Мадлен хотела что-то возразить, но потом отбросила назад волосы и рассмеялась.
- Извини, Мэтт. Я слишком долго жила с респектабельными людьми, где насилия не существует, а о смерти никто не думает, и если у тебя проблемы, то ты просто вызываешь полицейского, и он приходит вовремя и решает их за тебя.
Она посмотрела на лежащую женщину.
- Так что нам с ней делать, перерезать ей горло? Что-то тыкалось мне в ногу. Я сказал:
- Хэппи, перестань, я не могу сейчас с тобой играть.
- Он хочет дать тебе что-то, - сказала Мадлен. - Похоже на сумочку.
Я взял сумочку и открыл ее. Внутри был маленький бумажник, из хорошей кожи, несколько кредитных карточек и водительские права на имя Руфь Стефани Штейнер, 22 Батервуд Роуд, Санта-Фе, Нью-Мехико 87501.
Секунду это имя мне ничего не говорило. Я отдал вещи Мадлен, которая хотела посмотреть, и присел возле женщины, которая все еще была без сознания, стараясь повернуть ее так, чтобы увидеть лицо. Бледное и измазанное пылью лицо показалось мне незнакомым.
- Посмотри за ней, мне нужно позвонить, - сказал я.
- Ты знаешь, кто она, - это был не вопрос, а утверждение.
- Да, - сказал я. - Я расскажу тебе позже. Хотя я звонил по этому номеру несколько раз за последние месяцы, я его не помнил и нигде не записал, мне пришлось перерыть весь справочник. Трубку подняли сразу, ответил детский голос. Я попросил девочку позвать отца.
- Папсик, это тебя.
Я услышал, как кто-то спускается по лестнице и мужской голос говорит:
- Мама не любит, когда ты называешь меня папсиком. Уважай отца хоть немного, будь любезна.
- Да, папа.
Потом тот же голос сказал в трубку:
- Штейнер слушает.
Я сказал:
- Марк, это Мэтт. У меня тут кое-какие твои вещи. Пистолет Лама, маленький, тридцать восьмого калибра, без одного патрона. Как ты понимаешь, он пришел не сам. Я думаю, она стреляла в Хэппи, но промахнулась.
- О, черт! - потом Марк сказал:
- Руфь панически боится собак еще с тех пор, как они травили ее собаками, когда она убегала из... неважно. Я не знал, что она ушла, я думал, она спит. С ней все в порядке?
- Нет, мне пришлось стукнуть ее довольно сильно, чтобы разоружить. Хочешь я позвоню и вызову "скорую"?
- Черт возьми, амиго, не надо было!..
Я взъелся.
- Амиго, только потому, что я добрый, я не разрядил ей в голову твой пистолет. Во-первых, я спас ей жизнь. Я делаю тебе еще одно одолжение и звоню тебе, а не в полицию. Не будь неблагодарным. Так вызывать "скорую"?
Он помолчал и спросил:
- Что сказали в полиции?
- Я не звонил им. Я не думаю, что кто-нибудь сообщил о выстреле. Девятимиллиметровый патрон хлопает негромко, а соседские дети постоянно что-нибудь взрывают здесь.
Марк Штейнер откашлялся в трубку.
- Пожалуйста, не звоня никому, я сам обо всем позабочусь. Какой у тебя адрес? - я вспомнил, что был у него дома, но он никогда не приходил ко мне. Когда я сказал ему, куда ехать, Марк сказал:
- Жди меня, я сейчас буду... Мэтт.
- Да.
- Мне нужно связаться кое с кем. Может быть, они появятся раньше, чем я. Впусти их. Они позаботятся о ней. Я сказал:
- В последнее время тут происходят интересные вещи. Дай им какой-нибудь пароль, чтобы я знал, что они от тебя.
- Ладно. Пароль будет... "Ляпис". Он произносил это слово точно так же, как Мак. Надеюсь, что я ничем себя не выдал, когда сказал:
- "Ляпис" вполне подходит.
- Я выйду сразу же, как только позвоню. Спасибо.
- Я потом тебе скажу, есть за что или нет.
Я срочно позвонил в Вашингтон и оставил сообщение, что здесь становится весьма интересно и что я сообщу все в подробностях через час. А если нет, то пусть они начинают расследование. Потом я снова вернулся во двор. Мадлен сидела на ящике с мусором. Одной рукой она почесывала Хэппи за ухом, а другой держала свой револьвер.
- Как она?
Мадлен пожала плечами:
- Еще дышит. Может, занести ее внутрь?
- По-моему, человека в таком состоянии нельзя трогать без необходимости. Сейчас тепло и дождь пока не собирается. За ней скоро придут. Ты хотела знать, кто она такая, так вот, она - жена парня, которого зовут Марк Штейнер. Мы с ним ездим в стрелковый клуб. Не спрашивай у меня, что она здесь делает, я не знаю. А ты бы лучше накинула что-нибудь перед тем, как придет эта компания.
- Достань мой чемодан из мерседеса - там мои вещи. Ключи в моей сумочке, где-то в твоем любовном гнездышке.
- Могла бы сказать, что вещи в машине, до того, как я закрыл ворота.
Пока Мадлен одевалась, я накрыл Руфь Штейнер одеялом и, присев рядом с ней, поднял ей веки. Зрачки были нормального размера, это значило, что мозг не поврежден. Было видно, что возле левого уха набухает огромная гематома. Она начала дышать по-другому, а это значило, что она скоро начнет приходить в себя.
Я сказал:
- Все в порядке, миссис Штейнер, Марк сейчас придет.
Она болезненно повернула ко мне голову:
- Что случилось? О, уберите его. - Она со страхом смотрела куда-то мимо меня. Я сказал:
- Он вполне кроткий пес и не укусил никого ни разу в жизни, но если он вас беспокоит, я заведу его в дом. Пойдем, Хэппи.
Я поднялся и повел его в дом. Когда я вернулся, Руфь Штейнер сидела, прижимая обе руки к голове, и раскачивалась из стороны в сторону.
- Кроткий! Вы бы его видели, он тянулся к моему горлу. Если бы я не всунула сумочку ему между зубов, он бы меня загрыз!
Я засмеялся.
- Мэм, у вас был пистолет в одной руке и что-то новое и интересное в другой, правда? Хэппи подумал, что вы собираетесь выстрелить и бросить это что-то, чтобы он принес это обратно, как я учил его. Я стреляю холостыми и бросаю специальный мешок, но откуда же он знал, в чем разница. Вы выстрелили и ничего не бросили, поэтому он потерял терпение и прыгнул за тем, чем, как он думал, вы его дразнили. Ему вовсе неинтересно ваше горло, все, что ему было нужно, - это ваша сумочка. И на будущее, миссис Штейнер, если вы еще раз попытаетесь стрелять в мою собаку, то я попробую на вас другой конец моего ружья.
Она резко сказала:
- Теперь понятно! Для вас собака ценнее человеческого существа, учитывая то, как вы и ваши дружки обращаетесь с людьми!
Секунду я смотрел на нее.
- Какие дружки?
- Сами знаете какие! Один из них и сейчас сидит напротив вашего дома. Будьте вы прокляты, прокляты, все прокляты! Почему вы не оставите нас в покое? Вы заставляли жить нас в грязной пустыне, где ветер никогда не перестает дуть и вечно приходилось жевать песок. Но теперь я начинаю жалеть, что мы переехали в этот грязный, примитивный городишко!
Я сказал:
- Вы неправильно меня поняли, миссис Штейнер. Я не знаю, где вы жили раньше и почему вам пришлось оттуда уехать. А если кто-то из моих друзей припарковал машину возле вашего дома, то они мне об этом не рассказывали.
Она сердито рассмеялась.
- Это вы так говорите. Разве вы не знаете, что Марк просто обманулся в вас, когда вы завязали с ним знакомство в стрелковом клубе прошлым летом, а потом так беспомощно вели себя со своим ружьем, что он просто не мог не пригласить вас к себе домой и не починить его. Вы - плохой актер, и когда Марк понял, что за нами следят, стало очевидно, что это вы все организовали. Почему вы смеетесь?
- Не обращайте внимания, - сказал я. Конечно, я смеялся потому, что подозрение Марка Штейнера по отношению ко мне было то же, что я чувствовал по отношению к нему. К тому же, тут еще появилась Мадлен с ее подозрениями, и если Приведешки, кто бы они не были, пытались натравить нас друг на друга, то они в этом прекрасно преуспели. Я услышал, как возле ворот остановилась машина, взял маленький Лама и вышел во двор. Кем бы ни был Марк Штейнер, он не будет держать у себя дома плохой пистолет. Кто-то попытался открыть ворота, а потом начал стучать. Я подошел и перед тем, как открыть, спросил:
- Пароль?
Нетерпеливый мужской голос ответил:
- "Ляпис", черт бы тебя побрал! Открывай.
Первый, кто вошел, был одет в дорогие, специально вытертые джинсы, в короткую куртку из того же материала и темно-синий гольф. Я подумал, что это всего лишь маскировка, потому что через одежду проглядывал человек, который носит только костюмы-тройки. Джинсы были тщательно выглажены - никто из тех, кто живет на Западе, никогда не прикоснется к джинсам утюгом. Его выдавало все - и белые, ровные, отлично вычищенные зубы, и аккуратно подстриженные и уложенные светлые волосы, и сияющее, как будто только что выбритое, лицо.
Пистолет у гостя был в кобуре под правой рукой, наверняка девятимиллиметровый автоматический парабеллум.
- Где она? - сквозь зубы процедил он.
- Вон там, - сказал я, показав головой на женщину, которая сидела на земле и наблюдала. Это был смазливый парень, типичный американский мальчик из колледжа, который неплохо устроился в какой-нибудь государственной конторе. Не знаю почему, но с первых же секунд, как я его увидел, я понял, что он работает на Вашингтон. Как говорят, рыбак рыбака видит издалека.
