— У нее были мотивы?
— Не знаю. Но найти их нетрудно. Это могут быть личные причины, как, например, ревность. Ведь двенадцать лет назад Гизеле удалось женить на себе принца Фридриха, — ответил Оливер. — Или это было чувство ненависти уже по политическим мотивам, ибо Гизела была главной виновницей того, что Фридрих не мог вернуться в страну и возглавить борьбу за независимость. А может, Зора возненавидела ее за то, что она с самого начала помешала принцу исполнить свой долг. Ведь он должен был стать герцогом Фельцбургским.
— Итак, ответ один: у Зоры были мотивы, старые как мир и понятные каждому смертному. — Генри покачал головой. — Боюсь, Оливер, ты и твоя подзащитная сами создали для себя пренеприятнейшую из ситуаций. Тебе повезет, если ей удастся избежать виселицы.
Рэтбоун-младший молчал, понимая, что отец прав.
* * *
Как он и предвидел, Харвестер весь день допрашивал прислугу из поместья Уэллборо-холл. Видимо, Эшли давно подготовился к этому и послал за слугами еще накануне, как только кончилось вчерашнее заседание. Они приехали ночью, благо из Беркшира ходил ночной поезд.
Подтвердились наихудшие опасения Оливера. На свидетельскую трибуну, один за другим, поднимались горничные, лакеи и другая прислуга. Все были очень серьезны, очень напуганы и облачены в свою лучшую одежду — в ту, в которой по воскресеньям ходят в церковь. Все свидетели были безукоризненно честны в своих показаниях, нервно сжимали руки и смущались.
Гизела никогда не покидала апартаментов, отведенных ей с принцем, говорили они. Никто никогда не видел принцессу за пределами ее комнат. Она никогда не появлялась в кухне. Кухарка, горничная, работающая на кухне, кладовщицы, кондитер, мальчик на побегушках, три лакея, дворецкий и несколько кухонных служанок подтвердили это под присягой, а горничная леди Уэллборо дала показания также за трех других горничных, камердинера и трех прачек. Никто не видел принцессу в коридоре, а там то и дело находился кто-то из прислуги.
Но, с другой стороны, в парке поместья росли тисовые деревья…
— Каждый, кто выходил в сад, мог видеть их и даже трогать руками? — поинтересовался адвокат Харвестер, обращаясь к занявшей свидетельское место экономке по имени миссис Хейнс, приятной и словоохотливой особе с седыми волосами.
— Да, сэр. Аллея тисовых деревьев — любимое место прогулок, когда хочется отдохнуть и побыть одному. За ней открывается прекрасный вид на поля.
— Следовательно, никто не удивился бы, увидев кого-нибудь прогуливающимся в одиночку по тисовой аллее? — осторожно спросил Эшли.
— Да, сэр, не удивился бы.
— Вы когда-нибудь сами видели, как кто-то там прогуливался? Или, возможно, вы слышали об этом?
— Я слишком занята по дому, где всегда бывают гости, сэр, чтобы глядеть в окна и интересоваться, не гуляет ли кто там. Но в погожую солнечную погоду, да еще весной, гости были не прочь погулять в саду.
— Все, кроме принцессы Гизелы?
— Да, сэр, кроме бедной леди.
— Ну а, например, графиня фон Рюстов там гуляла?
— Да, сэр, — осторожно ответила экономка. — Она любила прогулки и никогда не оставалась в доме в хороший день.
— После несчастного случая еду принцу всегда приносили в его спальню?
— Да, сэр, всегда. Он совсем не покидал своих комнат. Иногда просил принести ему только говяжий бульон.
— Кто приносил ему еду, лакей или горничная?
— Лакей, сэр. Подносы тяжелые, это работа лакея.
— Случалось ли так, что, неся поднос в комнату принца, лакей встречал на лестнице или на лестничной площадке кого-нибудь из гостей?
— Да, сэр, такое бывало.
— Когда они встречались, то оказывались близко друг от друга?
— Да, сэр.
— В таких случаях лакей с подносом отходил в сторону, пропуская гостя?
— Конечно, сэр.
— Они могли оказаться так близко друг от друга, что было бы возможным незаметно подсыпать или влить что-нибудь в блюдо на подносе?
— Не знаю, сэр. Но все блюда на подносе накрыты крышками, а сверху еще накинута салфетка.
— И все же такое, по-вашему, возможно, миссис Хейнс?
— Может быть, сэр.
— Благодарю вас. — Харвестер повернулся к Рэтбоуну. — Сэр Оливер?..
Но его оппоненту нечего было сказать, да и возражать он не мог. Ведь Оливер сам доказал, что Фридрих был отравлен, а Эшли удалось убедить всех в том, что принцесса Гизела не могла этого сделать. Рэтбоун был пока не в состоянии назвать убийцу, а назвать имена подозреваемых было бы актом отчаяния. Кинув взгляд на присяжных, Оливер благоразумно решил, что, сделай он это, все могло бы повернуться против него. Он не мог безоговорочно утверждать, что существовал заговор с целью восстановить Фридриха на троне, а это был бы настоящий заговор, так как в этом случае брат Фридриха, принц Вальдо, автоматически мог лишиться права на трон. Но никто в данной ситуации не посмел бы признаться в заговоре, ибо это было бы политическим убийством. Кто-то из горячих приверженцев данной идеи готов был бы пойти на жертву ради самой идеи, но не ради спасения Зоры.
Харвестер улыбался. Ему удалось доказать невиновность Гизелы и таким образом обвинить Зору в клевете. Теперь он предвкушал обвинение графини фон Рюстов в убийстве — пока еще лишь в глазах общественного мнения. Если же Рэтбоуну не удалось бы доказать ее невиновность, то ее ждало наказание и по закону.
К концу дня, как убедился Оливер, опасения его отца полностью оправдались — Зоре грозило стать посмешищем толпы и мишенью для оскорблений.
Когда слушания на этот день закончились и судья и присяжные покинули свои места, репортеры, как всегда, гурьбой ринулись к экипажам, чтобы доставить новости на Флит-стрит к вечернему выпуску газет. Зеваки на улице пялились на принцессу и приветствовали ее криками одобрения и восхищения.
А графине Зоре снова достались брань и угрозы. На этот раз из толпы полетели гнилые фрукты и овощи, а кое-кто замахнулся даже камнями, и несколько их угодило в стену за спиной фон Рюстов. С побелевшим лицом и глазами, полными испуга, она с трудом пробиралась сквозь враждебную толпу к кебу, который заранее заказал Рэтбоун. Он боялся, что если не сделает этого, то толпа не даст им с Зорой найти экипаж. Вот и сейчас раздались угрозы физической расправы.
— Повесить ее! — кричал кто-то. — Повесить эту суку, убийцу!
— Повесить! — подхватила толпа. — По-ве-сить!!! Надеть веревку и повесить!
С огромным трудом, с помощью раздаваемых направо и налево тумаков, Оливеру удалось довести свою подзащитную до экипажа и кое-как усадить в него. Она уже была порядком потрепана и чуть ли не падала в обморок от испуга.
Усевшись рядом с адвокатом, Зора замерла и сидела так, пока кеб продирался сквозь пытавшуюся остановить его толпу. Руки горожан хватали лошадей за уздечки, и кебмен, не жалея, хлестал разошедшихся смутьянов. Кеб то останавливался, то вырывался из толпы, и седоков бросало из стороны в сторону. Рэтбоун, не раздумывая, взял Зору за руку, чтобы удержать ее от толчков, и больше не выпускал. Он молчал, не зная, что сказать. Ему хотелось успокоить подзащитную, заверить ее, что все будет хорошо, что он так или иначе спасет их обоих, хотя сам адвокат смутно понимал, как это сделает. Фон Рюстов не могла успокоить ложь, обман лишь разгневал бы ее.
Графиня с благодарностью, но без всякой надежды посмотрела на него.
— Я не убивала его, — еле слышно из-за стука колес и криков толпы произнесла она, и голос ее был твердым. — Это она убила его!
Рэтбоун почувствовал холод отчаяния.
* * *
Эстер вернулась из суда в подавленном состоянии. Она боялась за Рэтбоуна, и чем больше думала о том, как ему помочь, тем меньше надеялась, что это возможно.
Когда женщина вошла в дом на Хилл-стрит, она дрожала от холода, хотя день был теплый. Медсестра чувствовала себя опустошенной. Ей не хотелось встречаться с Берндом и Дагмарой, но она опасалась, что они уже вернулись из суда. У них был свой экипаж, и они, видимо, решили не дожидаться печального финала, а потому не знали, как Рэтбоуна и Зору встретила толпа, и не слышали криков и угроз.
Поднявшись к себе, чтобы снять накидку, мисс Лэттерли затем постучалась в комнату Роберта.
— Войдите, — немедленно услышала она голос своего пациента.
Открыв дверь, Эстер увидела, что он не один: в гостях у молодого человека была Виктория Стэнхоуп. Олленхайм-младший был не в постели, а сидел в кресле-коляске. Оба посмотрели на Эстер в ожидании новостей. В этой паре не было прежней напряженности; их кресла стояли рядом, словно молодые люди до прихода Эстер о чем-то оживленно беседовали. Она заметила, что Роберт был не столь бледен, как обычно. Осеннее солнце и ветер помогли ему немного загореть на прогулках в саду, а его волосы, падавшие на лоб, стали живыми и блестящими. Пора бы позвать парикмахера, подумала сиделка.
