Теперь надо было позвонить помощнику. Он велел провести церемонию прощания с очередным покойником в передней зале и обойтись без него, поскольку он сам весь вечер будет занят. Помощник попытался задать вопрос, но гробовщик резко оборвал его и положил трубку, еще раз наказав остаться вместо него у гроба вместе с родственниками усопшего.
Потом оделся в тот же костюм, в котором работал сегодня. Жена, все еще не вставшая из-за стола, посмотрела на мужа недоуменно.
— Есть срочное дело, — сказал он, и она не решилась уточнять, смущенная странным выражением, застывшим на лице Бонасеры.
Гробовщик вышел из дому и пешком двинулся привычным маршрутом сквозь кварталы, отделяющие его дом от похоронной конторы.
Контора размещалась в просторном здании за белым металлическим забором. С улицы во двор можно было въехать прямо к заднему крыльцу, где обычно останавливались кареты «скорой помощи» и откуда выезжали катафалки. Им как раз хватало места, чтобы развернуться.
Бонасера отпер ворота и вошел во двор, оставив их открытыми. Стоя на заднем крыльце, он видел, как в парадный подъезд входят скорбящие родственники, чтобы отдать последний долг покойнику.
Раньше, когда Бонасера откупил это здание у старого гробовщика, собиравшегося удалиться на покой, парадный подъезд возвышался над крутыми каменными ступенями, по которым приходилось подниматься в центральный зал. Если дряхлые, с трудом переставляющие конечности родичи оказывались не в силах одолеть подъем, прежний хозяин прибегал к помощи грузового лифта. Собственно, небольшую металлическую платформу, предназначенную для поднимания гробов из цокольного этажа наверх, называть лифтом можно было лишь с большой натяжкой. Когда престарелый родич появлялся из люка в паркете в непосредственной близости от гроба прямо на глазах у прочей родни, испуганно отодвигающей черные стулья в сторону, эффект получался трагикомический. Да и использование этой платформы после отпевания, чтобы опустить старика или старуху на бренную землю, создавало некоторые неудобства. Во всяком случае, железная плита, возникающая из-под натертого до блеска темного паркета, не смотрелась. Бонасера решил, что такой способ малоэстетичен и несоразмерно дорог.
Он перестроил фасад здания, заменив ступеньки плавно поднимающейся асфальтовой тропой. Лифт, конечно, сохранился, но использовался отныне только по назначению.
На задней половине здания, отделенной от торжественных зал и прочих помещений массивной звуконепроницаемой дверью, размещалась собственно контора, а также склады для хранения гробов и погребальных принадлежностей и лаборатория для бальзамирования, где под надежными замками хранились химикалии и страшноватые на вид инструменты — атрибуты его ремесла.
Бонасера прошел в контору, сел за письменный стол и достал пачку сигарет, хотя обычно не курил на работе.
Он ждал дона Корлеоне с чувством безнадежности и отчаяния. Особых иллюзий относительно характера требуемых от него услуг гробовщик не питал.
Да и чего доброго было ожидать? Вот уже год, как Семья Корлеоне вела кровопролитную войну с Большой пятеркой нью-йоркской мафии. Информации об этой войне гангстеров то и дело мелькали на страницах газет, ведя счет жертвам жестокой резни. С обеих сторон убитых насчитывалось уже немало. Так что можно было предположить, что очередной жертвой побоища стал слишком приметный преступник, и теперь встал вопрос, как спрятать концы в воду, то есть в землю. Разве не самое простое в таком случае упокоить труп в земле с помощью легального похоронного бюро, специально предназначенного для организации похорон? В таком случае искать пропавшего без вести покойника абсолютно бессмысленно, и следа от него не останется.
Америго Бонасера не питал иллюзий и насчет того, как закон расценивает подобные деяния. Если вся эта история когда-нибудь всплывет наружу, он станет соучастником преступления и будет осужден на долгие годы тюремного заключения. Его фамилия будет опозорена, поскольку для всех окружающих Америго Бонасера окажется замешан в кровавые дела воюющей мафии.
Он закурил вторую сигарету. Перебор, конечно, но сегодня можно себе позволить. Надо собраться с силами. Он глубоко втянул дым, и тут же замер от еще более ужасной перспективы. Ведь как только главари Пяти семейств узнают, что он на стороне дона Корлеоне, его автоматически зачислят в стан врагов. Пять семейств раздавят его, как таракана. Америго бросало то в жар, то в холод. Он проклинал уже тот день и час, когда пошел за отмщением к Крестному отцу, проклиная жену, сдружившуюся, на беду, с супругой Вито Корлеоне. Проклинал собственную несчастливую дочь, Америку и свое любимое процветающее заведение. Впрочем, обычный оптимизм быстро вернулся к Бонасере. Ведь еще не все потеряно. Может, ситуация в действительности не настолько безнадежна, как он себе представляет. Дон Корлеоне мудр, он наверняка позаботился о конспирации. Бонасере надо только взять себя в руки и не суетиться. Как бы то ни было, но худшее из возможного — это рассердить Крестного отца.
Он услышал шелест шин по гравию. Привычка подсказала гробовщику, что машина въехала во двор и движется к заднему подъезду. Когда взвизгнули тормоза, Бонасера открыл дверь.
Первым вошел могучий и тучный Клеменца, за ним — двое молодцов типично гангстерской внешности. Не здороваясь и вообще не произнося ни слова, они наскоро обыскали комнату. Потом Клеменца вышел, а двое остались в помещении.
Через несколько тягостных минут Бонасера опять услышал, что во двор въезжает машина. Это была карета «скорой помощи». Клеменца вновь появился на пороге. На этот раз следом за ним шли двое с носилками.
Америго Бонасера понял, что самые ужасные его предположения начинают сбываться. На носилках, завернутый в серое одеяло, лежал труп. Из-под одеяла высовывались голые восковые ступни, явно принадлежащие мужчине.
Клеменца знаком показал сопровождающим на ту дверь, которая вела в лабораторию для бальзамирования. Бонасера еще не пришел в себя, как из темноты двора в комнату, в световое пятно лампы, вступил еще один человек — Крестный отец, дон Вито Корлеоне.
Дон выглядел исхудавшим и двигался скованно, видно, движения давались ему с трудом.
Он вошел с обнаженной головой, держа шляпу в руке. Волосы на массивном черепе казались совсем редкими. Он очень постарел и сгорбился с тех пор, как Бонасера видел его на свадьбе Конни. Правда, внутренней силы и властности не убавилось. Прижав шляпу к груди, он пристально глянул в глаза гробовщику и спросил:
— Ну как, старина, готов ли ты помочь мне сегодня?
Бонасера кивнул, не в силах произнести ни слова.
Дон направился к носилкам в лабораторию, будто хорошо знал дорогу в этом доме. Бонасера, как гость, поплелся за ним. Носилки уже подняли на один из столов, где производилось вскрытие. По бокам столешницы имелись специальные желоба.
Дон Корлеоне сделал едва уловимый жест, и все вышли из лаборатории, кроме него самого и гробовщика.
Бонасера проговорил, едва подбирая слова:
— Что я должен сделать?
Дон Корлеоне, не поднимая глаз, смотрел на безжизненное тело.
— Я хочу, чтобы ты употребил все свое мастерство, все искусство, если только уважаешь меня, — сказал он. — Нельзя, чтобы мать увидела его таким.
Он сделал шаг к столу и сдернул серое одеяло.
Америго Бонасера, вопреки своей воле и несмотря на огромный профессиональный опыт, глухо вскрикнул от ужаса. Он увидел разбитую пулями голову Санни Корлеоне. Левый глаз Санни Корлеоне плавал в заполненной кровью глазнице. Переносица и скула были размозжены в крошево из костей и клочков плоти.
На короткое время дон не устоял и вынужден был опереться на руку Бонасеры.
— Видишь, что они сделали с моим мальчиком, — сказал он.
Скорее всего именно ощущение тупика заставило Санни Корлеоне избрать кровавый и гибельный путь, который в конце концов стал для него последним. Быть может, у него уже и не было выхода, поэтому оставалось только дать волю своему неистовому характеру и принять смерть в открытом бою, чтобы не стать побежденным.
Всю весну и все лето он вел кровопролитную войну, разя противника, но стрелы его доставались, в основном, мелкой шушере из стана Большой пятерки. Один за другим погибали жалкие сводники, состоявшие на службе у Татальи, ростовщики и букмекеры, подвизавшиеся в Гарлеме. Затем настал черед профсоюзных лидеров в доках, перешедших на сторону Пяти семейств. Другие профсоюзные деятели пока обошлись предупреждением с приказом сохранять нейтралитет. Но когда выяснилось, что букмекеры и ростовщики Семьи Корлеоне все еще не имеют доступа к набережным, Санни направил громил Клеменцы наводить порядок в портовых кварталах.
