжу ужасно?
Однако вид появившейся леди Харт успокоил ее. У той волосы вообще почти стояли дыбом, а поверх полинялой пижамы был наброшен тропический плащ.
— Привет, Тимоти. Приснился плохой сон?
— Да, мама, мне приснилось, будто по комнате бродит человек в маске. И я страшно испугался.
