– Хороший ход, – одобрил Пафнутьев.
– Ты думаешь? – удивился Невродов, ожидавший другого ответа.
– Все правильно, Валерий Александрович. Поддержите вы меня, и сразу проступают очертания нашего сговора. А поскольку вы от меня отреклись, то проделанная работа стала выглядеть чище, естественнее.
– Ты действительно так думаешь? – недоверчиво спросил Невродов. И Пафнутьев только сейчас понял, почему прокурор так долго молчал в начале разговора. Нет, он не наслаждался молчанием, он просто не знал, с чего начать.
– Сысцов вас испытывал. Он проверял – не для меня ли вы освободили место... И убедился, что мы не столь испорчены, как он подумал. Я не гожусь в прокуроры, Валерий Александрович. Я еще не все испытания прошел, он не настолько мне доверяет, чтобы...
– Он и мне не очень доверяет.
– Ладно... Кого вы предложили?
– Своего зама. – Невродов не спускал с Пафнутьева маленьких настороженных глазок, пытаясь поймать малейшее недовольство, обиду. Но нет, ничего подозрительного не увидел. Пафнутьев оставался благодушен и улыбчив, слова произносил легко, никакого второго смысла за ними не просматривалось. И Невродов опять насторожился – с чего бы это?
– Пусть зам, – согласился Пафнутьев. – Вы ему доверяете?
– Пока был замом... Доверял. Получив отдельные кабинеты, люди часто меняются на нечто противоположное. Но тут уж ничего не поделаешь. Приходится рисковать. И это, Павел Николаевич... Только честно... Обиды нет?
– Все в порядке, Валерий Александрович, все в порядке... Если мы и дальше будем в одной упряжке, если наш сговор не нарушится от некоторых штатных перемещений... Мне ничего больше и не надо! – заверил Пафнутьев со всей искренностью, на которую только был способен. Но искренность – это было не то качество, которому доверял областной прокурор.
– Да? – переспросил Невродов. – Ну хорошо... Пусть так.
– И тему закрываем, – добавил Пафнутьев.
– Закрыли. Тогда у меня напрашивается еще одни вопрос, Павел Николаевич... Кто следующий?
– Байрамов, – негромко произнес Пафнутьев.
– Что? – удивился Невродов. – Я правильно услышал?
– Байрамов, – повторил Пафнутьев еще тише, и оттого его ответ прозвучал еще тверже.
– Я – пас, – так же тихо произнес Невродов.
– Не понял?
– Выхожу из игры. Анцыферов, ладно, тут можно проиграть, можно и выиграть... Но Байрамов – это нечто другое. Тут выиграть невозможно. Исключено в принципе. Новая формация.
– Мутант? – спросил Пафнутьев.
– Называй его как хочешь... Мутант, кстати, не самое худшее определение.
– Областной прокурор бессилен против торгаша? – уточнил Пафнутьев, пытаясь подзадорить Невродова. Но тот был спокоен и непробиваем.
– Если ты пожелал выразиться так – пожалуйста. И на твой вопрос отвечаю утвердительно. Да, областной прокурор бессилен против торгаша. Павел Николаевич, я тебя должен предупредить... Байрамов играет без правил. Когда тебе покажется, что ты его победил, прижал, уличил и оформил документы... Вот тогда и подстережет тебя главная опасность.
– В чем же она?
– Тебя просто прошьют автоматной очередью. В подъезде собственного дома. На глазах десятков свидетелей. Но в деле свидетелей не будет. Ни одного. А если кто-то решится сказать нечто существенное, прошьют и его. Впрочем, ему могут отрезать голову, как это собирались сделать тебе. Знаешь, что тебя спасло, Павел Николаевич? Сверхчеловеческая ненависть к тебе же... Им ничего не стоило зарезать тебя, пристрелить, сбить машиной. Но им хотелось расправиться с тобой не только раз и навсегда, но и покрасивше, пострашнее... На следующий раз они не будут заниматься этими опереточными постановками в ванной, отрезанной головой, не будут играть ножичком на твоих глазах... Они поступят так, как обычно и поступают в таких случаях. Для тебя это, конечно, будет гуманнее, но итог будет все тем же.
– Неужели все так сурово?
– А ты еще этого не понял?
– Значит, полная обреченность? – продолжал настаивать Пафнутьев.
– Не думаю, что это именно полная обреченность... Но что это обреченность на данном этапе исторического развития, – Невродов усмехнулся, смягчая выспреннюю фразу, – в этом нет сомнения.
– Но с Анцыферовым мы справились?
– Теперь я вижу, что тебе и в самом деле рановато занимать пост прокурора города. – Невродов посмотрел на Пафнутьева почти с жалостью. – Прежде всего, я не могу сказать, что мы уже справились с Анцыферовым. Все впереди. Да, мы нанесли удар, неожиданный и потому производящий впечатление успешного. А во-вторых, мы расправились, если расправились... Со своим же. Ты на чем-то сыграл, я слукавил, Анцыферов по глупости сам подставил бок...
– Неужели все так сурово, – повторил Пафнутьев, но уже без вопроса.
– Скажу тебе, Павел Николаевич, еще одно... – Невродов наклонился к столу, чтобы быть ближе к Пафнутьеву, и проговорил чуть слышно: – Сысцов так просто Байрамова не отдаст. Анцыферова отдал, а его – нет.
– Это догадки или есть основания?
– Областному прокурору не положено опираться на догадки. – Невродов встал, подошел к двери, выглянул в приемную и, закрыв дверь плотнее, вернулся к своему столу. – Так что? Ты не хочешь поменять цель?
– Авось! – Пафнутьев махнул рукой, как бы отбрасывая все страхи, которыми пытался остановить его Невродов.
– Павел Николаевич... Мы с тобой с некоторых пор стали вроде соратников по борьбе... Или по интригам, называй наше сотрудничество как знаешь. Но я стараюсь быть верным соратником. В данном случае моя верность по отношению к тебе заключается в том, что я честно и откровенно предупреждаю тебя о грозящей опасности.
– Это не так уж мало, – неуверенно проговорил Пафнутьев, чтобы как-то откликнуться на торжественные слова Невродова.
– Я знаю, что это и не много... Не надо мне подыгрывать. Ладно, скажу... Однажды я по неосторожности и самонадеянности ткнулся в его владения...
– Во владения Байрамова?
– Да. Именно.
– И что же?
– Моя дочка не вернулась из школы домой.
– Похитили?
– Называй как знаешь. Ее не было всю ночь. Ученица десятого класса. Невинное домашнее создание.
– Так, – крякнул Пафнутьев. – Ваши действия?
– Никаких действий. Я молчал. Не поднимал ни милицию, ни омоновцев. Я даже не позвонил никому, хотя знал, что есть люди, которым я могу позвонить. Ты тоже знаешь эти телефоны. Не позвонил. Утром позвонили мне... Я уже ждал этого звонка. «Ну и что? – спрашивает меня молодой голос с южным акцентом. – Как будем жить дальше?» – «Мирно будем жить», – ответил я, потому что за всю ночь не смог придумать другого ответа. «Поверим на слово, – ответили мне. – Через час девочка будет дома. И совет... Не надо, папаша, подвергать ее таким испытаниям. Она у вас ребенок впечатлительный...» Через час действительно подъехала машина... Такси. Маша вышла из машины и направилась к дому. И уже в подъезде потеряла сознание. Неделю молчала. Сейчас это другой человек... Больше я не подвергаю ее таким испытаниям. – Невродов быстро взглянул на Пафнутьева из-под бровей, словно желая убедиться, что тот все услышал и все понял.
– Круто, – обронил Пафнутьев.
– Больше я не хочу подвергать ее таким испытаниям, – повторил Невродов. – По правилам я могу играть с кем угодно, что бы ни стояло на кону и как бы ни были малы мои шансы. Но без правил – я пас. – Он посмотрел на Пафнутьева с явной беспомощностью.
– Я не знал об этом.
– Об этом никто не знает, кроме тебя. Надеюсь, и не узнает, да, Павел Николаевич?
– Договорились.
– Что скажешь?
– У меня нет дочки, – ответил Пафнутьев.
– Если потеряешь осторожность, если поднимешься из окопов... То у тебя ее и не будет.
– Авось. Я знаю одну очень приличную женщину, которая не откажется помочь мне обзавестись дочкой.
– Шутка, да? Рисковый ты мужик, Павел Николаевич... Хорошо, что я не поддержал Сысцова и не вселил тебя в прокурорский кабинет. А то не знаю, чем бы все и обернулось...
– Да, это было правильное решение. Теперь у меня развязаны руки.
– Развязаны, говоришь? Но ты уже побывал в их власти? И руки у тебя там, как мне помнится, были не очень свободны, они не были развязанными.
– За мной ответный ход.
– Ты его уже сделал.
– Анцыферов? – спросил Пафнутьев.
– Да, это достаточно сильный ход.
– Валерий Александрович... Ну и что с того? Ну сильный ход, ну очень сильный... Их ферзь безнаказанно гуляет по всей доске. Давайте так договоримся... Вы уходите в сторону? Ваше право. У вас есть для этого основания, и не мне сомневаться в правильности такого решения. Принимается. Один вопрос: мешать не будете?
– Готов даже помогать. Помогать, но не участвовать.
– Это прекрасно!
– Ты в опасной зоне, Павел Николаевич. Скажу тебе и следующее... Не исключено, что этот наш разговор вскоре станет известным и Байрамову. Ты понимаешь, что это значит?
