— Одним словом, Адольф Гитлер представляет мир эдаким хорошо обработанным огородом, в котором следует выпалывать сорняк, — резюмировал я. — Ив первую очередь — врага планеты, разрушителя цивилизации, паразита среди народов, сына Хаоса, воплощения зла, демона, который несет человечеству вырождение.
— Во время страшной инфляции, охватившей Германию в двадцатые годы, Гитлер выдвинул свое объяснение: в соответствии с «Протоколом Сиона» еврейство должно подчинить себе людей голодом. А насчет «выпалывания» был в какой-то мере прав, считая, что не только масонство и преступный мир, но и все революционные движения привлекают в первую очередь психопатов, дегенератов, уродов. Рвутся к власти в первую очередь активные педерасты, садисты... Вот почему позже он уничтожил почти сразу же всех психопатов-штурмовиков, а вслед за тем около двухсот тысяч сумасшедших и убийц-рецидивистов. И приказал стерилизовать всех тех, кто мог бы произвести неполноценное потомство: немых, уродов, душевнобольных и так далее.—Байдалаков умолк, видя, что Поремский порывался что-то сказать.
— Вот тут Гитлер абсолютно прав, и я убежден, что придет время, и рейх будет поминать его за это добрым словом. Как рассказывают военнопленные, в Советском Союзе все обстоит совсем по-другому. Начиная с элементарного воспитания — ребенка не пеленают: «Не мешайте нормальному развитию. Природа сама все знает!», — он вырастает кривоногим! Потом, когда наступает самый ответственный момент привить ему чувство добра, красоты, любви, — снова окрик: «Не ломайте ребенку характер!»—и он превращается в эгоистического, своенравного звереныша. В результате значительная часть детей под влиянием окружающей среды, воздействия общей школы, где царит разврат; радио, печати, вырастает либо черствыми эгоистами, хамами и бездельниками, либо еще страшней — роботами! Послушным бараньим стадом. — Поремский повернулся ко мне и продолжал: — Мне приходится все время сталкиваться с этими так называемыми людьми со змеиной совестью, у которых ум — одна лишь хитрость, а вместо души — мертвящее себялюбие...
— А вместо сердца — пламенный мотор! — хохотнул я.
— Именно! Мотор!..
Дверь тихонько растворилась, и вошла Тамара Казанцева с подносом.
— А я вам кофе принесла!
— Спасибо, Тамара! — поднялся Виктор Михайлович. Мужчины последовали его примеру.
Усевшись после ее ухода и неторопливо прихлебывая горячий желудевый кофе, продолжили разговор. На этот раз темой была работа с военнопленными. Как сделать их своим послушным орудием?
Глядя на их красивые самодовольные лица и слушая уверенные голоса, я думал:
«Вы оба великие мастера напустить туману, представить себя эдакими борцами за святое дело под знаменами солидаризма! Увлечь романтикой, которую так жаждет задыхающаяся среди мелких эмигрантских дрязг русская молодежь! Увлечь на путь террора и этим «помочь Святой Руси свергнуть коммунистическое иго». А не лучше ли, не честнее в этот решающий для Отечества час, когда ему грозит гибель, стать на защиту, отстоять его, не щадя жизни, а потом уже свои убеждения»...
Возвращаясь домой, я раздумывал о нашей беседе. О Гитлере я читал много дурного и хорошего[45]. И сопоставлял его со Сталиным.
Среди своих ровесников в школе Адольф слыл заводилой, но предпочитал вместо кулаков использовать язык. Отец его Алонс Шикльгрубер, чиновник, женившийся на своей кухарке Кларе Пельц, нередко прибегал к рукоприкладству и с сыном не ладил. После его смерти 16-летний Адольф, бросив гимназию, бездельничал. Бродил по Линцу, посещал оперный театр, увлекался классической литературой и мечтал стать художником.
Мечта не сбылась, его провалили на вступительном экзамене в Венскую академию, а вскоре последовал второй удар—умерла его мать, которую он очень любил...
Адольф не пил, не курил и был правоверным католиком. Шопенгауэр заставил его отказаться от христианства и пробудил интерес к восточным религиям. У Ницше он заимствовал концепцию эволюции, волю к власти; у Вагнера—расизм, героизм; у Блаватской, Чемберлена фон Листа — оккультизм.
Во время Первой мировой войны Гитлер проявлял мужество, выполняя задания связного. Был награжден Железным крестом второй, а затем и первой степени. Однако дослужился только до капрала — начальство считало его чудаком, а товарищи недолюбливали. «Белая ворона, — вспоминали о нем однополчане, — мы мечтали о скорейшем окончании войны, а он вдруг, схватившись за голову, начинал утверждать, будто невидимые враги Германии опаснее, чем самое мощное орудие противника».
В 1919 году Адольф Гитлер вступил в довольно влиятельную политическую организацию «Общество Туле», объединившуюся с «Комитетом независимых рабочих» (впоследствии Германская рабочая партия).
Символом организации стала масонская свастика с мечом и венком.
Ораторское мастерство, медиумистический ум, умение контролировать «всепронизывающую» силу, называемую индусами «кундалини», личная убежденность в собственной правоте творили чудеса и выдвинули Адольфа Гитлера в главари.
Летом 1920 года он настаивает на переименовании партии в Национал-социалистическую рабочую партию.
В 1924 году после Пивного путча Гитлер использует судебный процесс в пропагандистских целях. Когда судьи уже готовы были объявить приговор, он психологически овладевает всеми присутствующими в зале суда, заявляя: «Не вам, господа, судить нас. Приговор вынесет суд истории. Вы можете объявить нас виновными тысячу раз, но богиня вечного суда истории посмеется и разорвет на клочки приговор этого суда, ибо она оправдает нас!»
В глазах миллионов немцев он стал новым героем. Осудили его к 5 годам сидения в крепости Ландсберг. Однако после 9 месяцев пребывания в весьма комфортабельных условиях его выпускают.
Там, в Ландсбергской крепости, Гитлер начал диктовать Гессу свою книгу «Моя борьба», ставшую евангелием нацизма, с одной стороны, а с другой — планом будущих действий.
В 1928 году за нацистов голосовало 810 тысяч, в 1930— 6,5 миллиона, а в 1932-м — 13,5 миллиона человек.
В 1933 году Гитлер становится канцлером, создает целую армию штурмовиков (СА), стирает границы между германскими государствами, распускает профсоюзы; основывается и гестапо, сжигаются книги еврейских авторов.
Начались бесчинства и погромы. СА становится необузданным. В 1934 году Гитлер принял решение, потрясающее своим вероломством, с одной стороны, и своей исключительной правильностью—с другой. Он согласился с требованиями Гинденбурга и генералитета: 30 июня 1934 года СС осуществила знаменитую «ночь длинных ножей». Лидеры СА, включая Рема, были убиты.
В августе 1934 года умер Гинденбург, и вся власть оказалась сосредоточенной в одних руках.
Разделался с «СА» — ленинской гвардией — и Сталин.
Шмюккен-штрассе была погружена во мрак. Кругом было тихо, безлюдно. И хотя, к счастью, улегся свирепый норд-ост, мороз пощипывал уши. На звонок открыл высокий плотный мужчина, сказав:
— Битте эйнтретен! Гутен абенд![46]
Это был Манке. В прихожую вбежала веселая Шарлотта и, подождав, пока я разденусь, повела в столовую, где у горящего камина сидела фрау Манке.
Усадив меня поближе к огню, Шарлотта кивнула подруге:
— Пусть мужчины поговорят, а мы тем временем накроем на стол. Ужин по случаю приезда такого гостя готов. Найдется и ейн глас ваин аустринкен![47] — И направилась на кухню.
На первый взгляд Манке показался мне довольно недалеким, даже ограниченным. Правда, до этого с немцами приходилось встречаться мало. А вспомнив круглое «мужицкое» лицо Богрова, заключил: «Внешность обманчива», — и подобрался.
— Альзо?! — протянул он глядя в упор на меня, заключая в этом «Итак?!» и вопрос, и введение.
Не опуская глаза, я ответил тем же «Альзо?!». Потом, согласно договоренности с Павлом Ивановичем, протянул записную книжку, где, как я полагал, была шифровка. Потом поделился парижскими новостями и рассказал о своей недавней встрече с Байдалаковым и Поремским.
— Ваша задача, господин Дорба, раздобыть список фамилий военнопленных, переведенных в Вустрау, подчеркнув тех, кого считают самыми надежными. И хорошо бы знать, чем они определяют их надежность. Вы меня понимаете? Сможете?
Начальственный тон немца мне не понравился. Я вскочил, щелкнул каблуками и отрапортовал: «Так точно, господин пггурмбаннфюрер, вас понял!»
Немец смекнул все тут же, и уже другим тоном заметил:
— Надеюсь, найдется и контрпредложение?
— Мне думается, что энтеэсовцы отбирают людей на разный манер: тут и собственное желание, и высказывания во время задушевной беседы, и споры на самые разные темы; кроме того, наверное, есть и сексоты, зарабатывающие на рюмку шнапса и кусок колбасы. И мало ли еще что. Поэтому мой совет таков: вы называете мне десяток верных ребят в Цитенгорсте, а я постараюсь перевести их в Вустрау с тем, чтобы после прохождения курса выдвинул» их вожаками групп, перебрасываемых на Восток. А там они смогут либо перейти к партизанам, либо, раздобыв оружие, пробраться через линию фронта. О чем, кстати, мечтаю и я!..
