здесь очень часто, но не каждый день. За свечами следит мой человек. Они никогда не гаснут, – просто ответил мужчина. – Теперь слово за Вами, – старик повернулся ко мне и кивнул в сторону одной из центровых ниш. – Он там. Возьми, – протянул мне довольно большой столбик горящей свечи. Чтобы взять его в руки, мне пришлось оставить часть того, что я несла, на полу.
Пламя свечи ярко осветило нишу, показывая своего обитателя. А именно продолговатый каменный саркофаг, украшенный золотыми солнцами и табличкой с гравировкой. Марк Вениаминович Булатов. Провела кончиками пальцев по выступающим буквам. Вот оно – мое отражение.
Отец полагал, что дает нам второй шанс. Шанс на жизнь ценой своей собственной. Однако их с мамой чувства обрекли целую семью на уничтожение, а нас – на существование. Злая шутка судьбы. Яров не остановится, пока не закончит. Пока не растопчет и не сотрет в порошок то немногое, что у меня осталось.
Кровная месть страшна. Она неумолима и беспощадна. Вот только оставались вопросы. Она ли это? И был ли Яров-старший жертвой? Не думаю. То, что он вместе с Царем сотворили с моей мамой, было чудовищным. Поэтому, нет. Я не считаю его жертвой. Очередной ублюдок из многих. Как и его сын. Кровная месть, хоть и страшна, но она – последовательна. Око за око, зуб за зуб. И она ни в коем случае не предполагает цену жизни одного ублюдка на цену жизней целого семейства, среди которого было много женщин и детей. Со смертью отца она уже свершилась. Но Максиму Ярову этого было недостаточно. И то, что он сделал, и то, что преследует сейчас – местью не является. Это лишь безумная прихоть ублюдка, который тащится и упивается своей вседозволенностью и властью.
Я поставила свечу на поверхность саркофага, и опустила каменный вазон с цветущими паучьими лилиями перед ним. Вернулась за картонной коробкой и, открыв ее, извлекла красный бутон. Выложила перед вазоном, отсекая пространство ниши от зала, и взяла венок в руки. Я была Царевой, и только так умела выражать уважение к усопшему своей семьи. Поместила венок на табличку, и теперь гравировка имени утопала в красных цветах.
– Мы обязательно встретимся вновь, мое отражение. Следуй по паучьему пути, – тихо прошептала, вновь пройдясь пальцами по надписи.
Забрала свечу, погружая саркофаг в тишину и покой. Вернулась к алтарю, поместив оставшиеся бутоны на его поверхность.
– Голыми руками их лучше не трогать. Не советую. Надеюсь, Ваш человек присмотрит за вазоном? – старик кивнул. – Венок снимать нельзя, – я направилась к выходу и только на улице смогла вздохнуть полной грудью.
Мое одиночество прервали негромкие шаги.
– Ты как, диковинка? – негромко спросил мастер.
– Ваша семья связана с криминалом? – проигнорировав его вопрос, задала свой.
– Уже нет. Но при случае мы сможем дать отпор, – твердо ответил мужчина.
– Сомневаюсь, – усмехнулась. – Как? Отшлепаешь плеткой?
– Иронизируешь, – хмыкнул мне в ответ. Его отец вышел наружу, и мастер не успел договорить.
– И что ты будешь делать? – старик обратился ко мне.
– Яров является проблемой не только для моего города, но и для вашего. Тут к бабке не ходи – он корень всех проблем, – хмуро улыбнулась. – Главное, что нужные ответы появились у меня вовремя. А остальное… Импровизация?
– Ты так на него похожа, – вдруг выдал мужчина. – То, как говоришь, как несешь себя, как грубовато шутишь, как скорбишь… Твои глаза… В них я вижу его.
– У вас остались его фото? Хоть что-нибудь от него? И может… – болезненная мысль пронзила голову. – От нее?
– Немного. Фото и несколько старых видеокассет. Я не знаю, что на них. Все остальное сожгли люди Ярова.
– Я бы хотела их увидеть.
– Конечно, – спустя полчаса я положила небольшую металлическую коробку на переднее сидение и повернулась к мастеру, стоящему рядом. Прямиком с кладбища мы поехали в дом его отца, где тот передал мне вещи.
– Знаешь, о чем думаю? – он тепло улыбнулся.
– Просвети меня, верхний, – я оперлась на корпус машины и скрестила руки на груди.
– Ты до сих пор не спросила мое имя. И сама не представилась.
– Ты слышал, как меня зовут, – улыбнувшись, возразила в ответ.
– Это не то, – мужчина подмигнул и протянул вперед ладонь. – Руслан.
– Не Людмила, – подала руку и рассмеялась. Он резко перехватил ладонь и рванул на себя, заключая в объятия. – Фу, верхний! Отбой! Не Людмила! – несильно пнула кулаком его в бок.
– И кто же ты?
– Страшный Черномор, – он выпустил меня из кольца рук, и я отступила. – Что это? Твои тематические штучки или гостеприимство?
– Ни то, ни другое. Я просто хотел тебя под шумок пощупать, – весело подмигнул мастер и расхохотался.
– Мда… Если ты так свои сессии ведешь, то скоро у тебя не будет ни клубов, ни саб, ни сессий, – покачав головой, констатировала я. – Уверен, что тебе нужны такие знакомые, как я?
– Не сомневаюсь.
– Что ж, – протянула ему вновь ладонь, – Василиса Царева. И если попробуешь провернуть этот финт еще раз, придется прибегнуть к силе макияжа на время.
– Очень приятно, – он наклонился и оставил невесомый поцелуй на моей ладони.
– И как оно? – иронично спросила.
– Что? – не понял Руслан.
– Целовать руку палача.
– Твое обаяние не знает границ. Тебе кто-нибудь про это говорил? – Руслан проигнорировал мой выпад.
– Каждый день это слышу, не поверишь. Мне пора, было, – я вдруг осознала кое-что. – Было приятно познакомиться, мастер порока. Найдешь свою Людмилу, сильно ее не шлепай, а то убежит к Черномору.
– Ты – это что-то с чем-то, – пошарил в карманах и извлек черную визитку. – Если понадоблюсь, – протянул мне ее.
– У меня нет визитки, – весело протянула, взяв ее в руки. – Руслан Дмитриевич Астахов, – прочла вслух. – В последнее время совсем немногие события и люди меня радуют. И знаешь, верхний, мне было приятно узнать тебя. Даже несмотря на то, что знакомство было недолгим. Твой отец знает?
– Нет. И не пытается вникать. Кроме клубов, у меня есть много недвижимости, которая приносит свои дивиденды, а также сеть ресторанов.
– Это просто развлечение или попытка утихомирить нутро, которое так и лезет наружу? – проницательно на него посмотрела.
– Как знать, – он натянуто улыбнулся. – Сама знаешь, что из этого мира выйти невозможно. И тот, кто думает так – заблуждается. Даже если физические оковы падут – моральные останутся навеки. И только каждый из нас решает, как с этим справляться. Почему ты назвала себя Банши в клубе?
– Ах, это… Второе имя. Я – последняя инстанция для ублюдков в своем городе. И никто в здравом уме и твердой памяти никогда не
