Миллер медленно, очень медленно поднялся по ступенькам на самый верх. Там чуть-чуть постоял, неторопливо оглядываясь вокруг. Как бы определяясь на местности… Затем наклонил ко мне голову.
— Артур, Карл предупредил меня, что у вас от высоты может закружиться голова, но вам не стоит так уж бояться, — тихо произнес он. — На самом деле все куда проще. Следуйте за мной ровно в трех шагах. Старайтесь не поворачивать голову ни вправо, ни влево. Смотрите только перед собой, и никуда больше. Я первым сделаю всего три шага и немного подожду, чтобы у вас глаза привыкли к темноте.
Его любезное предложение, признаюсь, было мне приятно, однако несколько излишне, поскольку после мрака, в котором мы довольно долго сидели там, внизу, лунный свет казался мне ярче солнечного дня. Я почти не сомневался, что нас наверняка увидит кто-нибудь с земли, сообщит охранникам, и те начнут стрелять в нашу сторону на поражение. Фишер, очевидно, подумал то же самое, так как наряду с тяжелым дыханием я услышал за свой спиной его тихое, но достаточно отчетливое ругательство.
На секунду желтые зубы Миллера оскалились в волчьей улыбке, затем он медленно направился мимо трех куполов, по направлению к «Залам ожидания „белых“ евнухов». Там расстояние между кромкой крыши и куполами было около двух метров. Держась как можно ближе к куполам и, как посоветовал Миллер, глядя только вперед, я действительно в общем-то совсем не чувствовал, что нахожусь на высоте. Какое-то время моей единственной серьезной проблемой было не отстать от Миллера. На вилле Харпер сравнил его с мухой, а вот лично мне он показался, особенно когда ловко проскальзывал мимо очередного купола, буквально прилипая к нему, самой настоящей уховерткой! Всего-то один раз и остановился, да и то скорее не остановился, а всего лишь приостановился. Не дольше чем на долю секунды…
Случайно бросив взгляд вниз, я с противным ощущением в самом низу живота медленно опустился на колени. Вообще-то, вполне возможно, я смог бы проползти по узкому пролету крыши и сам, но тут неожиданно вернувшийся Миллер схватил меня за предплечье и притянул к себе. Причем сделал это настолько молниеносно, что я, слава богу, даже не успел потерять ни сознания, ни равновесия. Хватка у него, должен заметить, оказалась, как ни странно, просто железной.
Затем, когда мы почти поравнялись с султанскими кухнями и я уже мог видеть конические основания их десяти приземистых труб, уходящих куда-то вправо, Миллер, по-прежнему не отпуская моей руки, повел меня влево… Там метров десять шла достаточно плоская крыша, и, казалось, мои проблемы кончились. Потом последовал небольшой подъем — метра в полтора, не больше, — за ним крыша над большой залой с выставкой миниатюр, гобеленов и хрусталя, а еще дальше — тот самый купол меньших размеров, под которым и находился заветный музей султанских сокровищ…
Движения Миллера, когда он обходил самый большой купол, замедлились, стали намного осторожнее, прерываясь все чаще и чаще короткими остановками. Затем я увидел, как он перенес свое тело через край, очевидно, нащупал ногами точку опоры там, снаружи, внизу, встал, и теперь мне были видны только одна его голова и плечи.
Я обходил большой купол, приближаясь к краю, когда Миллер вдруг слегка повернулся и знаком приказал мне подойти к нему. Он уже метра на два продвинулся к внешнему краю крыши, поэтому мне пришлось слегка изменить направление. Именно поэтому, подойдя к самой кромке и заглянув за нее, я, наверное, слишком много увидел…
Вокруг основания купола была плоская площадка размером где-то около метра, на которой стоял Миллер. А за ним не было ничего. Вообще ничего, если, конечно, не считать бесконечной черной пустоты и узенькой белой черточки бетонной дороги далеко-далеко внизу.
Не в силах оторвать взгляда от бездонной пропасти, я вдруг отчетливо почувствовал, как вот-вот потеряю равновесие и упаду, поэтому как можно быстрее встал на колени, лихорадочно хватаясь за свинцовые выступы крыши. И почти сразу же меня начало тошнить. И ничего с этим нельзя было поделать. Совсем как на корабле, когда за тебя серьезно взялась «морская болезнь», только еще хуже. И при этом совершенно не важно, полный у тебя желудок или, как в данном случае у меня, пустой. Выворачивает наизнанку, и все тут!
Фишер начал тихонько пинать меня ногами, раздраженно шипя, чтобы я «немедленно перестал шуметь и замолчал». Затем Миллер протянул ко мне руки, стащил за лодыжки вниз, заставил сесть, прислонившись спиной к основанию купола, и с силой нагнул мою голову меж колен. Несколько секунд спустя я услышал сначала трущиеся звуки — это «приземлялся» Фишер, — а потом их тихую беседу шепотом.
— С ним все будет в порядке?
— А куда он денется? Иного выхода у него просто нет.
— Жирный идиот! — Фишер злобно пнул меня ногой, так как в преддверии неизбежной тошноты я снова начал громко рыгать…
Но Миллер тут же остановил его:
— Нет, нет, так не пойдет. Этим ему не поможешь. Надо просто проследить за тем, чтобы он не приближался к краю и не смотрел туда, вниз. Тогда, может, все и образуется.
Чуть приоткрыв глаза, я увидел носки туфель Миллера: он обматывал анкерный шнур вокруг купола и как раз в этот момент пропускал его между моей спиной и той частью основания купола, на которую я опирался. Через пару секунд Миллер, стоя передо мной на четвереньках, уже завязывал какие-то «хитрые» узлы. Закончив с ними, приблизил свою голову вплотную к моей:
— Вы меня слышите, Артур?
— Да, слышу, — с трудом пробормотал я.
— Если бы вам не пришлось двигаться по этой крошечной площадке, вы чувствовали бы себя в безопасности, так ведь?
— Не знаю.
— Но ведь, скажем, сейчас вы в безопасности, разве нет?
— Наверное.
— Хорошо. Тогда слушайте внимательно… Вы можете работать шнуром прямо отсюда. Никуда не двигаясь. А теперь откройте глаза и посмотрите на меня.
Огромным усилием воли я заставил себя сделать так, как он просил. К тому времени Миллер уже снял пиджак, без которого стал выглядеть даже еще костлявее.
— Ганс будет стоять у самого края и здоровой рукой держать там мой пиджак, — продолжил он. — Чтобы шнур блок-тали шел плавно и ни в коем случае не перетирался. Вам понятно?
— Да.
— И вам совсем не придется подходить к краю площадки. Не говоря уж о том, чтобы смотреть вниз. Будете лишь потихоньку отпускать шнур и тащить его назад, когда вам скажут.
— Ну а что, если он вдруг выскользнет у меня из рук?
— Вдруг выскользнет? Что ж, это будет очень плохо. Вернее сказать, лично для вас хуже некуда, поскольку вы в таком случае останетесь наедине с Гансом, а уж он постарается сделать так, чтобы вы «выскользнули» тоже, не сомневайтесь… — Его желтые, волчьи зубы, когда он в тон своему замечанию мило мне улыбнулся, выглядели совсем как два ряда остроконечных могильных плит. Внезапно Миллер резко наклонился, поднял моток шнура и сунул мне его в руки. Со словами: — Приготовьтесь, Артур. Скоро надо будет тянуть. И не забывайте, что шнур имеет свойство растягиваться. Причем как медленно вы меня будете опускать или как быстро поднимать — мне все равно, только внимательно слушайте команды, которые вам тихим голосом будет подавать Ганс: «Вниз», «Стоп», «Вверх». — Он показал рукой на толстое поперечное ребро на поверхности площадки. — Упритесь в него покрепче ногами… Вот так. Отлично, отлично.
В тот день, когда умерла мама, к нам в дом пришел наш египетский имам и пропел следующую строфу из Корана: «А теперь и ты вкуси мучение от пожара, который называл обманом».
Миллер обмотал конец шнура вокруг моей грудной клетки и крепко завязал его узлом. Затем, выбрав прогиб шнура, спросил:
— Ну как, Артур, вы готовы?.. Да?.. Отлично. Тогда внимательно следите за Гансом.
Я уставился на ноги Фишера, потом со страхом перевел взгляд на его тело. Он лежал на правом боку, плечом прижимая пиджак Миллера, а рукой держал шнур. В сторону края площадки я старался не смотреть, так как знал: если это сделаю, тут же потеряю сознание…
Вот Миллер надел на руки перчатки, сел в «люльку», сполз в ней за край площадки и… исчез из виду.
— Давай! — прошипел мне Фишер.
Напряжение началось не сразу — сначала надо было выбрать слабину капрона и в достаточной степени его натянуть. Поскольку мои руки были скользкими от пота, я прежде всего плотно обмотал шнур петлей вокруг своего левого рукава, чтобы хоть как-то усилить точку приложения.
Когда нагрузка на шнур достигла полного напряжения, петля сначала натянулась, затем последовало неизбежное колебание натяга, и я почувствовал, как по мере спуска вниз Миллер невольно дергается в «люльке». Вверх-вниз, вверх-вниз…
— Ровнее, ровнее, — приказал мне Фишер, пытаясь правой ладонью стабилизировать движение шнура вниз.
Колебания несколько уменьшились.
