Вот же ирония судьбы. Выходит, что Колчин, основательно подготовившись к операции «Обелиск», выстроив собственную легенду, приезжает в Лондон только для того, чтобы его порезал первый встречный гомосексуалист. Обидно.
Еще обиднее, если этот педик сначала тебя поимеет и только потом, уже изнасилованному, униженному, перережет горло. Впрочем, только дыркой в сонной артерии дело не кончится. Агрессия геев всегда направлена на половые органы противника. В девяноста случаях из ста гомосексуалист не просто убивает. Он убивает дико, изуверски, непременно кастрирует жертву. И вот уже готовая картина стоит перед глазами. Труп Колчина плавает в ванне, в розовом компоте из крови и воды. Из раскрытого рта торчит кусок собственной плоти. А Билл… Сегодня он хорошо надерется на деньги, что вытащит из бумажника убитого. Весело проведет ночь, купив любовь какого-нибудь мальчишки.
Колчин медленно, чувствуя кожей нож, приставленный к горлу, опустил руки, потянул за язычок ремня. Одну за другой стал расстегивать пуговицы брюк. Билл дышал глубоко и часто, из носа текла соленая водичка. Руки были заняты и Билл слизывал сопли, проводя кончиком языка по верхней губе.
– Помоги мне немного, – прошептал Колчин. – Пожалуйста… Трусы… Они не снимаются. Резинка слишком тугая.
Билл вытащил лапу из волос Колчина, отступил на полшага. Он облизал верхнюю губу, опустив руку, дернул вниз трусы. Этого мгновения хватило Колчину, чтобы избежать расправы.
Он чуть отклонил корпус назад, уходя от ножа. Повернулся вокруг своей оси против часовой стрелки, предплечьем отбил руку с ножом. Ухватив запястье Билла, вывернул его так, что послышался костяной треск. Основанием правой ладони навернул противнику по носу. А коленом заехал в пах. Не ожидавший сопротивления Билл охнул, отлетел к противоположной стене. Нож вывалился из пальцев. Колчин ещё раз двинул его кулаком по зубам, схватил полотенце, накинул на шею Билла. Совершив перекрестное движение рук, стянул концы, сдавив шею полотенцем, словно удавкой.
– Ну что, любовничек, – прошептал Колчин, – теперь тебе хорошо? Ты словил кайф?
Билл хрипел, высовывая язык из окровавленного рта. Ноги подгибались, он попытался ударить противника коленом в пах. Но Колчин дернул концы полотенца верх и вниз. Поставив подножку, бросил Билла спиной на пол, рухнув на него, надавил коленом на грудь.
Через пару минут все закончилось. Билл с посиневшим лицом лежал на полу. На щеках ещё не высохли слезы боли. Он дышал неровно, пускал из раскрытого рта струйку пенной слюны, словно закусил выпитое виски куском яичного мыла, купленного у портье за сорок пенсов. Колчин остановил воду, льющуюся из крана, поднял с пола нож, сложил его и сунул в карман. Подтянув штаны, застегнул пуговицы и ремень. Подтянув рукава пиджака и рубашки, запустил руку в ванную, вытащил микрофон из воды. Вытер его полотенцем, потряс и вставил в ухо. Плохо дело. Тишина, как на кладбище, даже легкого шипенья не слышно, не то что человеческих голосов. Колчин бросил испорченный микрофон в унитаз и спустил воду.
Теперь одностороннюю связь с Донцовым можно установить только через радиоприемник, установленный в автомобиле и настроенный на частоту передающего устройства. Но сначала нужно немного подождать. Колчин вытащил из кармана и крутанул на пальце ключи от «ягуара», снова сел на бортик ванны, поставив подметку башмака на горло Билла. Слегка надавил ногой на шею, чтобы тот не пришел в себя раньше времени. Колчин выкурил сигарету, наблюдая за тем, как секундная стрелка наручных часов описывает круг за кругом. Все сроки вышли, теперь пора уходить.
Придушенный Билл зашевелился, раскинул руки по сторонам. Его синеватое лицо медленно наливалось красками жизни. Колчин встал, вышел в коридор, закрыв за собой дверь номера, оставил ключ в замке. Дошагав до стойки, остановился. Портье поднял голову и вопросительно посмотрел на клиента, покидающего только что оплаченный номер.
– Моему приятелю вдруг стало плохо, – сказал Колчин. – У него был припадок эпилепсии. Теперь худшее позади. Он пришел в себя. Не беспокойте его, пусть отдохнет. Через четверть часа он сам встанет на ноги и пойдет домой. О кей?
– Как скажете, – согласился поляк. – Сожалею, что это недоразумение испортило вам вечер.
– Что делать. Такова жизнь.
Колчин был настроен философски. Он уже спускался вниз по лестнице, перебирая ногами ступеньки.
– Дело щекотливое, – повторил Донцов.
Он полез в карман, достал фотографию Ходакова и через стол протянул её Гойзману.
– Меня интересует судьба этого человека. Он русский дипломат, десятого июня побывал в вашем заведении. Встречался здесь с неким господином по имени Ричард Фелл. С тех пор о моем знакомом ни слуху, ни духу. А труп Фелла на днях обнаружили в получасе езды от вашей гостиницы.
Гойзман разглядывал фотографию пару секунд, не дольше. Он отрицательно помотал головой и вернул карточку.
– Первый раз его вижу.
– Не торопитесь. Посмотрите ещё раз.
– Повторяю: этого господина я никогда не видел, – Гойзман нахмурился. – Утром по телефону вы сказали, что хотите сделать мне деловое предложение. А вместо этого приносите какую-то фотографию. Вы ведь, кажется, хозяин магазина скобяных товаров, бизнесмен. Так написано в вашей визитке. Вы не детектив из Скотланд-Ярда, не частный сыщик. Поэтому не должны заниматься поисками пропавших людей. Кстати, из полиции ко мне никто не приходил.
– В Скотланд-Ярде не знают, что мой друг исчез именно в «Маленькой розе». Поэтому вас не беспокоили. Я знаю, что русского дипломата десять дней держали в вашем подвале. Затем куда-то увезли. Более того, на этой самой машинке, что стоит в углу кабинета были напечатаны письма, которые мой знакомый подписал, а вы отправили в русское посольство.
– Хватит, – Гойзман шлепнул по столу пухлой ладонью. – Я не хочу слушать этот бред. Достаточно того, что весь рабочий день меня окружают психованные идиоты. Так нет, ещё один появился. Если ваш приятель действительно пропал, почему бы вам не обратиться в полицию? Если забыли телефон, могу напомнить – три девятки.
– Вы сами знаете ответ на свой вопрос.
– Миша, – теперь хозяин обратился к телохранителю, сидевшему на стуле за спиной Донцова. – Проводи господина до выхода на улицу. У нас крутые лестницы, я не хочу, чтобы он поломал себе ноги. Или свернул шею.
– Подождите, – Донцов протестующе взмахнул рукой. – Информация – это товар. И я готов оплатить сведения.
Он расстегнул замки дипломата. На лице Гойзмана мелькнула тень душевной борьбы: это алчность вступила в непримиримую схватку с благоразумием и осторожностью. Хозяин в нерешительности покусывал нижнюю губу. Не плохо бы знать, о каких деньгах идет речь. Хоть ради спортивного интереса. Если сумма действительно крупная, возможны дальнейшие переговоры. На определенных условиях, разумеется. Хозяин знаком остановил уже привставшего со стула телохранителя, мол, пока оставайся на месте. Проводить гостя всегда успеем.
Донцов поднял крышку чемоданчика. Схватил завернутый в газету кирпич. Не вставая со стула, резко развернулся. И шарахнул кирпичом по физиономии Штейна. Не ожидавший нападения телохранитель, не успел пальцем пошевелить, чтобы защитить себя. Он рухнул на пол так тяжело, что чернильный прибор на письменном столе жалобно звякнул металлической крышечкой, а графин с водой покачнулся. Гойзман, настроенный на продолжение спокойного разговора, а не на драку кирпичами, в ужасе раскрыл рот, но не решился пикнуть. Он забыл о пистолете «люгер», лежащим прямо перед ним, в выдвинутом ящике.
Донцов вскочил, занес кирпич над головой хозяина.
– Не дергайся, – рявкнул он, переходя с английского на русский язык. – И забудь думать про свою пушку.
Гойзман задвинул верхний ящик стола животом, выражая этим жестом свои дружелюбные намерения. Тихо заскулив, вжал голову в плечи и поднял вверх ладони, стремясь защитить лицо от сокрушительного удара. Донцов положил кирпич на стул, ещё хранивший тепло Штейна. Наклонился, сунул руку под пиджак лежащего на полу телохранителя, вытащил из подплечной кобуры пистолет. Поставил курок в положение боевого взвода. Сунул пушку по карман плаща.
– Твой племянник нам мешал.
Донцов показал пальцем на распростертое на полу тело. Племянник зашевелился, выбираясь из темноты глубокого нокаута, словно почувствовал, что говорят о нем. Подняв со стола графин, Донцов плеснул воду в лицо Штейна. Тот замычал, открыл глаза и охнул, получив в бок, под ребра, носком ботинка.
– Вставай, хватит валяться, как свинья, – сказал Донцов.
Штейн сел на полу, обхватил виски ладонями и, постанывая, стал раскачивать корпус из стороны в сторону.
– Собирайся, – Донцов глянул на Гойзмана. – Бери своего племянника за шкирку. Пойдете со мной. Мы вместе выйдем из этой клоаки на улицу через служебный вход. Сядем в машину. Поговорим на моей территории. Может, тогда у нас что-то получится.
