– Он и на первом допросе так вел, – сказал работник прокуратуры. – Дважды на экспертизу направляли. Врачи говорят: здоров, строит душевнобольного.
– Послушайте, Капров, – сделал еще одну попытку Воробьев. – Вы не можете не знать, что было и чего не было в вашей квартире!
– Не знаю.
Поставив еще несколько вопросов и получив тот же ответ, Воробьев приказал вывести Карпов.
– А почему его прозвали "Пашка Богомол"? – Спросил Воробьев, оставшись наедине с работником прокуратуры.
– Ежедневно молится в камере, сектант.
– Вот оно что? – Заинтересовался Воробьев. – А какой секты?
– "Слуг седьмого дня". Изуверы окаянные, им из-за границы тайно литературу присылают.
– Очень подозрительная компания, – согласился Воробьев. – А какое положение занимал Капров в секте?
– Говорят, добывал для нее деньги. Все, что имел от спекуляции, нос им, ну и себя, конечно, не обижал. Но доказать этого пока не удалось.
Хотя разговор с Капров и не дала желаемых результатов, Воробьев остался ею доволен. Интуитивно чувствовал – он на правильном пути.
Вскоре Воробьев убедился, что напал на след. Может, о деньгах Ситника узнал Капров, который покупал у него иголки? Может, он сумел уговорить Ситника сделать предъявительский вклад, а потом … убил его? …
Однако вскоре произошло событие, опровергла все предположения Воробьева.
… В пятницу вечером в сберкассу вошел полный мужчина и, предъявив сберегательную книжку, сказал, что хочет получить вклад. Контролер посмотрел на номер книги: так и есть, та самая, о которой нужно сообщить.
– Полностью вклад снять хотите?
– Да, – коротко ответил неизвестный.
– Придется подождать. Такую большую сумму сейчас выдать не можем. Денег хватит. Зайдите часика через три.
– Хорошо, – посмотрел на часы. – Буду ровно в половине шестого.
– Пожалуйста.
О вкладчика немедленно сообщили Воробьева. В пять часов вечера он сидел за большим столом в зале сберкассы и сосредоточенно заполнял какой бланк. Помощник его примостился на скамейке в углу, равнодушно поглядывая вокруг. Он явно скучал. Еще двое дежурили на улице.
Время шло быстро.
Хотя Воробьеву не раз приходилось бывать в таком положении, он все же начинал нервничать, невольно поглядывал на большой электрические часы.
Четверть шестого. Полшестого.
Разведчик утроил внимание, незаметно и пристально вглядываясь с каждого нового посетителя, пытаясь определить, кто из них "он".
Тридцать пять минут шестого. Сорок шестого.
В пять часов сорок минут до Воробьева подошел начальник сберкассы.
– Только позвонил предъявитель. Раздумал брать деньги сегодня, просил приготовить на завтра.
– На завтра! – Воскликнул Воробьев. – А вы уверены, что это он? Ни с кем не спутали?
– Нет, он назвал номер книги и сумму, которую хочет взять.
– Странно.
Воробьев задумался, силясь разгадать, что кроется за неожиданным изменением планов преступника. Или не почувствовал опасности? Это хуже всего. Или хитрит, пытается максимально возможно обезопасить себя от провала.
– Когда закрывается сберкасса? – Спросил Воробьев начальника.
– В восемь.
– Хорошо, мы еще побудем здесь.
Расчет его оказался правильным.
Через два часа, за пятнадцать минут до закрытия сберкассы, когда Воробьев окончательно потерял надежду, к окошку контролера подошел грузный мужчина с небольшим чемоданчиком и протянул сберегательную книжку на предъявителя.
– Выдайте деньги, – потребовал он. – Все.
Голос у него был несколько отрывистый, нервный.
"Боится, – подумал Воробьев. – Душа в пятки спряталась. Убили Ситника, мерзавцы … "
Воробьев не торопился. Подождал, пока неизвестен выполнил все необходимые операции, кассирша отсчитала на-висимости сумму. Только тогда обратился к незнакомцу.
– Гражданин, ваши документы.
– А? Что? Какие документы? – Испуганно спросил неизвестный, и гладкие щеки его мелко задрожали. Но уже в следующее мгновение он сумел взять себя в руки, достал паспорт, протянул Воробьеву. – Вот, прошу.
– Федор Прокофьевич Силаев, – прочитал Воробьев. – Пройдемте со мной.
– Одну минуточку. – Силаев проверил выданные кассиршей пачки, взял одну на выборку, перечислил кредитки, положил деньги в чемоданчик и обратился к Воробьева, который спокойно наблюдал за ним: – Пожалуйста.
Воробьев пригласил его в маленькую служебную комнатку сберкассы, жестом предложил сесть. Тот примостился на краю стула. Внешне сектант был спокоен, выдавал его только мышца на гладкой щеке, который то и дело дергался, и еще робко-заискивающий выражение круглых, оловянного цвета глаз. Это опять навело Воробьева на мысль, что Сытник погиб, убит.
Назвав себя и показав документ, работник уголовного розыска спросил:
– Свои деньги получили?
– Нет, – ответил Силаев.
– А чьи?
– Знакомого.
– Фамилия?
– Ситник Семен Григорьевич.
"Что за чертовщина, – выругался в уме Воробьев. – Даже не собирается отказываться … Но он боится, очень боится … Какую подлость, либо мошенничество прячут эти круглые глаза? "
– Да, – задумчиво произнес Воробьев. – Сытника, значит, деньги? А где же он?
– Живет у нас в молитвенном доме.
– В каком это молитвенном доме?
– "Слуг седьмого дня". Господь привел его в нашу семью.
– А вы?
– Мне выпала честь быть руководителем секты, – гордо ответил Силаев.
– Ситник и сейчас у вас?
– Да.
Воробьев видел, что Силаев не врет. Но почему же он боится? Он весь напряженный, как струна, по точности и лаконичности его ответов кроется страх, боязнь проговориться, выдать себя неосторожным словом, даже интонацией.
– Он поручил вам взять с сберкассы деньги?
– Да, вот доверенность, – Силаев вынул из бумажника лист бумаги. Воробьеву показалось, что в круглых оловянных глазах вспыхнуло ехидство.
Действительно, документ, предъявленный Силаева, был поручению на получение денег. Составлен он был в надлежащей форме и датирован вчерашним числом. Внизу стоял неуклюжий подпись – С. Сытник.
"Живой, – подумал Воробьев. – И для чего только я заварил эту кашу ". Возвращая поручения Силаев, спросил:
– А зачем доверенность? Ведь по предъявительскими вклада деньги можно получить и без него?
– Для верности, – улыбаясь – страх уже прошел – ответил Силаев. – Сумма слишком большая, вот на всякий случай и запасся бумажкой.
"Опять резонный объяснения", подумал Воробьев.
– Что ж, – протянул он паспорт. – Простите, гражданин Силаев, за заботы.
– Ничего, ничего! – Силаев не мог сдержать радости, но тут же взял себя в руки и уже другим, солидным тоном повторил: – Ничего. Разве я не понимаю – служба.
– Конечно, служба.
– Да могу идти?
– Пожалуйста …
Казалось, все было хорошо: Сытник жив, деньги получены по его доброй согласия, на законном основании.
И все же Воробьев не успокоился. Многолетний опыт подсказывал ему – здесь кроется преступление, тщательно замаскированный, умело выполнен! Доказать его пока было нечем, но Воробьев был уверен, что Силаев знает и о спекуляции Капров, и о "литературу", которую тот получал из-за рубежа. В свою очередь Капров было известно о Ситника и его деньги. А посещение Блэквуда? О них, конечно, Силаев рассказал Карпов. Вообще все они связаны между собой невидимыми, но прочными нитями. Надо эти нити распутать.
Узнав, что Силаев, Капров и Сытник принадлежат к секте "слуг седьмого дня", Воробьев решил выяснить, кто еще входит в эту секту.
Сектантов оказалось в Энск немного – около двадцати "слуг седьмого дня" и двенадцать адвентистов. Почти все они малограмотные, темные люди. Многие из них с травмированной психикой: больные, которые не верят врачам и ищут "чудесного" исцеления, одинокие неудачники, как Ситник, слабоумного-наивные, готовые принять на веру первую попавшуюся басню; наконец просто истерики и истерички. Всю эту жалкую компанию возглавлял Силаев.
А Блэквуд? Какое отношение имел к ним Блэквуд?
На этот счет у Воробьева были предположения, которыми он до поры до времени ни с кем не делился. Чего Блэквуд ездил в Грошенков и Силаева? Только с этими двумя он виделся в Энск, во всяком случае легально. Грошен-ков, ко всему равнодушен, больной, усталый, подозрения в Воробьева не вызвал. Незапятнанным было и его прошлое: мелкий служащий, работал всегда честно, в армии не служил из-за болезни, эвакуировался на Урал, работал в артели, хорошо работал. Кончилась война, вернулся в родной Энск.
Другим был Силаев. Воробьев не сомневался: его сектантство – в лучшем случае средство жить за счет других, в худшем – ширма для более подозрительных махинаций.
"Мурашкивець" Гуровой показал на следствии, что познакомился с Капров перед отъездом в Новосибирск, именно тогда у них и зародился план спекуляции зарубежными товарами. Силаев остался в стороне. Однако Блэквуд посетил именно его …
