– Недостатка в подозреваемых не было.
– Их набиралось слишком много. И это только еще сильнее запутало дело. Мы никогда не узнаем личность убийцы. Мои предположения были хорошо обоснованны, но это были всего лишь предположения.
– Один из портретов Потрошителя, выполненный со слов свидетеля, выглядел совсем как я. Тэрстон потом долго поддразнивал меня из-за этого.
– Уверен, в будущем найдется предприимчивый писатель, который решит, что Потрошителем и вправду были вы, Уотсон!
– Что за нелепая идея, Холмс?!
– Я в это не верю. И если вам это послужит утешением, скажу, что меня самого вымажут той же краской.
– Вы в самом деле так думаете?
– Да.
– Холмс?
– Да, Уотсон?
– Я совсем не чувствую своих ладоней. Вы не могли бы пожать мою левую руку?
– Конечно… так?
– Спасибо… Я почувствовал ваше прикосновение, оно меня несказанно успокоило.
Интерлюдия
– Как он, Люси?
– Странно: у него очень слабое дыхание, как и следовало ожидать, но он все равно не умолкает.
– Бедный старичок.
– Он ни разу не доставлял проблем, с тех пор как появился здесь, не то что другие. Когда я увидела его впервые, он показался мне довольно крепким. Велел, чтобы каждый день ему приносили газеты, но теперь он неделями не притрагивается к ним и больше не спрашивает, чт́о происходит за стенами больницы.
– Думаю, он, как говорится, ушел в себя. Живет прошлым и ничего не воспринимает.
– Ну, вспоминать прошлое не так уж плохо для него, наверное. У него ведь была удивительная жизнь. Он жил в одной квартире с тем сыщиком, очень известным, как его?
– С которым? С Шерлоком Холмсом?
– Да, с ним.
– А я и не знала, что он реальный человек.
– Ну как же, Полли, если доктор Уотсон реальный, значит, и Шерлок Холмс тоже. Так ведь?
– Да, мисс Всезнайка Поллетт, как скажете, мадам!
– А я еще кое-что знаю, миссис Ничего-не-знаю Харрисон.
– Вот как, и что же это? Не говори мне… я сама догадаюсь, не говори… Тебя выбрали Медсестрой года?
– Ну ты смешная.
– Нет? А что тогда?
– Завтра вечером у меня свидание… а у тебя нет.
– Вообще-то мне не хочется никаких свиданий, и уж тем более свиданий с уэльским доктором. Право же, Люси, неужели ты не могла найти себе кого-нибудь получше? И как я слышала, его постельные подвиги не оправдывают ожиданий!
– Ревность, ревность…
– Простите, Холмс, я опять задремал? Вы потеряете со мной всякое терпение, как уже бывало не раз.
– Не беспокойтесь, милый мой Уотсон. В прошлом я грешил этим, но теперь вы можете быть спокойны на этот счет.
– Возможно, я сам давал вам поводы для нетерпения, Холмс. Жаловаться у меня нет причин… почти!
– Мы идеально дополняли друг друга; наши различия никогда не были столь существенны, чтобы помешать нашей дружбе.
– Да, как удачно сложилось, что наши интересы, во многом непохожие, никогда не отдаляли нас друг от друга. Хотя я не мог понять вашего отвращения к регби или крикету, двум благородным видам спорта.
– Следует ли из ваших слов, что фехтование и кулачный бой к таким видам не относятся?
– Нет, вовсе нет, я очень высокого мнения о них обоих. Я с большим удовольствием наблюдал итальянского фехтовальщика Греко в действии во время турнира, который мы с вами посетили. Я даже прочитал по вашей рекомендации книгу Джузеппе Радаэлли об искусстве фехтования на саблях.
– Да, я припоминаю ваши отзывы о книге. Слишком длинная – это был самый положительный эпитет.
– Виню в этом переводчика, Холмс. Наверняка в оригинале книга читается на одном дыхании.
– Так и есть, Уотсон. Это один из лучших учебников по фехтованию.
– Я полагаюсь на ваше мнение, так как мои познания в итальянском всегда были более чем скромными.
– Для меня вершина спорта – это когда двое людей сходятся в поединке. Такое противостояние исконно, честно и дарит наивысшее возбуждение. Командный спорт никогда не вызывал во мне таких ощущений. Я нахожу его поверхностным и скучным.
– В этом не могу согласиться с вами. Регби – весьма страстный спорт, захватывающий, азартный и увлекательный.
– Я совершаю ошибку, вступая в спор на тему командного спорта с тем, кто занимался им, но тем не менее я поспорю. Слишком часто за игрой трудно наблюдать, потому что всех и вся покрывает густой слой грязи. И потом, спортивные мероприятия проводятся в основном в зимнее время, а это не слишком комфортно для зрителей. Нужно ли продолжать?
– Вы настроены видеть только плохое. Спортивный азарт и мастерство игроков с легкостью перевешивают все упомянутые вами неудобства. И не уверен, что вы когда-либо присутствовали на матче регби, так что ваши рассуждения нельзя считать обоснованными.
– Я и с Эйфелевой башни никогда не прыгал, но убежден, что мне бы это не понравилось! И потом, я наблюдал этот помпезный спорт вживую – то был студенческий матч, и больше я ни разу не ходил на подобные соревнования. Даже крикет показался бы мне более интересным зрелищем по сравнению с той игрой.
– Я считаю крикет величайшей игрой. Его правила можно использовать в качестве кодекса чести и по ним мерить свою жизнь. Крикет – это в первую очередь долг и справедливая игра, и так его видят не только в Британии, но и во всем мире. Элегантный, приносящий разрядку, интригующий и, можно даже сказать, занимательный вид спорта.
– Для тех, кто способен посвятить несколько дней своей жизни одному матчу, крикет, наверное, занимателен. Но я подозреваю, что подавляющему большинству людей не под силу высидеть всю игру от начала до конца – уж слишком это утомительно и скучно. Как я понимаю, своей любовью к этому спорту вы обязаны знакомству, пусть и кратковременному, с доктором Грейсом. Случилось это в Балларате, если я не ошибаюсь.
– Да, шел тысяча восемьсот девяносто третий год, и я подумывал о том, чтобы попытать счастья на приисках Балларата. Золотая лихорадка к тому времени уже закончилась, но я оставался в городке вместе со своим кузеном. Он был завзятым игроком в крикет и много посодействовал тому, чтобы в Балларат прибыла команда Уильяма Грейса и сразилась с двадцатью двумя любителями, собранными из окрестных мест. В их числе был и мой кузен. Матч начался сразу после Нового года.
– Как я понимаю, то было одно из первых турне британских команд по Австралии?
– На тот момент британцы уже дважды побывали на этом континенте, но турне на рубеже семьдесят третьего и семьдесят четвертого годов оказалось наиболее организованным. Поле «Истерн-овал» безупречно, даже Грейс признал его самым английским крикетным полем во всей Австралии.
– За то, что на том поле так же часто, как в Англии, идут дожди?!
– Нет, за его ухоженность и красоту. Грейс набрал сотню пробежек. Это такое зрелище, которого я никогда не забуду. Единственное, о чем я жалею, – меня не пригласили участвовать в игре. Скажите, Холмс, вам даже в детстве не доводилось играть в крикет, ни с мячом, ни с битой?
– Играть с кем, Уотсон? Майкрофт, который был на семь лет старше, не допускал никаких совместных игр. Между нами всегда пролегала пропасть. Отец не находил времени на то, чтобы прививать мне любовь к спорту, слишком занят он был самим собой. Хотя с Майкрофтом отец часто бывал заодно, своего младшего сына он едва терпел. Родственной привязанности не питала ни одна из сторон. Моя мать поощряла в нас любовь к прекрасному, проповедовала добродетели познания и искусства, в частности живописи. Она состояла в родстве с французским художником Верне, и искусство, можно сказать, было у нее в крови, и это давало о себе знать благородством натуры. Я не занимался живописью сколько-нибудь серьезно, но способен судить о том, чьей кисти принадлежит тот или иной холст. Если помните, мне удалось назвать художников, чьи работы висели в Баскервиль-холле.
– Я хотел выразить сожаление, но понял, что оно вам ни к чему. Не было никаких предпосылок к тому, чтобы наши спортивные предпочтения хоть в чем-то совпали. Правда, в одном мы с вами всегда сходились – в полном равнодушии к европейскому футболу.
– Это так. Футбол как будто специально создан для того, чтобы выставить напоказ худшие людские качества. Этот спорт разжигает вражду между поклонниками разных команд, и чем дальше, тем сильнее.
– Согласен, но меня всегда озадачивал вопрос: почему именно этому виду спорта сопутствует такое фанатичное противостояние зрителей? Почему некоторые люди испытывают столь острую потребность принадлежать к группе единомышленников и проявлять столь сильную приверженность избранной команде?
– На ваш вопрос у меня нет ответа, Уотсон. Это загадка, которую я не могу решить и на решение которой не стал бы тратить ни минуты своего времени.
