И она покорно укладывалась в девять часов вечера в свою постель с расчесанными, расплетенными на ночь длинными волосами, выпивала молоко, обнимала плюшевого мишку, закрывала — искусно! — глаза…
И даже дышала, как и полагается по-настоящему спящему человеку, когда отец приоткрывал дверь детской, чтобы проверить, заснула ли она.
А потом, когда приходили гости, выскальзывала из постели, темным коридором пробиралась к отцовскому кабинету и замирала маленьким привидением под дверью.
Один из таких подслушанных под дверью отцовского кабинета разговоров Юлсу и вспомнила теперь, прочитав письмо этой шантажистки Марион Крам.
Вспомнила так ясно, будто слышала его вчера. Когда что-то позарез нужно, наша память способна извлечь из своих глубин на поверхность такие удивительные, казалось бы, напрочь забытые сведения!..
" — Ты знаешь, бесшумного оружия не бывает… Ну, раньше, во всяком случае, не было… Звук можно было приглушить.., но профессионал этот звук все равно ни с чем не спутает.
— А как же тогда ?
— Да все-таки находили выход. Вот, полюбуйся!"
Она видела в щелку, как отец подошел к застекленному шкафу, открыл его ключом и достал пистолет.
" — На первый взгляд, кажется, ничего особенного, верно?
— В общем, да…
— Но это, знаешь ли, знаменитое оружие. Легендарное в какой-то степени! Самая громкая ликвидация в тридцатые годы произошла с помощью именно этого оружия. К нему нет пуль.
— Тогда что, газ?
— Хм.., не смеши! Стал бы я хвалиться каким-то банальным газовым пистолетом!
— Пожалуй, не стал бы. Тогда в чем подвох?
— Циан!
— Ого! Так, значит, то знаменитое устранение резидента ? Но это же.., классика!
— Именно! Такие штуки изобретали в тридцатые годы — спецслужбы тогда славно поработали! Чего только не наизобретали. Устранять «объекты» приходилось от Мексики до Берлина. И нужно было оружие. Особое! Которое неслышно и эффективно… Устраняет… Убивает точно, без промаха.
Мне подарил один человек… Кто — не скажу".
У Юлсу тогда закоченели ноги, но она все еще стояла под дверью и слушала, почти не дыша.
Как оказалось теперь, спустя много лет, не зря, не впустую.
Детей в соответствии с укоренившимися предрассудками принято считать несмышленышами. То есть глупыми. Но ведь ум — врожденное свойство: или он есть, или его нет. Отсутствовать или приобретаться может только опыт. А дети все разные: попадаются, действительно, глупые, но ведь есть и очень даже умные.
Поэтому постоянная ошибка взрослых заключается в том, что они самонадеянно это не учитывают.
Ум — это то, с чем рождаются.
Дурак может приобрести опыт, но не ум. А умный ребенок может многое.
Кроме того, дети много времени проводят в одиночестве. Они исследуют свою квартиру пытливо и последовательно. Они изобретательны — и для них не существует преград.
«Классические» банки с вареньем, которыми лакомились шалуны из прошлого и которые пустели несмотря на то, что бабушка закрывала буфет на замок, — это пустяки по сравнению с тем, на что способны нынешние отпрыски.
Для детей, как и для мошенников высшего класса, не существует закрытых дверей.
Стоит ли говорить, что Юлсу давным-давно, с той поры, когда еще играла в куклы, научилась открывать тот шкаф, в котором генерал хранил свой знаменитый пистолет.
И позже, когда опасное оружие перекочевало в генеральский сейф с секретным кодом, она тоже отлично умела до него добираться.
* * *
— Алло! Что?! Вы снова хотите меня видеть?
Генерал нахмурился.
— Ну, хорошо. Надеюсь, что это встреча будет последней?..
Тегишеву было непонятно, по какому праву эта Светлова вошла в его жизнь, все в ней перевернула — и вот теперь снова звонит и требует новых объяснений.
Генерал разговаривал по телефону со Светловой и хмуро рассматривал подсвечник с бронзовым Меркурием.
Сейчас он вдруг вспомнил, что это случилось в августе. Вспомнил, как Юлсу поставила подсвечник — этого бронзового Меркурия на каминную полку. Она тогда вдруг неожиданно прикатила к нему на дачу — запорхнула из своей Европы.
Генерал залюбовался тогда подсвечником: бронзовый мальчик с крылышками и изящные бронзовые щиколотки в отсветах огня. Кубическое основание, поддерживающее витой столбик-колонну…
— Нравится? — спросила дочь.
— Очень! Это тебе подарили?
— Купила. В антикварном магазине.
— Это мне? Спасибо.
— Правда, красивый?
— Очень.
* * *
Именно сейчас генерал вспомнил и весь тот разговор с дочерью, и едва заметную, странную улыбку Юлсу, когда она посмотрела на поблескивающего бронзой изящного Меркурия.
Вспомнил именно сейчас, когда его опять собиралась посетить эта настырная молодая женщина, Анна Светлова.
* * *
— Вам — да, согласна, были не страшны угрозы Марион Крам, — сказала Светлова генералу. — Вам не страшны, а другим?
— Это кому же, интересно?
— Ну, тому, кто мог воспользоваться вашим особенным оружием. Пистолетом, распыляющим циан?
Знаете, этакое экзотическое доступное спецслужбам оружие…
— Ну, допустим, оно у меня есть. И что из того?
— Вы же не давали его поиграть кому-то из знакомых, правда? И хранили его в сейфе? Очевидно, немного людей на свете, которые вообще осведомлены о нем. Ведь так?
— Ну, допустим, что так.
— Раз, два — и обчелся, да?
— Ну…
— Давайте считать. Один — это вы.
— Раз — это я, — о чем-то вдруг задумавшись, автоматически повторил Тегишев.
— А два?
— Два… — Тегишев устало потер виски. — Вы имеете в виду того, кто знал, что этот пистолет лежит у меня в сейфе?
— Да.
— И знал бы код?
— Да.
— Да вы с ума сошли! — Тегишев тяжело опустился в кресло. — Как вы смеете?
— Известно, что накануне смерти Марион Крам посетила некая особа женского пола… Русская.
— Замолчите немедленно! Или я…
— Или — что вы?..
— Или я не знаю, что с вами сделаю!
— Мне кажется, вы вообще не знаете, что вам делать, Игорь Багримович. И не только со мной.
Светлова не успела договорить: вдруг затренькал сотовый телефон Игоря Багримовича Тегишева.
— Слушаю.
Аня смотрела на лицо генерала и видела, как оно становится напряженным, тревожным. Но не просто тревога охватила генерала. Страшная тревога… смертельная. Он побледнел.
— Я немедленно выезжаю! — бросил Тегишев в трубку.
— Что-то случилось? — спросила Анна.
— Прошу, мадам, на выход! И всего наилучшего.
Надеюсь, больше никогда вас не увижу. — И генерал бесцеремонно выставил Анну за дверь своей квартиры.
Ничего не оставалось, как повторить уже знакомый трюк.
Светлова сделала вид, что оскорбление удаляется, а потом тут же на цыпочках вернулась и замерла перед дверью.
Генерал же делал то, что делает любой торопящийся человек: он одевался в прихожей и одновременно говорил по телефону:
— Да, да, вылетаю! Первым же рейсом! — услышала Светлова его командирский, по-военному четкий голос.
— Да, да! Уже вечером я буду в Париже. Да.., на улице Эдинбург.
* * *
После первого своего визита в Линибург Инна Гец и Аня занялись важным делом — они «соображали», как побыстрее для Светловой и Ладушкина раздобыть мульти-Шенгенские визы…
Но, как говорится, шутки в сторону. Было понятно, что дело принимало прямо-таки «международный характер».
Только теперь Светлова убедилась, как они с Инной были правы и предусмотрительны.
Но, подумав и посовещавшись с Ладушкиным, решили, что в Париж вслед за генералом полетит все-таки Гоша.
Потому что у него, в силу опыта работы в агентстве «Неверные супруги», накопилось больше умения незаметно «висеть на хвосте». И он неплохо, оказывается, знал Париж и очень неплохо — французский.
— Откуда, Ладушкин?
— Откуда.., откуда? — обиделся Ладушкин. — Да я три года телохранителем был у одного бизнесмена, который во Франции свои дела вел. Мы из Парижа не вылезали. Хочешь не хочешь — язык выучишь. Это уж я потом, когда он разорился, подался к «Неверным супругам».
И Ладушкин улетел вслед за генералом, с обещанием сразу же, по приезде, как только что-то узнает, позвонить.
* * *
— Ну что?! — просто «впилась на расстоянии» в Ладушкина Анна, когда в трубке раздался наконец его голос.
— Генерал сразу из аэропорта поехал в больницу.
— А кто там у него в больнице?
— Кто? Его дочь.
— Юля?
— Ну, можно сказать и так. Здесь ее называют, как на подиуме.., сценическим именем — Юлсу.
