В том, что Ольга сказала правду, я почти не сомневалась. Но тогда выходит, что вместо снотворного в пузырьке был крысиный яд. И Игорь знал об этом.
Вряд ли кто-то другой подменил ядом таблетки.
Игорь был просто обязан увидеть эту подмену, к тому же он сказал, что взял снотворное у Натальи, зачем, спрашивается, если, по словам все той же Ольги, он носил пузырек со снотворным с собой? Значит, крысиный яд в пузырек насыпал он сам. Но зачем? Надо полагать, хотел отравить кого-то. К примеру, ту же Ольгу, раз она была столь настойчива. А шустрая девушка в результате отравила его невесту. Предположим, Ольга подсыпала в коньяк крысиный яд, а Игорь, ничего не зная об этом, дал Крысе снотворное. Это объясняло, почему Крыся не позвала на помощь, почувствовав себя плохо.
Стоило поспрашивать самого Игоря. Но такой возможности я была лишена. Вечером того же дня выяснилось, что Игорь погиб. Возвращаясь из больницы и находясь в шоковом состоянии от потери возлюбленной, он не справился с управлением и на большой скорости влетел в опору моста. На этой истории можно ставить крест, ничегошеньки мы больше не узнаем, раз Игоря нет в живых, а Ольга от своих слов, сказанных мне в квартире, отказалась.
Узнав о гибели Игоря, она буйствовала от горя так, что ее пришлось отправить в больницу. Однако просто забыть эту печальную историю не представлялось возможным, раз она все еще интересовала милицию.
— Как бы на нас всех собак не навешали, — сокрушалась Софья. — Придется самим разбираться, что здесь к чему, если на милицию особых надежд нет.
Милицию, кстати, тоже можно понять: пять несчастных случаев и одно отравление, которое здорово смахивает на самоубийство. О том, что я жаловалась на пропажу крысиного яда, теперь, конечно, вспомнили и прозрачно намекали, что Крыся отравилась сама. Игорь также мог влететь в опору моста по собственной инициативе, потому что считал, что невеста отравилась из-за его измены. В подобной ситуации трудно решить, что для нас хуже: большое рвение органов или их полное равнодушие.
Вот над этим мы с Софьей и ломали головы, сидя на веранде. Макс уехал, чтобы помочь матери с организацией похорон Крыси. Павел исчез, не простясь, когда я была с Крысей в больнице, и это тоже меня беспокоило. Но Павел мог подождать, а вот с разгадкой всей этой истории следовало поторопиться.
— Если Игорь зачем-то носил при себе пузырек с ядом, можно предположить, что он и к остальным убийствам имел отношение, — хмурилась Софья. — К примеру, Хоботов мог узнать о его связи с Ольгой, начал шантажировать, а тот его взял да и утопил.
— И Аглаю тоже он?
— А что? Может, и она знала. А с Алексеем вообще все просто. Тот везде совал свой нос и намеревался погреть руки…
— Он пытался шантажировать меня, а не Игоря, — поморщилась я.
— Может, и его. Почему нет?
— Мы даже не знаем, действительно ли мне тогда звонил Алексей.
— Конечно, он. Все сходится. Менты проверили: он звонил со своего мобильного. Время подходящее.
Не делай такое лицо, лучше подумай, как избавиться от неприятностей. У ментов мы на подозрении, они повышенно вежливы просто потому, что их начальство столбенеет от твоей красоты и знаменитой фамилии. Но ты же понимаешь, это не может долго продолжаться.
— Понимаю, — кивнула я и продолжила:
— Я все думаю о но-шпе. Об этом пузырьке с номером телефона Татьяны. Что-то в этом есть.
— Ну… А что есть?
— Не знаю. Позвони-ка Татьяне и попроси ее приехать.
* * *
Татьяна, несмотря на занятость, приехала на следующий день часов в одиннадцать утра. Выглядела она слегка растерянной, но держалась молодцом.
— Знаешь, я ее всегда недолюбливала, — заметила она с печалью, имея в виду Крысю. — А теперь чувствую себя ужасно виноватой.
— Я тоже, — кивнула я.
— О чем ты хотела поговорить? — тряхнув головой, сменила тему Татьяна.
— Скажи, пожалуйста, ты никогда не виделась с Игорем раньше, до его встречи с Кристиной?
— Нет, — удивилась она.
— Ты в этом абсолютно уверена?
— Конечно. Почему ты спрашиваешь?
Я рассказала ей о баночке с но-шпой с ее телефонным номером и странным поведением Игоря.
— Действительно, странно, — пожала она плечами. — Кстати, несколько месяцев назад мне вдруг позвонил неизвестный. Грозил большими неприятностями. Сказал, что пришла пора расплачиваться за грехи.
— А что за грехи, не пояснил?
— Нет. Предпочел неясные намеки. Это может быть как-то связано?
— Вполне, — кивнула я. — А много у тебя грехов? — спросила я с улыбкой.
— Как у всех: предостаточно.
— И об одном из них знал Хоботов?
— Так вот ты о чем. Тебе рассказал Артемьев?
— Я знаю, что Хоботову Борис указал на дверь и это как-то связано с тобой.
— В юности я сделала ошибку. Хоботов каким-то образом пронюхал об этом. Говорить Борису в глаза гадости о его жене не решался, но написал письмо. Это был откровенный шантаж. Борис в то время рассчитывал получить место главного редактора в одном журнале, для него это было очень важно. Ты же знаешь, как тогда обстояли его дела. Хоботов тоже рассчитывал на это место. Борис не показал мне письмо, но устроил допрос. А убедившись, что в письме правда, отказался от места главного редактора, а Хоботова выгнал. Уверена, это письмо все еще в его бумагах, он же никогда ничего не выбрасывал.
Просто мания какая-то.
— Ты употребляла наркотики? — решилась спросить я, вспомнив, что Софья говорила мне о клинике. Мой вопрос Татьяну очень удивил.
— Наркотики? Господь с тобой. Я их никогда в глаза не видела.
— Что тогда?
Татьяна вздохнула:
— Менты все равно докопаются… А если письмо все еще в архиве Бориса, ты и без меня узнаешь… На втором курсе я родила ребенка и оставила его в роддоме. Наверное, я не очень хороший человек. Я училась в институте, жила в общежитии, а еще боялась, что родители.., отец у меня был очень строгим, а тут ребенок, и его папаша не желал признавать его своим. Что бы я делала одна с ребенком? Впрочем, это пустые оправдания. Просто я никудышная мать. Кристину с Максом тебе сбагрила… Во времена студенчества я дружила со своей сокурсницей, которая через три года стала женой Хоботова. Прожили вместе они недолго, но, наверное, она не удержалась и поведала ему об этой истории. Я-то надеялась, что об этом никто не узнает, взяла академотпуск, пока еще живот не бросался в глаза, и уехала в другой город, подруга туда ко мне приезжала. В такое время человек остро нуждается в сочувствии… Так что свою тайну сохранить я не сумела.
— Это был мальчик или девочка? — спросила я.
— Мальчик.
— И что с ним стало потом?
— Понятия не имею. Никогда не интересовалась. И не хочу. Что мы можем сказать друг другу через столько лет? Надеюсь, ему все-таки повезло в жизни.
— А ты не думаешь, что звонок неизвестного мог быть как-то связан с теми событиями?
Татьяна задумалась, потом пожала плечами:
— Скорее всего, ты права. Кстати, это могла быть Кристина, то есть звонила не она, но.., несколько раз она делала мне странные намеки. Возможно, она рылась в отцовском архиве, надеясь найти там что-нибудь полезное, и обнаружила письмо. Ну вот, теперь ты все знаешь, давай этой темы больше не касаться.
Я проводила ее до машины, а вернувшись, застала в своей комнате Софью с кипой бумаг на столе.
— Татьяна уехала? — спросила она.
— Да.
— Удалось что-нибудь узнать?
— Не было никакой клиники для наркоманов.
Она родила мальчика и оставила его в роддоме. Хоботов узнал об этом…
— У меня тоже есть новости. Прежде всего, никакого письма от Хоботова в архиве Артемьева я не нашла. Если учесть, как трогательно он хранил всякий хлам, логично предположить, что кто-то нашел письмо раньше нас. Хотя Артемьев мог проявить благородство и письмо уничтожить, чтобы никто не узнал тайну его жены. Но в его благородстве я здорово сомневаюсь. Теперь то, что касается Игоря. Вот, взгляни. Его семья переехала в наш город семнадцать лет назад, до этого они жили в городе Отрадном.
— Там, где находилась та самая клиника?
— Тогда эта была районная больница, а при ней роддом. А мать Игоря работала воспитателем в детском доме в том же Отрадном.
— Боже мой… — пробормотала я.
— Заболевание желудка передается по наследству? — спросила Софья. — Это я к тому, что —Татьяна тоже постоянно таскает с собой но-шпу. Думаю, стоит съездить в этот городишко и разобраться во всем на месте.
Сами мы никуда не поехали, а поручили это дело специалистам. Два сыщика из частного агентства провели большую работу, и вскоре мы узнали следующее. Игорь Чемезов был усыновлен своей воспитательницей и ее мужем в возрасте восьми лет.
После этого семья сменила место жительства. Узнав о том, что Чемезов погиб, директор детского дома, который бессменно руководил им двадцать пять лет, разговорился: оказывается, лет десять назад в детский дом наведался некий господин, который проявлял повышенный интерес к судьбе мальчика. По описанию господин был весьма похож на Хоботова.
