— Может, деревенские, грибы ищут? — Высказал свою догадку Стеколкин.
Максюта хохотнул:
— В темноте?
— Надо хворосту подбросить, пусть пламя поднимется. — Курдюк нехотя встал и навалил на костер охапку валежника. Пламя метнулось вверх, салютом разбрасывая искры. Круг света раздвинулся, и охотники увидели четырех мужчин в масках. Они стояли в трех шагах, направив на друзей пистолеты.
— Вы кто? — Поинтересовался Курдюк.
— Партизаны, дядя. — Ответил тот, кто стоял ближе, и добавил — На землю, мордой вниз. Быстро!
Повторять ему не пришлось. Максюта и Стеколкин залегли, уткнувшись лицами в траву. Курдюк опустился не столь поспешно и устроился так, чтобы одним глазом наблюдать за происходящим. «Партизан» подошел к костру, взял их ружья и отступил назад. Полковник потихоньку потянул руку к карману. Там у него лежал личный браунинг, который он года два назад конфисковал на воровской малине, а в протокол не внес. Но добраться до кармана не удалось. Получив удар по голове, Курдюк отключился.
— Ваня, живой? — Полковник очнулся и понял, его трясет за плечо Максюта. Данила Остапович сидел рядом на коленях, вглядываясь ему в лицо.
— Вроде, жив. Только голова раскалывается.
— Ничего, заживет. — Хоть Курдюк соображал еще туго, но женский голос от голоса Максюты отличил сразу: — А это еще кто? — он протер глаза, чтобы избавиться от тумана, и увидел подружку Кащеева. Мака стояла над ними, широко расставив ноги в высоких кожаных сапогах.
— Встаньте и поднимите этого борова. — Приказала она Максюте и Стеколкину.
— А ты чего тут делаешь? — Раздраженно поинтересовался полковник, когда его поставили на ноги.
— Пришла с вами поговорить, — ответила Мака и уселась в складное кресло.
Курдюк огляделся, но никого не увидел:
— А где эти?
— Недалеко, так что ведите себя спокойно, а то позову.
— Это твои? — Он машинально запустил руку в карман, но пистолета не обнаружил: — Да ты понимаешь, что творишь?
— Я все понимаю. Садись, и вы тоже.
Курдюк садится не стал:
— А где Паша Паперный?
— Вашего заводчика уже парят. В бане он. — Ответила Мака.
— Ну, девка, ты не права, — зло заметил полковник: — Этого я тебе так не оставлю.
— Помолчи, Ванька, Паперный нам здесь не нужен. Он бумагу у Кащея не подписывал, пусть пока отдохнет.
— Какую бумагу? — дрожащим голосом спросил Стеколкин. Это были его первые слова после встречи с «партизанами».
— Не делай из себя придурка, Славка. В этой бумаге вы признались, что замочили мэра, — пояснила Мака.
— Ах, вот в чем дело. — Сообразил Максюта: — Генка, оказывается, трепло. Не думал…
— Приедет из своих Америк, разберемся. — Мрачно пообещал Курдюк и, наконец, уселся.
— Не приедет, — возразила Мака.
— Как не приедет? — Стеколкин сообразил, что убивать его не собираются, и немного осмелел.
— Кащея больше нет. Все его дела завершу я. Слушайте и не перебивайте. В воскресенье выборы. Если Славку прокатят, а выберут опять Постного, вы его замочите.
Курдюк вскочил с кресла:
— Спятила!?
— Сядь и не дергайся. Вам и мне нужен цементный завод. Это большие бабки. Доли, как вы договорились с Кащеем, половина ваша, половина моя.
Полковник медленно опустился в кресло:
— Скажи, где Кащей?
— Он на небесах.
— Врешь.
— Ванька, будешь хамить, позову ребят, они тебя научат хорошим манерам. Мало получил?
Курдюк потрогал затылок и поморщился. На месте удара выросла большая шишка:
— Твои скоты еще и руки распускают.
— Нечего за пушки хвататься. Пули никто не хочет. — Резонно заметила девушка.
— Где Кащей? — Допытывался полковник.
— Какая разница? Нет его. — Упрямство милиционера начинало Маку злить: — Вы лучше подумайте, как выборы выиграть…
Курдюк кивнул на Стеколкина:
— Пусть старается. Это его проблемы.
— Не выберут меня. Постный место насидел, его народ знает.
— Помолчи, Славка. Не выберут, убирайте Постного.
— Ты чего-то не понимаешь, красавица. — Максюта налил себе в рюмку водки и залпом выпил.
— Что я не понимаю?
— Мы не киллеры, а руководители администрации. Мочить людей дело Кащея и его ребят. Взялась за мужские игры, сама и действуй.
— Хорошо, Постного замочу я, а вы сядете. Он еще будет дышать, а ваше признание ляжет на стол генерального прокурора в Москве. И завод достанется мне, как и все в городе, что приносит бабки.
Максюта дожевал соленый огурец и оглядел Маку:
— Шустрая какая! Почему тебе?
— Для недоразвитых, могу популярно объяснить. Вы в тюряге. Постного нет. Я за бабки сажаю своего мэра. А дальше как по маслу. У нас намечается капитализм и вся госсобственность пойдет с молотка. А у меня бабки и власть. Понял, Данилка?
Максюта покривился. Фамильярное «Данилка» его покоробило:
— И откуда ты взялась такая шустрая?
— Я на улице росла, меня курица снесла. Слышал такую песенку?
Полковник потрогал еще раз свою шишку и заговорил уже совсем другим тоном:
— Подожди, такие дела требуют времени.
— Времени осталось в обрез. После выборов я с вами больше говорить не буду. Если Постный опять станет мэром, через три дня должны состояться его торжественные похороны. От вас зависит, понесете венки за гробом или покатите на воронке в Москву. Пока, ребята. — Мака встала и медленно пошла в лес. Возле освещенной костром ели остановилась: — Ваши ружья, господа охотники, у егеря. Приятного пара в баньке. — И скрылась в чаще. Вместо нее в свете костра возник Никитка. Егерь едва держался на ногах:
— В меня эти парни влили бутылку водяры. — Сообщил он заплетающимся языком.
— Где Паперный? — Спросил Курдюк.
— Павел Михайлович уже парятся. Можете присоединяться.
Максюта посмотрел на охотничий домик. Его окошки уютно светились. Охотники поднялись и молча направились на их свет. Егерь дождался, когда троица удалится, и быстро принялся подъедать оставшиеся после них деликатесы.
* * *
В субботу, за день до выборов, Голенев сидел в квартире Постникова и вместе с Татьяной и сыном мэра Юликом смотрел выступление друга по местному телевидению. Вести агитацию в субботу не полагалось, но Постников и Стеколкин пришли к соглашению. В будние дни народ работает, и всех не охватишь. Других акций решили не проводить, поставив выступлениями двух кандидатов жирную точку в предвыборном марафоне.
Тихон говорил обстоятельно, и только Олег и Татьяна заметили, что он сильно волнуется. Тихон повторял свою присказку «так сказать» гораздо чаще, чем обычно и через каждые пять минут смачивал горло из стакана, что стоял на его столике.
— Главное, всем дать работу. — Продолжал речь Постников: — В первую очередь важно занять молодежь. Безработная молодежь, так сказать, прекрасная почва для уголовщины и наркомании. Молодые глуховчане должны работать и получать за свою работу достойное вознаграждение. Так же я считаю необходимым поддержать, так сказать, материально молодые семья. Надеюсь, что мне удастся выкроить из бюджета средства на премию на каждого народившегося гражданина нашего, так сказать, города.
— Молодец Тихон, — одобрил друга Олег.
— Волнуется очень, — вздохнула Татьяна.
— Ничего, волнуется, а говорит по делу. И заметь, без бумажки.
— Тиша уверен, что обращаться к народу, читая с листа, неприлично. — Татьяна произнесла это не без гордости за мужа.
Дождавшись конца выступления, Юлик спросил:
— Как вы думаете, дядя Олег, папа победит?
— Не сомневаюсь, — улыбнулся Голенев и похлопал мальчика по плечу.
— А если дядя Слава скажет лучше?
— Что может сказать этот бесцветный червяк? — Усмехнулся бывший афганец. И оказался прав. Следующим выступал Вячеслав Антонович Стеколкин. Речь кандидата состояла из фраз, набивших оскомину в газетах совковой России. Он обещал заботиться о гражданах города, соблюдать законность и бороться с злоупотреблениями. Общие ничего не значащие слова, лишенные конкретного смысла. Но и эти слова Стеколкин старательно вычитывал из тетрадки, что лежала перед ним. Олегу захотелось выключить телевизор, но Татьяна желала дослушать выступление соперника мужа до конца.
— Чего его слушать? — Усмехнулся Голенев. Я это слышал с детства.
— У жены мэра есть свои обязанности. — Возразила Таня: — Тихон спросит меня о выступлении Стеколкина, и я должна буду ему ответить.
— Тогда слушай, а я пошел. — Олег поднялся. Юлик поднялся за ним: — Вы куда?
— Хочу заехать к Вере с Павлом, взять ребят и смотаться с ними на стройку.
— Можно я с вами?
— Можно, но боюсь, в машине всем места не хватит.
— Ничего, мы сзади устроимся. Я Ирочку на колени посажу.
— Тебе нравится моя Ирочка? — Улыбнулся Олег. Юлик покраснел до ушей.
