Через полтора часа на дальней окраине должна состояться контрольная встреча с Сергеем Алексеевичем Ермоленко. Нужно договориться о встрече на завтра и просто посмотреть в глаза этому жуку. Пятидесятилетний ученый химик, разработкой которого очень интересуются англичане, наконец решился и, избавившись от опеки контрразведчиков, привез свой СТ-575, рассчитывая получить за отраву, как и было договорено, сто пятьдесят тысяч долларов наличными. Если Медников почувствует что-то неладное сегодня, он отменит завтрашний контакт. Но интуиция подсказывала: на этот раз все пройдет гладко.
Спутники поднялись на десятый этаж, Медников открыл дверь стандартного двухместного номера, положил чемодан на кресло, сумку бросил в шкаф. Задернув шторы, он вырубил верхний свет и включил торшер, стоявший у окна, чтобы в глаза не бросалось нищенское убожество обстановки. Старый полированный шкаф, двуспальная продавленная посередине кровать, допотопный телевизор, место которого в музее раритетов. И ещё холодильник, желтый от старости, издающий какие-то странные скребущие звуки, будто в нем сидит, порываясь выбраться из плена, когтистая свирепая кошка.
– И сколько с тебя содрали за это великолепие? – Марина развела руками по сторонам.
– Недорого, – соврал Медников.
Марина скинула куртку и пристроила её на вешалке, полезла в чемодан за спортивным костюмом и тапочками. Всегда болтливая, сейчас она молчала, надув губки. Кажется, девочка хотела немного посердиться. Марина скинула с себя свитер и джинсы. Оставшись в одних трусах, повернувшись задом к любовнику, и стала копаться в чемодане. Медников равнодушно наблюдал за этими манипуляциями, он даже плаща не снял.
– И ты не мог найти места получше? – Марина, неловко прыгая на месте, пыталась залезть в спортивные брюки. – Это ведь даже не гостиница, даже не постоялый двор. Это черти что.
– Возможно. Я в городе плохо ориентируюсь. Приятель посоветовал именно здесь остановиться.
Медников прекрасно ориентировался в городе, а гостиницу выбрал не по совету приятеля. Несколько раз, ещё работая в контрразведке, он проводил здесь встречи со своими агентами, якобы приехавшими в город полюбоваться видами древних храмов.
– Скажи своему приятелю… Нет, ничего не говори. Просто набей ему морду за умный совет.
– Но ведь эта обстановка не испортит нам настроения, – сказал Медников.
– Испортит. Ты мог бы заказать здесь люкс или полулюкс. А не этот, с позволения сказать, номер.
– У меня с деньгами трудности. Временные. И мы тут всего на два дня. Переезжать в другую гостиницу или таскаться с чемоданами по номерам не хочется. Я чувствую свою вину. И я заглажу. Я вернусь через час или около того. Если хочешь, спустись в кафе или в бар, подожди меня там.
Он положил на столик деньги.
– Я не шлюха, чтобы сидеть в баре в одиночестве. Куда это ты собрался?
– Сюрприз. Имей терпение.
Медников вышел из номера, оглядев пустой коридор, дошагал до служебной лестницы, вышел на темную площадку и спустился в подвальный этаж. Он покинул гостиницу через служебный вход, с заднего крыльца. Нырнул в темноту холодного вечера, как в омут. Поплутал по переулкам, застроенным панельными пятиэтажками и старыми деревянными домами, проверяя, нет ли слежки. Сделав большой круг, выбрался на освещенную улицу и неторопливо пошел по тротуару. Он поднял руку, когда мимо проехала третья свободная машина. Останавливать первую, даже вторую встречную машину не следует, эту азбучную истину знает любой курсант разведшколы.
– К вокзалу, – забравшись на заднее сидение, сказал Медников. – Только побыстрее, электричка скоро уходит.
Слежки не было, но запутать следы, потратив на это полчаса, все равно не мешает. Возле вокзала он поймал такси, и попроси водилу отвезти его к дальнему универмагу.
В пивной павильон на окраине города, прозванный «стекляшкой», сегодня набилось много народа. Столики с пластиковыми столешницами, расставленные по залу, оккупировали рабочие, возвращавшиеся со смены и местные ханыги. Отстояв очередь у прилавка, Медников взял две пол-литровые кружки пива, сто пятьдесят грамм водки и копченую скумбрию. Поставив водку на тарелочку с рыбой, другой рукой подхватив кружки, он, лавируя между посетителями, вышел из прокуренного павильона и вдохнул запах свежего холодного ветра, дувшего со стороны Клязьмы, спустился на три ступеньки вниз. Здесь на асфальтированной площадке, отделенной от улицы забором из железных прутьев, стояли такие же столы, что и в зале. А народа было немного. Медников прошел к дальнему столику и, решив сразу согреться изнутри, хлопнул водки.
По узкой темной улице изредка проезжали машины, за старой облетевший липой горел синюшный фонарь, с железнодорожной станции, доносились гудки маневрового локомотива. Приготовившись к долгому ожиданию, Медников неторопливо отхлебывал пиво, холодное и кисловатое, отдающее деревянной бочкой, но Ермоленко не заставил себя долго ждать, появился всего через четверть часа. Одетый в старый бежевый плащ и кепочку из букле он заметил знакомое лицо, он не подал вида, поднялся в павильон, взял водки, кружку пива и две порции рыбы. Через пять минут вышел, встал к столику и поздоровался, не подавая руки, как учил Медников.
– Как добрались? – спросил Ермоленко.
– Спасибо, на машине, – холодный ветер и кислое пиво не располагали к затяжной светской беседе. – Вы привезли препарат?
– Разумеется, – кивнул Ермоленко. – Десять миллилитров в герметичной пробирке. Это огромное количество. Чтобы вы понимали: пятой частью этой дозы, выплеснув её сегодня вечером, скажем, в городской коллектор с питьевой водой, можно к утру отправить на тот свет все население славного города Владимира. Представляете, мы просыпаемся в теплых постелях, а вокруг одни жмурики. Ведь воду все пьют. Вам смешно?
– Нет. Я знаю характеристики этой штуки.
– Знать вы не можете. Вы догадываетесь. Знают только специалисты.
Как и все неудачники, Ермоленко был болтлив и жаден до еды. Он, облизывая жирные пальцы, азартно перемалывал зубами твердую пересоленную ставриду, будто в первый раз в жизни пробовал этот изумительный деликатес. Прикладываясь к кружке, делал маленькие глотки, словно стремился растянуть удовольствие. И вытирал ладонью неряшливые пегие усы.
– Это вещь опаснее водородной бомбы, – Ермоленко вытащил изо рта рыбную кость. – Американцы и англичане не имеют ничего похожего. Но бомба слишком громоздка. А химическое оружие умещается в жилетном кармане. Все крупнейшие мегаполисы мира, Нью-Йорк, Москва, Шанхай, совершенно беззащитны перед СТ – 575. Террористы дали бы цену вдесятеро, нет, в сотню раз выше той, что даете вы.
– Я не террорист. И не воспринимаю научно-популярной белиберды. Думаю, через несколько лет, когда вы всплывете в одной из западных стран, то прочитаете на это тему лекцию студентам химикам. И они вас послушают с интересом.
– Эти вещи интересны каждому человеку. Потому что касаются всех без исключения.
Ермоленко трудно остановить, он соскучился по человеческому общению, по живому слову, по аудитории. Потому что в городе, где он живет, люди подобрались молчаливые и замкнутые. Когда высшее образование и аспирантура остались в прошлом, Ермоленко получил предложение от Министерства обороны, предложение, от которого нельзя было отказаться. И переехал в маленький закрытый город, в то время даже не обозначенный на карте России. Посвятив жизнь изобретению препаратов, способных быстро умерщвлять сотни тысяч, если не миллионы людей, он редко покидал свое научное захолустье. Два раза, по разрешению, полученному на Лубянке, Ермоленоко с женой отдыхали на черноморских курортах, где супружескую пару неотступно, даже во время купания в море, сопровождали гэбешники. Всю жизнь он чувствовал себя мухой, живущей под стеклянным колпаком. И не было секретов, ни личных, ни производственных, от людей которые наблюдают за тобой через стекло.
Около десяти лет назад разработки новых видов бактериологического и химического оружия запретили. Ермоленко остался не удел и решил, что жизнь прожита напрасно. Он существовал на мизерное пособие, почему-то именуемое зарплатой, терпел ворчливую скаредную жену, не принесшую ему потомства, и мечтал вырваться на свободу. За последние годы лаборатория превратилась в хранилище всякой заразы, которой можно отравить полмира, а бывший ученый проводил рабочее время, попивая чай и разглядывая из окна своего тесного кабинета глухой забор, по верху которого пустили колючую проволоку. Прежнего контроля за научными кадрами больше не стало. С Ермоленко сняли наблюдение, он мог свободно перемещаться по России, правда, за границу путь ему был заказан.
Когда два года назад Медников вышел на него и предложил честную сделку: свобода, деньги и новая жизнь в обмен на СТ – 575, тот не стал ломаться и согласился без колебаний. Оставалась самая малость: заполучить препарат. На это ушло много времени.
