— Да.
— Однако вы говорили о том, что принцесса никогда не появлялась на кухне. Неужели у нее в спальне был перегонный куб?
— Не думаю.
— Она могла приготовить настой на огне камина?
— Конечно, нет. Кроме всего прочего, это не осталось бы незамеченным.
— Но для этого было бы достаточно огня камина?
— Нет.
— Выходила ли принцесса в сад, чтобы собрать кору или хвою тиса?
— Не знаю. Мне кажется, она не покидала спальню больного мужа.
— Доктор Галлахер, вы не думаете, что у принцессы были средства и возможности отравить мужа? Не говоря уже о мотивах?
— Нет, не думаю.
— Благодарю вас, доктор. — Харвестер повернулся лицом к залу. — Возможно, у графини фон Рюстов есть доказательства этого, но мы ничего о них не знаем. Она предпочитает утаивать их от закона или сама не очень-то в них верит. Если это так, то ее обвинение становится просто клеветой. Это известно графине, и это известно и нам тоже!
* * *
Генри Рэтбоун, как и накануне, был в этот день в суде. Оливер решил навестить его вечером, ибо ему хотелось как можно скорее уехать из города, а главное, подальше от суда и всего, что было с ним связано. Поэтому теперь, холодным дождливым вечером, он ехал к отцу в Примроуз. Улицы были пустынны, и кучер вовсю подгонял лошадей.
После девяти младший Рэтбоун был уже у цели. Он нашел Генри в библиотеке с каким-то философским трудом, в который тот, казалось, полностью погрузился. Но как только Оливер вошел, хозяин дома с облегчением отложил книгу в сторону. Лицо его было мрачным, а взгляд — сосредоточенным.
— Портвейн? — спросил он у сына, указывая на маленький столик рядом с креслом. Там стоял лишь один бокал, но в горке у стены было немало других. В этот непогожий вечер портьеры на окнах были плотно задернуты. Оливер вспомнил, что этим тяжелым, из коричневого бархата, портьерам было без малого двадцать лет.
— Не сейчас, спасибо, — отказался он от вина, сев в кресло. — Позже, возможно.
— Я был сегодня в суде, — помолчав, промолвил Генри, а потом добавил: — Тебе ничего не надо мне объяснять. — Он не поинтересовался, что Оливер намерен делать дальше.
— Я не видел тебя, извини, — ответил Рэтбоун-младший.
Он посмотрел на огонь в камине. Пожалуй, ему следовало бы выпить портвейна, поскольку он продрог больше, чем ожидал. Вино приятно согреет его.
— Я не хотел отрывать тебя от дел, — продолжал отец, — но подумал, что ты все равно захочешь поговорить. Конечно, в суде это было бы проще. Не в том дело, что скажу тебе я, а в том, что скажут люди.
Оливер смотрел на него.
— Ты хочешь сказать, что они целиком на стороне Гизелы… бедной, убитой горем вдовы? Я это знаю. И, судя по складывающимся обстоятельствам, публика права. Монк убежден, что это политическое убийство, и тот, кто совершил его, целился в Гизелу. Это дало бы Фридриху свободу вернуться домой и возглавить партию независимости. Но вышла осечка, и яд достался не тому, кому он был предназначен.
— Возможно, это и так, — ответил Рэтбоун-старший, нахмурив лоб. — Но, надеюсь, ты не произнесешь эту глупость в суде?
— Я не считаю это глупостью, — тут же возразил его гость. — Думаю, Монк прав. Герцогиня люто ненавидела Гизелу, но жаждала возвращения сына, мечтая, что тот возглавит партию независимости и, разумеется, найдет себе другую жену, способную подарить трону наследника. У ее младшего сына тоже нет детей.
У Генри был удивленный вид.
— Мне казалось, что у Фридриха есть сестры, — заметил он.
— Престолонаследование возможно лишь по мужской линии, — ответил Оливер, поудобней устраиваясь в кресле.
— В таком случае в закон следует внести поправку, — раздраженно возразил его отец. — Это намного проще и безопасней, чем убивать Гизелу. Ведь потом придется утешать овдовевшего принца, просить его набраться мужества, быть решительным и готовым для нелегкой борьбы… Но даже и при этих условиях все может оказаться напрасным. Тут можно надеяться лишь на чудо, а отнюдь не на мужчину, потерявшего любимую жену, к тому же неглупого и способного догадаться, кто повинен в ее смерти.
Адвокат молча смотрел на отца. В своих мыслях и догадках он никогда еще не заходил так далеко, как это сделал Генри. До разговора с ним Оливер полагал, что в случае гибели Гизелы принц едва ли заподозрит кого-либо из своей семьи в ее смерти.
— Возможно, это не герцогиня и не Рольф, а какой-то фанатик, представивший себе, что будет, если принц вернется, — предположил юрист, размышляя.
Старший Рэтбоун удивленно поднял брови.
— Считаешь, что таких фанатиков было немало в поместье лорда Уэллборо, причем они имели неограниченный доступ к принцу и подаваемой ему еде?
Оливер благоразумно промолчал.
В камине, разбрасывая искры, догорали уголья. Генри, поднявшись, подбросил новых.
— Кого Харвестер намерен завтра вызвать в свидетели? — спросил он, после чего, пошарив рукой возле себя, нашел трубку и стал рассеянно посасывать ее, забыв раскурить.
— Не знаю, — помолчав, ответил его сын. В голове у него действительно было пусто.
— А ты не допускаешь, что это могла сделать Гизела? — продолжал свои догадки Генри. — Была ли у нее такая возможность… даже если и не было мотивов?
— Слуги, — промолвил Оливер, как бы продолжая отвечать на первый вопрос отца. — Харвестер завтра вызовет для показания весь штат прислуги из поместья Уэллборо-холл. Все они наверняка скажут, что Гизела с тех пор, как случилось несчастье с ее мужем, не выходила из их апартаментов.
— И они будут искренны?
— Да… я думаю, что так.
Старший Рэтбоун вынул трубку изо рта. Он так близко придвинул ноги к огню камина, что подошвы его комнатных туфель начали дымиться, но Генри, погруженный в раздумья, не замечал этого.
— В таком случае принцесса может оказаться невиновной, — согласился он. — Если, конечно, она не носила тисовую настойку в карманах своего платья или не составила план убийства еще до несчастного случая. Но каждое из этих предположений, прежде чем произносить его вслух, должно быть доказано.
— Знаю, — быстро согласился Оливер. — Думаю, это все же была не принцесса.
Они помолчали, прислушиваясь в полумраке комнаты к мерному тиканью высоких напольных часов и уютному потрескиванию огня в камине.
— У тебя горят ноги, отец, — раздумчиво произнес Рэтбоун-младший.
Генри, поморщившись, отодвинулся от камина, сам уже почувствовав, как тлеют носки его шлепанцев.
— Что ж, в таком случае ты должен найти того, кто убил принца, — сказал он сыну.
— Если покушались на Гизелу, то это мог быть Рольф или даже Бригитта, а целью убийцы было предоставить Фридриху свободу и возможность вернуться домой. Также это мог сделать Клаус фон Зейдлиц. В этом случае жертвой должен был стать принц, ну а целью убийства было не позволить ему вернуться.
— Ты еще не доказал, что существует заговор, — напомнил сыну Генри. — Здесь предположениями не обойдешься. Присяжные не вынесут приговор без доказательств.
— Это уже не имеет значения, — грустно промолвил Оливер. — Ведь слушается дело о клевете, и присяжные вынесут лишь один вердикт: виновна. Потому что это так. Я могу попытаться убедить их в том, что Зора сделала это для того, чтобы привлечь внимание к факту убийства принца, и не могла обвинить никого другого, потому что сразу же подумала, что это могла сделать только Гизела. Но в это едва ли кто поверит. Если у графини фон Рюстов попросят объяснения, боюсь, она не скажет ничего вразумительного.
С этими словами младший Рэтбоун встал, подошел к горке, достал из нее бокал, налил себе портвейна и снова сел в кресло.
— Я опасаюсь, стоит ли допрашивать ее как свидетельницу. Она сама себя отправит на виселицу, — вздохнул он.
Генри с удивлением посмотрел на него.
— Прости, — извинился Оливер, поняв, что преувеличивает — он знал, что отец терпеть этого не может. — Хочешь еще вина? — предложил он, протягивая руку к графину.
— Пожалуй, она это сделает. — Старший Рэтбоун, думая о своем, оставил вопрос сына без ответа. — Она действительно способна навредить себе, Оливер. Так что ты должен быть осторожным. Если не сможешь доказать, что был заговор с целью вернуть принца домой, или, наоборот, докажешь существование такого заговора, на Зору все равно может пасть подозрение, что именно она убила принца. Скажи, у нее могла быть такая возможность?
— Да. — Несмотря на выпитое вино, адвокат чувствовал, как у него похолодело внутри.
— Она могла раздобыть кору тиса и приготовить настойку?
— Безусловно. Или достать ее где-нибудь. Собственно, все могли это сделать, кроме разве что Гизелы. Мы до сих пор не знаем, каким образом была раздобыта настойка, а это одна из главных улик, которые могут что-то прояснить. Прислуга уверена, что яд не мог быть приготовлен на кухне. Но, в принципе, Зора, как и любой другой человек, вполне могла приготовить настойку.
