Еще бы, Игорь Тегишев — и вор! Тут и до дуэли дело дошло бы!
Другое дело, когда идешь на преступление ради интересов государства. Для поколения Тегишева такое преступление — и не преступление вовсе, а выполнение долга. И при таком взгляде на вещи создание любого вида оружия не преступно, а почетно, Но убийство Маши Крамаровой, его бывшей и, кажется, по сути, единственной настоящей возлюбленной — у Светловой не было никаких оснований не верить его словам, — это случай совсем иной, — Какая редкая вещь! — восхитилась Светлова; и прежде чем попрощаться с генералом, она подошла к этому «чуду».
Он стоял в углу гостиной — маленький пузатый комодик.
— Инкрустация костью, — сдержанно похвалился генерал.
Анна восхищенно покачала головой.
— Прелесть!
— Это очень дорогой антиквариат. Пользуется невероятным успехом. Как только где-нибудь на аукционе появляется что-либо подобное, все ценители сходят с ума.
— А вот это?
Светлову, которая, как говорится, «ни уха ни рыла» не смыслила в такого рода ценностях, по правде сказать, больше интересовал стоявший на комодике подсвечник.
— Тоже на аукционе приобрели?
— Нет. Это Юля недавно купила где-то в антикварном магазине в Европе. Вот, привезла домой.
— У девочки и вкус отличный!
— И тут вы правы, — согласился генерал Аня попробовала приподнять бронзового Меркурия.
— Ну и тяжесть!
— Да! Орехи колоть вполне подойдет.
Светлова понимающе кивнула: с некоторых пор ее интересовали все тяжелые предметы.
* * *
Дело в том, что уголовное дело по убийству Марион Крам, заведенное в Голландии, зашло в тупик. По горячим следам раскрыть его не удалось.
По «не горячим» тоже не получалось.
И постепенно конфиденциальная информация, которую следователи держали в тайне, стала просачиваться наружу.
Тем более что Марион Крам была русской. И это не могло не интересовать газеты.
И Карл регулярно делал для Светловой отчеты о прочитанном.
Самое таинственное заключалось в способе умертвления, необычности способа, с помощью которого Марион отправили на тот свет.
«Явной причиной смерти послужил сильный удар, нанесенный каким-то тяжелым предметом, которым ей размозжили лицо, просто снесли переносицу. Сплошное месиво! И это посчитали, разумеется, очевидной причиной гибели, — подвел итог Карл. — Трудно было не обратить внимание».
— А этот предмет удалось найти? — поинтересовалась Анна.
— Нет.
— Получается, что убийца принес его с собой, воспользовался им — и унес?
— Возможно… Выкинуть не мог! Такую тяжелую вещь вода не унесет, и водолазы, обследовавшие дно канала, конечно, этот предмет нашли бы.
— Может, что-нибудь пропало в доме у Крам?
— По свидетельству ее знакомых, только подсвечник. Его не оказалось в доме.
— Не оказалось?!
— Но загвоздка не в этом. Представьте, что вы наносите удар…
— Не хотелось бы этого представлять…
— Но надо. Для того чтобы смоделировать ситуацию. Представьте, что рядом с вами в комнате человек, которого вы собираетесь ударить. Вы ударите его по голове?
— Возможно…
— А Марион размозжили лицо. И удар нанесен так, как это можно сделать, если человек лежит…
— А она, может быть, и лежала?
— Да, возможно, она просто лежала или спала, отдыхая, на диване, закрыв глаза, и кто-то подкрался. Но в нашем случае есть другое объяснение. Марион лежала потому, что уже была мертва.
В кровавой «каше», в которую убийца превратил ее лицо, были найдены кусочки ткани от скатерти.
Кстати, в эту самую скатерть и был завернут труп.
— Значит, мало того, что Марион лежала во время нанесения ударов, так ей еще и предварительно накрыли лицо? А потом уже ударили?
— Вот именно!
— Да, пожалуй, спать ей надо было очень крепко, чтобы не почувствовать таких приготовлений.
Очень-очень крепко!
— Думаете, снотворное?
— Да нет. Она не спала… Точнее спала, но самым крепким сном, который можно только представить.
Мертвым!
— Вы хотите сказать…
— Когда ей наносили удар, Марион уже была мертва.. Причем смерть ее была самой верной из всех известных — смерть от циана.
— Ее отравили?
— Да, в некотором роде…
— Заставили выпить?
— Нет…
— Она сама? Все-таки она покончила с собой?
А кто-то потом в ярости совершил казнь уже над мертвой?..
— Марион не глотала отравы, и в ее желудке вообще не обнаружено циана.
— То есть?
— Он проник через кожу.
— Как это?
— Тут-то и кроется самое сенсационное, отчего за это преступление так ухватились журналисты.
Пистолет, убивающий цианом, — редкое оружие, которым пользовались в свое время некоторые спецслужбы.
— Вот те раз! Но зачем человеку, имеющему такое профессиональное изощренное оружие… Зачем ему понадобилось еще и заворачивать труп в скатерть и молотить по физиономии тяжелым предметом, словно во время ссоры на коммунальной кухне?
— То-то и оно! Марион Крам убивали дважды.
И второй раз уже мертвую…
— Дважды?!
— И это разные убийства. Одно профессиональное, другое дилетантское.
— Это были два разных человека?
— А вот этого уже, наверное, никто никогда не узнает.
* * *
Аня с головой погрузилась в Интернет. Она изучила прессу за последние несколько месяцев. Ну, конечно, не всю, а лишь те издания, которые специализировались на жизни звезд и, в силу их специфики, могли волновать восхождение Черного Солнца.
Именно так Анна узнала то, что не торопился сообщать ей Игорь Багримович. А именно, что у Юлсу есть жених. Да какой!
Он был настолько известен, что из тех же газет можно было узнать не только его биографию, но даже марку нижнего белья, которое он предпочитает, и что из еды он изволил предпочесть в прошлый вторник на обед.
Эмерик Монтлор. Молод, красив, знаменит.
И что любопытно, строгих, почти старомодных правил. Не курит, не пьет, обожает свою маму.
Так, в одном интервью Эмерик, в частности, заявил, что женится только на девушке, к которой с одобрением отнесется его семья. Потому что у молодого человека из старинного рода, насчитывающего не одно поколение, безусловно, должны быть перед этим родом обязательства. Столько предков заботились о чести представителей генеологического древа, что ему, Эмерику, уже просто не остается выбора — заботиться или не заботиться.
Разумеется, ответ однозначен!
«И он, надо полагать… — Светлова хмыкнула, — конечно же, заботится».
* * *
Эмерик Монтлор, один из самых преуспевающих менеджеров модельного бизнеса, возглавляющий жюри отборочного конкурса, которое раз в году устраивало знаменитое парижское агентство, судил строго и беспристрастно. Он не должен был подсуживать, чтобы заполучить очередную красавицу. Эмерик сам был молод и красив. Даже если бы он и «засудил» кого-то, начинающая модель все бы простила ему, а выбывшие, по его вине, из конкурса девушки готовы были пойти за ним, как юные крысы за волшебной дудочкой…
Эмерик был очень молод для своего высокого положения и очень красив. Это волновало конкурсанток и привносило изюминку в проведение конкурса. Судьба юной красавицы на сей раз зависела не от решения какой-то «старой жабы», которой надо во что бы то ни стало понравиться — а потом просто потерпеть холодные руки и старческое брюзжание — ради карьеры. На сей раз судьба юных красавиц, что не так уж часто случается, зависела от «принца».
Это придавало атмосфере конкурса дополнительный ажиотаж. Красавиц не надо было уговаривать стараться. Объяснять им, как важно, чтобы от них исходило столь важное в модельном бизнесе «сияние». Они и так сияли, поскольку им хотелось не просто понравиться менеджеру.
Им хотелось понравиться именно Эмерику. И они излучали — каждая по-своему — тот особый шарм, который придает девушке чувство влюбленности, который нельзя сыграть, изобразить. Можно притвориться влюбленной, но сияние влюбленности сыграть невозможно.
Никогда еще не было на подиуме столько звезд одновременно, ибо девушки выходили на подиум влюбленными!
К тому же Эмерик был, что называется, хорошего происхождения. И придерживался старомодных правил, которые привили ему семья и воспитание. Главное, он обладал чувством ответственности, к которому обязывало происхождение. Правда, не всегда продолжатели старинного рода в наши дни обладали столь славными достоинствами.
Говорили, что в своих связях Эмерик крайне разборчив. Что уж говорить о женитьбе! О том, как он будет взыскателен, когда дело дойдет до брака. До того момента, когда он станет выбирать не просто подружку, а мать своих будущих детей.
То есть девушкам скорее следовало бы ориентироваться на пример Шиффер с ее немецкой добропорядочностью и привычкой слушать папины-мамины советы, Шиффер, самым главным грехом которой — и пороком! — была любовь к шоколаду. Чем на Наоми Кэмпбелл, любительницу напиваться и принимать участие черт знает в каких вечеринках. Не говоря уж о пристрастившейся к наркотикам Кейт Мосс.
