То есть девушкам скорее следовало бы ориентироваться на пример Шиффер с ее немецкой добропорядочностью и привычкой слушать папины-мамины советы, Шиффер, самым главным грехом которой — и пороком! — была любовь к шоколаду. Чем на Наоми Кэмпбелл, любительницу напиваться и принимать участие черт знает в каких вечеринках. Не говоря уж о пристрастившейся к наркотикам Кейт Мосс.
* * *
Эмерик выбрал Юлсу. И не только — как глава жюри — в финал конкурса модельного агентства. Он выбрал ее как юноша выбирает девушку, как выбирают суженую.
Роман развивался быстро, как и все, что имеет хоть малейшее отношение к модельному бизнесу.
Очень скоро Юлсу познакомила жениха с отцом, Эмерику понравился ее отец.
Русский генерал. Почтенный, седоусый. О таких писал Бунин. Эмерик был образован и знал о лауреате Нобелевской премии Иване Бунине, которому Франция стала когда-то убежищем.
Юлсу была рада, несказанно рада. Ее мать, еще будучи живой, любила повторять, что особенно удачные и прочные браки бывают, когда друг другу нравятся не только избранник или избранница, но и родители. Тогда исключаются столкновения родственных кланов, потому что неприязнь к клану родственников, так или иначе, рано или поздно переносится и на их представителя. Того самого избранника, для которого было сделано исключение. Недаром говорят, что семья — это сшибка кланов.
Но Эмерику понравился отец Юлсу.
— Можно я буду называть вас «мон женералъ» ?
Мой генерал, — улыбнувшись, сказал он ее отцу.
И генерал улыбнулся в ответ.
С первой же минуты между отцом и женихом установились открытые и сердечные отношения.
Юлсу таяла от счастья.
Кстати, имя Юлсу придумал отец. Так он называл ее в шутку еще ребенком.
Потом, когда ей пришлось, недоучившисъ, уйти из школы в Милфилде и она попробовала карьеру модели (удивительные фотографии, сделанные фотографом Локтевым, не оставили равнодушным менеджера знаменитого парижского агентства!), понадобилось сценическое имя. Менеджеры решили, что «Юлия» — слишком банально. «Тем более, — говорили они, — вы жгучая брюнетка — редкость среди моделей-блондинок, традиционно преобладающих на подиуме. И неплохо бы подчеркнуть восточный аспект…»
Тогда Тегишева и вспомнила о своем детском прозвище.
Так на свет появилась Юлсу.
Век модели недолог. Время в этой профессии спрессовано, словно в другом измерении. За полгода тут достигают вершин, на одоление которых в других профессиях требуются годы. Красота скоротечна. Это продукт скоропортящийся — и надо торопиться.
Почти по мановению волшебной палочки — так быстро все произошло! — она превратилась из обычной девочки, которая боялась, что ее с позором, уличив в анорексии, выгонят из школы в Милфилде, в звездочку.
Превратилась в красавицу, уверенную в себе.
Юлсу разительно преображалась на подиуме. Сцена действовала на нее волшебно. Там, под взглядами множества людей, она становилась красавицей и победительницей.
Те, кто знал Юлсу, не переставали удивляться этому свойству девушки.
Вот только что сидела, ссутулившись, за чашкой кофе — спутанная челка на глаза, потухший взгляд — пройдешь рядом, не заметишь! «Серая Шейка»…
Но вот вспыхнули фотообъективы папарацци — и спина девушки гордо распрямилась, взгляд засиял. Принцесса!
На подиуме, на съемках — при блеске софитов, при вспышках фотокамер она преображалась. Скромная девочка становилась Юлсу — Черным Солнцем подиума.
Опытные люди в модельных агентствах говорили, что это свойство настоящего дара. Признак таланта истинной топ-модели, которая достигнет всех мыслимых вершин своей профессии! Что у нее еще так много всего впереди!..
* * *
И вдруг ее карьера оказалась на краю катастрофы.
Все началось с письма, неожиданно полученного из Амстердама ее отцом.
Генерал пробежал его глазами — и лицо Тегишева потемнело. Несколько минут он сидел в немом оцепенении. Потом поднялся, пошел в спальню, к столу, где у него всегда стояли наготове лекарства от сердца.
Зачем Юлсу это сделала — зачем тогда взяла в руки это письмо ? Ведь она была всегда хорошей девочкой. И просто невозможно было раньше представить, что она способна на такое. Никогда бы прежде ей и в голову не пришло прочитать чужое письмо. Папино письмо!
Наверное, все дело было в том, что она испугалась.
Она никогда еще не видела раньше, чтобы ее отец так нервничал. У него было лицо человека, получившего наихудшую из вестей. В соседней комнате звякнул бокал, повеяло запахом корвалола.
Юлсу протянула руку и, быстро схватив, поднесла к глазам оставленное отцом на столе послание.
Сначала она ничего не поняла.
Но все запомнила, у нее всегда была превосходная память. Она будто считывала все, как компьютер…
И ту т вобрала в себя скупую информацию, содержавшуюся в этом маленьком листочке, пришедшем из Амстердама, еще не расшифровав ее. Просто — «перекачала в свою память».
Теперь вся ее жизнь только и состояла из того, что она постоянно расшифровывала намеки Марион Крам, содержащиеся в ее письме к отцу.
А то, что она угрожала обнародовать в прессе, если генерал не откупится от ее шантажа астрономической суммой, было и в самом деле серьезной угрозой репутации генерала.
Отец же, видела Юлсу, быстро успокоился и, казалось, совсем забыл о том письме.
Это вообще вошло в привычку русского человека, как в тех пословицах: «Собака лает, а караван идет…», «Кругом столько грязи…», «Все замараны» и т, д. Не стыдно… Словом, обойдется.
Чего нельзя было сказать о Юлсу. Существенная часть ее жизни прошла за границей. Там она стала взрослой, выросла, сформировалась под влиянием тамошних правил и представлений о жизни. А здесь, в России, иначе относились к проблеме «замаранности».
Сама бы она скорее всего пережила это, как отец.
Но в ее жизни уже появился Эмерик.
И было даже страшно представить, что произойдет, если он узнает о чем-то, хоть отдаленно напоминающем то, что было написано в этом страшном письме. Если подобные подозрения хоть в малой степени коснутся «мон женералъ». Ее безупречного папы.
«Бунинского» седоусого генерала…
Обхватив руками голову, Юлсу раскачивалась, сидя на постели. Неумытая. Неприбранная. Отчаянно ломавшая голову над тем, как все уладить. Неужели нет способа спастись от всего, что свалилось на нее?!
Да ей просто не по силам выдержать все это! Столь страшный груз все-таки должен сваливаться на человека избирательно, по крайней мере после того, когда его плечи хоть немного окрепнут!
А ведь она еще, по сути, маленькая.., маленькая девочка!
Ей страшно и тяжело. И она один на один с этой бедой. Может, все-таки следует поговорить с отцом?.. Нет. Известно заранее, что он скажет:
"Не бери в голову! И хрен с ним, с этим твоим Эмериком… Подумаешь, красавец… Я тебе другого жениха найду… Своего! Еще красивее… Будем мы еще перед ними оправдываться… Перед этой заграницей…
Они для нас, а не мы для них… Подумаешь, богатый…
У нас и своих денег хватает!"
Но ей не пережить, если она потеряет Эмерика, если он отвернется от нее.
В этом все дело.
* * *
Юлсу не боялась ни статей русского журналиста Зворыкина, ни шантажа Орлова-Задунайского. Все, в чем они обвиняли генерала, все это было не правдой.
Но она потеряла голову, когда прочитала письмо Крам. Бактериологическое оружие было реальностью.
Еще девочкой Юлсу знала об этом из разговоров в отцовском кабинете. Под дверью этого кабинета она простаивала когда-то, в детстве, тайком, столько часов.
* * *
Это были главные впечатления ее детства. Освещенный кабинет, запах табака, коньяка, нарезанного лимона.
Отец и его гости, их разговоры.
И ее заледеневшие босые ноги, когда она маленьким привидением, в длинной ночной рубашке, стояла под дверью отцовского кабинета.
Она обожала эти подслушивания!
Отцовская жизнь, подробностями которой он, конечно же, не собирался делиться с маленькой девочкой, казалась Юлсу маняще таинственной, значительной и удивительной, как кино.
И она покорно укладывалась в девять часов вечера в свою постель с расчесанными, расплетенными на ночь длинными волосами, выпивала молоко, обнимала плюшевого мишку, закрывала — искусно! — глаза…
