Николай Стариков - Громовые степи

Двое разведчиков по подтаявшему снегу ползком добрались до дерева, оттянули сломанные ветви, расчистили сектор обстрела и наблюдения, получилась неплохая огневая позиция. Снайпера прикрывал ствол, маскировали ветви.

К утру бойцы взвода изготовили для него пару матов из еловых ветвей и соломы, Бодрову выдали два одеяла и белый маскировочный халат. Еще затемно, перед рассветом. Николай Дмитриевич выполз на выбранную позицию.

Середина марта. Днем ярко светит и пригревает солнце, возле землянок грязь, а ночью и особо под утро промозглый ветер пронизывает насквозь. Маскхалат с одеялом и шинелью плохая от него защита. Зябко. Но маты и второе одеяло неплохо удерживают тепло снизу. Подумалось: «Воевать можно!»

Наступило утро, и как-то сразу стало теплее. Впереди две небольшие высотки. Позиция снайпера оказалась почти напротив седловины, через которую местность в обороне противника просматривается метров на четыреста, вплоть до жидкого кустарника. Никакого движения. Тишина первозданная. Снег потемнел, осел, не слышно его хруста. Через седловину потягивает легкий ветерок, задувает под одеяло, приходится постоянно его подворачивать под валенки.

Прошло часа два лежания за деревом.

«Спасибо красноармейцам взвода, без их подстилки и одеял за это время можно замерзнуть окончательно», — не раз подумывал Николай Дмитриевич.

Наконец обозначилось какое-то движение. В поле зрения попали лошадь и сани, на которых двое: то ли немцы, то ли местные жители, издалека не разберешь.

Пока снайпер размышлял, сани скрылись за высотой.

Опять тишина и ни единой души. Лишь взводный наблюдатель изредка производит один-два выстрела, маскирует снайпера.

Показалась одиночная фигура. Немец! В форме, но без оружия, с палкой в руке, согбенная фигура, прихрамывает, движенйя замедленные. «Похоже, раненый или инвалид».

Патрон в патроннике, палец на спусковом крючке.

И этот ушел за высоту. «Ну и хорошо, от греха подальше».

Наконец вот она, цель!

Два солдата в серо-зеленых шинелях несут не спеша в опущенных руках какие-то ящики. Николай Дмитриевич выстрелил, но, видимо в спешке, пропал в один из них, который начал фонтанировать жидкостью и паром. Немцы выстрела не услышали, в недоумении уставились на пробитый термос с горячим кофе.

Второй выстрел — один из них уткнулся носом в снежную кашу. Не ушел и другой солдат. Замешкался, завтрак пожалел.

Что тут началось! Немцы открыли массированный огонь по переднему краю взвода из всех видов стрелкового оружия. Ранен был наблюдатель. По месту нахождения снайпера прошлись три длинные пулеметные очереди, но Николай Дмитриевич, укрывшись за стволом дерева, переждал интенсивную стрельбу противника, а когда продолжил наблюдение за седловиной, ни убитых солдат, ни их ноши на прежнем месте не оказалось. Но появилась новая цель. На скате высоты немцы стали готовить новую огневую точку. Она, видно, предназначалась для прикрытия седловины. Двое солдат оборудуют окоп для станкового пулемета, спешат, долбят мерзлый грунт кирками.

Выстрел снайпера прервал работу вражеских солдат. Тот, который стоял на коленях и выбирал землю из приямка, упал лицом вниз и до самого вечера не проявлял признаков жизни. Второй всплеснул руками, отшатнулся назад и сразу пропал из поля зрения.

Сколько ни вглядывался снайпер в оборону противника, до самой темноты новой цели ему обнаружить не удалось.

С наступлением сумерек Николай Дмитриевич возвратился во взводную землянку.

Командир взвода поздравил его с четырьмя пораженными целями.

— Но я подстрелил только троих.

— Наблюдатель зафиксировал больше. Второй пулеметчик упал навзничь.

— Выходит, одной пулей поразил двух фашистов?

— По-другому не объяснишь.

О пропуске через сектор огня двух целей снайпер не стал докладывать командиру взвода. Объясняться тогда пришлось бы долго.

Второй день стажировки не принес какого-либо результата. Когда Николай Дмитриевич опять на рассвете вернулся к поваленному дереву, оказалось, вся седловина от одной высоты до другой перерыта траншеей, а высокий бруствер не дает возможности визуального наблюдения обороны противника. На этой надежной и удобной позиции делать стало нечего, но и уйти было невозможно. Стоило подняться или поползти, пулеметная очередь или пуля снайпера была бы ему обеспечена.

Снайпер не спеша просмотрел через оптический прицел видимую часть переднего края обороны противника, но ничего ее обнаружил.

Стало пригревать солнцем спину, запахло влажным снегом. Жизнерадостными стайками перескакивая с ветки на ветку поваленного дерева, к своим повседневным делам приступили вездесущие воробьи, совершенно не обращая внимания на неподвижно лежащего человека.

Николай Дмитриевич стал вспоминать — сколько раз стрелял из охотничьего ружья по воробьям так, от нечего делать. Сейчас ему стало их жаль. Пришел на память случай, как такой же ранней весной в своем дворе подстрелил галку. Говорили знающие люди, ее мясо не уступает по вкусовым качествам куриному. Жена сварила щи, а они оказались с горьковатым привкусом.

На переднем крае у немцев по-прежнему без перемен.

Погода хорошая, лежи себе и лежи, отдыхай — редкие минуты на фронте. Мысли вот только невеселые. Как жена? Скоро сажать огород, сено готовить для коровы на зиму, Лида помощник слабый, от сыновей что-то нет долго писем. Вспомнилась Финляндия, множество каменных высот, поросших мхом, соснами да елями, канав, прорытых параллельными рядами, для стока воды.

С Финляндией у Николая Дмитриевича была связана одна неприятная история. Совершал он поездку на своей автомашине ГАЗ-АА в соседнюю воинскую часть с помпотехом батальона, старшим лейтенантом. Мороз под сорок градусов, дышать на открытом воздухе затруднительно. Получили фураж для лошадей, но старший лейтенант задерживался, решая еще какие-то вопросы в штабе полка. От машины не отойдешь, бензина в обрез, да и помпотех может вернуться в любую минуту. Так и сидел шофер под тихими соснами в холодной кабине в одной шинели и незаметно перестал воспринимать окружающий мир. Невдалеке остановилась маршевая рота на отдых, бойцы развели большой костер, одному из них захотелось посмотреть на одиноко стоявшую автомашину. В кабине он и обнаружил замерзшего шофера. Его принесли к костру в скрюченном, застывшем состоянии, так, на всякий случай — вдруг оживет. Положили поближе к костру. Отогрелся, зашевелился боец к большой радости спасателей. Вернулось сознание. Сам потом удивлялся: тогда и позже, до самого конца войны, даже не заболел. Зато после демобилизации, дома, чирьи из него вылазили десятками: ни сесть, ни лечь, в больнице с ними побывал, врачи вылечили лишь многократным переливанием крови. Никому не говорил, что замерзать совсем не страшно и не больно: незаметно, в приятной дремоте покидает сознание.

И вновь думы всякие: хватит ли картошки у семьи до нового урожая? Подсчитывал в уме: сколько ее еще осталось в погребе. Трактористы скоро уедут, много ли муки в запасе? Жене надо где-то работать, а что посоветовать? Необходимо на лето дочку к дедам отправить, им будет повеселее и жене полегче. Пишет жена, что сестра двоюродная, Аня, просится пожить в семье, она только что закончила медицинский техникум, девушка неплохая. Пусть живет. Дочка растет быстро, взрослой становится, нужно одеть, обуть. Хорошо, что Сережа свой командирский денежный аттестат прислал матери, помощь большая…

Так и пролежал Николай Дмитриевич весь божий день на снегу в воспоминаниях и мыслях о том, что камнем лежит на душе.

В последующие три дня вместе с командиром взвода и в одиночку исползал весь передний край, но не нашел нужной огневой позиции.

Вечером в землянке после ужина разговаривают красноармейцы между собой обо всем: о хорошем и плохом, войне, мирном времени. Командир первого отделения, чернявый, с цыганским лицом, живой и веселый младший сержант посочувствовал снайперу. Предложил безопасный, по его словам, эксперимент по выманиванию фашистов и сам предложил его осуществить. Он считал: если в сторону противника отрыть ночью отсечную позицию длиной метров двадцать под углом к переднему краю обороны, с промежутком метров в шесть-восемь еще одну такую же небольшой протяженности, а потом неожиданно для немцев перескакивать из первой во вторую по открытому участку, противник обязательно будет пытаться вести прицельный огонь, хотя и бесполезный — времени не будет на результативный выстрел. Немец непременно высунется в это время из своего окопа, тут уж снайпер не должен дремать.

Идею одобрил командир взвода. Ночью на правом фланге обороны проимитировали активные действия, отвлекли внимание противника, а в это время были подготовлены, как замышлялось, две траншеи. Снайперу бойцы понатаскали кучу камней, сухой травы для огневой позиции, желали успеха, хотя и окрестили эти действия «игрушкой». Нашлись и добровольцы поиграть со смертью.