— Три заряжены крупной солью против пацанов и баб, если добровольно не покинут ток; три заряжены заячьей дробью, если злоумышленниками окажутся невооруженные мужики, в четырех сидят жеканы, это против вооруженных бандитов. Сын ходил на охоту, бил даже волков. Теперь вот только память и осталась, — прослезился он, — может быть, и не пригодится.
Вадиму ружье понравилось. Осмотрел канал ствола, проверил работу ударно-спускового механизма.
— Почищу. Давно никто не пользовался.
— Два пацана сторожили ток, дважды проверял, и ни разу их на месте не оказалось. Им я ружье не доверил.
Вести в хуторе распространяются быстро. К вечеру многие знали, что приехал Вадим. Уже в первое дежурство к нему в гости пришли две подружки-соседки, с которыми он рос и начинал ходить в школу. С радостью встречи и в разговорах, воспоминаниях незаметно прошла ночь, теплая, тихая, со знакомыми запахами полыни и обмолоченного хлеба, перебранкой лягушек в Панике.
— Такое ощущение, — говорил он девчатам, — будто я и не уезжал из Горшовки на два года. Только здесь тише стало, вы повзрослели, Харитоныч постарел. Родная сторона! Вы даже не представляете, как это здорово вновь оказаться среди своих людей.
— Если спрятать костыли, а ты будешь сидеть, то и следов ранения не заметишь, — улыбнулась Верка.
— Спасибо, девчата, — сказал при расставании Вадим, — приходите еще, если более веселого занятия не найдете.
— Придем!
Следующим вечером в гостях были уже пятеро девушек и два пацана. Через пару дней ток превратился в вечернее место гуляния молодежи. Здесь танцевали и пели под балалайку, то и дело слышались взрывы смеха и девичьи визги. Вадиму скучать не приходилось до позднего вечера, оставшееся время до утра проходило незаметно.
Молотильный ток — утрамбованная площадка, куда ссыпали пшеницу, рожь, просо, подсолнечник. С двух сторон вдоль него амбары, в которых хранился урожай, оставшийся после сдачи государственных поставок. Стены их из массивных бревен, уложенных на крупные краеугольные валуны. Вокруг каждого амбара за многие годы из отходов зерна, половы и земли образовались валики, наполовину прикрывавшие щели между поверхностью грунта и обвязкой. Пространство под амбаром позволяло сидеть и ходить на четвереньках. Вездесущие пацаны уже давно знают об этом. Под средним амбаром, что со стороны степи, была создана потайная «база», как они ее называли. Там чисто, есть лежанка из толстого слоя соломы, в центре из необрезных досок сооружен небольшой столик, на котором кисет с табаком, газета, кресало, кремень, наполовину опорожненная пол-литровая бутылка с самогоном, закрытая бумажной пробкой. Забирайся на «базу» в жару или во время дождя, лежи, кури себе в удовольствие, можно в щель понаблюдать за девками и молодыми женщинами, особенно когда они отдыхают на ворохе зерна в полуденную жару.
Вадим ходил вокруг буртов хлеба, размышляя, как сподручнее и незаметнее к ним подкрасться. Одна сторона амбаров была обращена к хутору, другая в открытую степь, откуда подходила к ним не более чем на пару сотен метров широкая Солонешная балка с прудом. Вывод напрашивался сам: природа создала идеальные условия, позволявшие незаметно приблизиться к току в темноте, а кроме того, вести за ним круглосуточно наблюдение, а если надо — прицельный огонь по охране.
Охраннику трудно ходить, но передвигаться на четвереньках мог, и достаточно быстро. Под средним амбаром, прикрываясь валуном, он для стрельбы лежа подготовил огневую позицию в сторону балки. «Здесь побольше боеприпасов, против немцев можно держать оборону», — подумал Вадим.
Когда добровольные помощники начинали расходиться по домам, он незаметно уходил за ворох зерна, приседал и вскоре оказывался на «базе», по выставленным заранее колышкам быстро определял нужное направление для наблюдения. Чтобы лучше прослушивать местность, смастерил из куска кровельного железа рупор с широким раструбом. С его помощью слышал даже мышиную возню под соседним амбаром, шелест ветра по головкам ковыля.
Была тихая безлунная ночь. Охранник на «базе» только что уселся на соломенную подстилку, ожидая, когда утихнут голоса уходивших ребят и девчат. И вдруг спиной почувствовал, что возле ближайшего вороха кто-то стоит. Стараясь не шуршать, он осторожно развернулся, подполз на четвереньках к щели — в метре едва различимо виднелись женские ноги.
Вадим положил заряженное ружье на гребень валика, выполз из-под амбара, неожиданно вышел из-за угла. «Верка! Какого черта она здесь?»
— Ой! — испуганно воскликнула девушка.
— Тебе чего? — спросил Вадим.
— Поговорить бы, — помялась она.
Все уже ушли по домам.
— Я сама по себе.
— Ладно, говори.
— Ну, давай присядем, в ногах правды нет.
Вадим сел на ворох пшеницы в нескольких метрах от ружья. Вера опустилась рядом. Придвинулась. Помолчали.
— Мне уже двадцать, — сказала она, опустив голову, — а я еще не знала мужской ласки. Война подмела казаков подчистую. Женщиной быть хочется, детей рожать.
— Я тут при чем?
— Положи мне руку на грудь, поцелуй, сними трепет сердечный.
— Вера, ты что? Шутки у тебя, однако.
— Будь мужчиной! — попыталась она обнять парня. — Тоска зеленая, а не жизнь.
— Какой он мужчина?! Инвалид на костылях, — неожиданно громко и грубо прозвучало рядом.
В следующее мгновение перед Вадимом и Верой возникли двое мужчин с автоматами ППШ.
Забилось, как бешеное, сердце, лихорадочно взметнулась память: опять оружие в руках преступников, рядом, перед лицом. Но тогда выручил друг, застрелил бандита. Теперь помощи ждать неоткуда.
Стоявший напротив узкоплечий, небольшого роста бандит отбросил ногой костыли в сторону.
— Инвалид, сюда! — прохрипел он, указывая пальцем на место в конце вороха пшеницы.
— Без костылей передвигаться не могу.
— Без «не могу»! — рявкнул другой автоматчик. — А то и без второй ноги останешься!
Он с силой толкнул здоровую ногу кожухом автомата.
Упираясь локтями о пшеницу, Вадим сполз на землю. Бандит схватил его за шиворот и ткнул лицом вниз, придавил ногой. Знакомый по фронту вкус земли даже успокоил. Будто перед атакой, мозг не воспринимал реалий. Освободившись от стресса и мгновенно собравшись, Вадим лихорадочно думал, как спастись. Однако никаких вариантов сейчас попросту не было. Не было и страха.
— Хлюст, — прохрипел прокуренным голосом коротышка, — если сторож попытается встать, всади в него с десяток пуль. А девку ублажи. Будь мужчиной. Вон как призывно она просила инвалида. Я пойду за подводой.
Вскоре его шаги стихли за амбаром.
— Ну, девка, приступим к исполнению твоих желаний? — хохотнул бандит. — Я до этого дела дюже охочий.
— Что вы, дядя, я ведь это так, пошутила, — всхлипнула Верка.
— Слушай, Хлюст, — сказал Вадим, не поднимая головы, — мы и правда в шутку вели разговор.
— Я тебе дам «Хлюст», инвалид несчастный, шут гороховый. Помолчи, не то прикончу.
— Одна лишь просьба, и я молчу. Дозволь мне сесть. На одной не убегу, а земли я уже наглотался.
— Садись, х… с тобой, но без фокусов. Давай я посмотрю, как будешь кувыркаться.
— Очень интересная сцена!
— Молчать! — рявкнул бандит, повернувшись всем телом к Вадиму.
Увидев, что Хлюст отвлекся разговором, Верка вскочила и метнулась в противоположную от мужчин сторону. Через пять-шесть шагов бандит догнал девушку, бросил на ворох пшеницы, навалился. Вера, девушка деревенская, сильная, без особого труда отбивала попытки насилия. Но бандит схватил ее за горло, начал душить.
Воспользовавшись заминкой, Вадим на четвереньках добежал до амбара, из-за валика выхватил ружье. Бандит, увлеченный борьбой со слабеющей жертвой, не заметил приближения охранника. Получив сильный удар в бок стволом ружья, он взвыл от боли, свалился на спину, скрючился, свободной рукой пытаясь отыскать автомат, но тот уже висел на шее охранника.
— У тебя, гад, все уже осталось в прошлом. Если попытаешься что-то предпринять, в ружье — жекан, всажу в твой поганый живот без раздумий.
Пришла в себя Вера. Не поворачиваясь, она наотмашь ударила бандита кулаком в лицо.
— А-а-а… — завопил тот.
Девушка сыпанула ему в рот горсть пшеницы. Тот замолк, попытался подняться, но она вновь ударила его. Бандит заскулил, затих, размазывая кровь по щекам.
Вера всхлипывала. Встала, одернула юбку, освободилась неловко от разорванных трусов.
— Гадость! Какая гадость… А я мужчин во сне видела… Хороших таких…
— Вера, найди веревку, надо связать Хлюста.
— Дай ружье, я его застрелю.
— Нельзя, подруга, нельзя. Он еще будет нужен.
Вскоре Вера принесла ременный поводок для быков.
— Поворачивайся на живот, гад, — стеганула она сыромятным ремнем по лицу бандита.
