— Да, — посерьезнев, сказал начальник управления, — и у нас с вами, майор Ткаченко, осталось только это… надежда. Судя по всему, ящик Пандоры ускользнул от нас и находится в руках врага. Самоубийство Горовца — прямое действие «Пандоры», предлагаю закодировать этим именем новую операцию, которую начнем развертывать с этой минуты. Ваш Зюзюк опознал Горовца… Есть официальное показание Зюзюка о том, что Горовец и Ольшанский — один и тот же человек?
— Конечно, товарищ генерал… Мы не сумели найти ни одной фотографии Горовца-Ольшанского в его доме. Самоубийца, как показали родные, никогда не фотографировался. Помогли фото на паспорте и в личном деле, которое мы нашли в архиве учреждения, где работал до пенсии Горовец. Зюзюк клянется, что это именно он, Герман Ольшанский.
— Значит, они добыли на него компрометирующие документы и пытались шантажировать старика. Вы ведь помните, где работает его сын?
— Разумеется… Кроме того, Сергей Гутов опросил соседей. Они показывают, что видели, как незадолго до выстрела из ружья, в дом Горовца-Ольшанского заходил некий молодой человек.
— Внешность? Может быть, удастся использовать фоторобот…
— Сведения расплывчатые, неопределенные, товарищ генерал… Трудно слепить из них что-либо путевое. Попробуем, конечно, только вряд ли что получится.
— Жаль. Расшифрованные радиограммы наводят на мысль, да что там «наводят», подтверждают, что «ящик Пандоры» на борту «Калининграда». Для начала свяжитесь с пароходством, пусть задним числом включат в программу круиза заход в Ялту. Этот заход у них, так сказать, факультативный, как сюрприз, для иностранных туристов. Почему бы нам не воспользоваться этим «сюрпризом», который даст для нас некий выигрыш во времени?
— Хорошо, товарищ генерал. Я хочу снова вызвать Зюзюка на допрос, — сказал Ткаченко. — Попробую порасспросить о ближайшем окружении Германа Ольшанского, с кем тот общался в те времена. Может быть, выйдем на других агентов, досье на которых в сейфе службы безопасности.
— Попробуйте, Владимир Николаевич. Но прежде всего займитесь заходом «Калининграда» в Ялту.
Срочное распоряжение Мартироса Степановича отняло у майора Ткаченко минут сорок. Освободившись, он приказал конвою доставить к нему из внутренней тюрьмы подследственного Зюзюка.
Когда Ивана Егоровича ввели в кабинет, тот был взволнован, скорее перепуган даже.
— Садитесь, — предложил ему майор. — Необходимо уточнить некоторые детали, Иван Егорович.
— Детали потом, начальник, — осипшим голосом с трудом произнес Зюзюк. — Я сейчас покойника видел…
— Какого покойника? — не понял Владимир Ткаченко.
— Того самого, — давясь словами, сказал Зюзюк. — Ну немца… шефа, значит… Иду по коридору, вижу: сидит… Вылетело, говорю… Имя вылетело… Не мог вспомнить… Только он это, он! Немец из Легоньковской службы… Прошу записать: Зюзюк его опознал и добровольно сообщил органам. Добровольно, начальник! А фамилию вспомню, вспомню!
Последнюю фразу Зюзюк, овладев, наконец, голосом, выкрикнул.
«Симулирует сумасшествие, — подумал Ткаченко, пристально глядя на дергающегося Ивана Егоровича. — Но этот номер не пройдет, голубчик!»
Он снял телефонную трубку и позвонил в приемную управления.
— Ко мне никто не записывался? — спросил Владимир у дежурного.
— Сейчас гляну… К майору Ткаченко… Да, есть посетитель. Мордвиненко Никита Авдеевич. Свидетельские показания. Его взял к себе капитан Щекин. Пока майор у руководства, сказал Щекин, побеседую с Мордвиненко сам. Вот и расписка его есть… Так что посетитель где-то там у вас, в отделе.
— Спасибо, — сказал Владимир Ткаченко, и повесил трубку.
Он вызвал конвой и приказал увести Зюзюка в камеру. Потом позвонил Вадиму Щекину.
— Мордвиненко у тебя? Никита Авдеевич?
— Был… Ничего нового. Ведь он к тебе пришел, а я, чтоб не соскучился, решил поговорить о событиях той ночи. Словом, ждет в коридоре, когда ты его примешь.
— Будь добр, Вадим, приведи его ко мне в кабинет.
— Сейчас сделаю.
Когда капитан Щекин ввел капитана-директора шхуны «Ассоль» в кабинет шефа и, кивнув, удалился, Владимир Ткаченко поздоровался с отцом Ирины и жестом указал на стул:
— Присаживайтесь, Никита Авдеевич, — приветливым голосом сказал он.
Но гость, как всегда элегантный, продолжал стоять посреди кабинета, вытянувшись во весь рост.
— Я ношу другое имя, Владимир Николаевич, — бесстрастным тоном произнес капитан Грей. — Меня зовут Конрад Жилински, я — оберштурмфюрер СС.
Пассажирский теплоход «Калининград» рано утром покинул порт приписки и лег на курс, проложенный в южном направлении.
— Идем в Стамбул, Валентин Васильевич? — спросил капитана Устинова его старший помощник Ларионов.
— По всей вероятности, — ответил капитан. — Проверьте: вышли мы на рекомендованный курс? Потом займитесь пассажирами. Пусть ваши люди сразу включают их в комплекс развлекательных мероприятий.
Старпом вошел в радиорубку и спросил четвертого штурмана, который нес вахту под его наблюдением:
— Точка есть?
— Готова, Арсений Васильевич. — Локатором брал берег. Определимся по пеленгу и расстоянию.
— Локатором, — проворчал старпом. — Ясное небо, берег видно, как на ладони, а вы, штурман, гоняете машину. Посмотрите, как четко рисуются мысы Колючин и Воронцовский? Вас учили в мореходке определяться по визуальным пеленгам? По двум, трем пеленгам, по крюйспеленгу?
— Учили, Арсений Васильевич, — уныло проговорил штурман. — Так это же прошлый век! Архаизм…
— Запомните, Игорь Давыдович, главную морскую заповедь штурмана: верь глазам своим. Любая техника, самая изощренная, может вас когда-нибудь подвести. Поэтому подстраховывайте приборы вот этими «архаизмами», основу которых составляют ваши органы чувств. Они-то вас не подведут…
Сейчас «Калининград» шел по правой стороне большой морской дороги, проложенной до Босфорского пролива. Конечно, вокруг была такая же вода, как и везде на Черном море, и дорога эта обозначалась на карте, но в нынешние времена корабли ходили не так, как бог на капитанскую душу положит, а рекомендованными курсами, справа и слева от осевой линии, проложенной на карте полосы.
Через час старпом, отдав внизу необходимые распоряжения, снова поднялся на мостик. Его вахта заканчивалась, заступал третий штурман, Василий Руденко. Надо было сдать вахту и сделать запись в судовом журнале. События мог записать и четвертый, но Арсений Васильевич любил заполнять страницы судового журнала собственноручно, он словно священнодействовал при этом.
Ларионов едва успел расписаться под записью, как в штурманскую рубку вошел капитан.
— Странная новость, чиф мейт, — сказал он. — Нам предписано зайти в Ялту, стоянка двенадцать часов, дополнение к маршруту. Просят согласовать заход с директором круиза.
— А чего тут странного, Валентин Васильевич?! — возразил старпом. — Мы почти всегда заходим в Ялту… Правда, могли отдать такое распоряжение, когда мы стояли в порту.
— Не в этом дело, — сказал Устинов. — Указание я получил шифровкой… Вот что меня смущает. Такие вещи можно ведь передать и открытой связью.
— Значит, в этом неожиданном заходе есть нечто, — старпом сдвинул на лоб белую фуражку и почесал затылок. — Стиль передачи информации предупреждает: в этом заходе что-то есть такое, что обязывает нас быть настороже. Что именно? Думаю, мы все узнаем, когда придем в Ялтинский порт.
— Вы правы, Арсений Васильевич, — согласился Устинов. — Надо ворочать влево. Прикиньте курс от нынешнего нашего места на Ялту. И пусть третий штурман запишет изменение курса в журнал, Василий Степанович!
Незадолго до этого Биг Джон сообщил фирме «Паоло Хортен и братья» о том, что они возвращаются на «Калининграде» и «товар» находится с ними. Правда, сейф с документами Легоньковской службы безопасности находился еще у Свирьина. Впрочем, сейфа уже не было. Агентурные досье находились в обычном ящике, который смастерил у себя в сарае Никита Авдеевич, он же Конрад Жилински.
Ящик решено было забрать у подшкипера и спрятать в багаже после Дарданелльского пролива, когда лайнер выйдет в Эгейское море.
— Когда начнется рейс, вы свяжетесь с Шорником, — сказал Бит Джон гауптштурмфюреру Вальдорфу. — Ваша задача — держать его под контролем до тех пор, пока он не передаст вам «товар».
— Почему именно я? — спросил герр Краузе.
— Таковы инструкции, «Кэптэн», — отрезал Бит Джон. — И потом, в этом я уверен, респектабельный, солидный джентльмен, как вы, больше подходит для безобидных контактов с русским моряком, нежели молодые балбесы, вроде нас с Раулем. Вы не согласны, гауптштурмфюрер?
— Согласен, — буркнул Вальдорф.
