Было пять вечера, когда, сделав круг над Тампой, самолет лег на курс — восток. Солнце нависло над горизонтом. Мимо проплыл, приближаясь к аэропорту, оставляя в почти неподвижном воздухе струи дыма, большой реактивный лайнер. Вскоре, замкнув предпосадочный круг, он приземлится на берегу залива, с его стариканами в «труменовках». Бонд от души радовался, что оставляет это огромное жестокое Эльдорадо, направляясь в зеленые, мягкие дали Ямайки.
Самолет летел над Флоридой, внизу мелькали, освещая сгущающуюся тьму, зеленые огоньки бескрайних лесов и болот, без малейших признаков человеческой жизни. Вскоре показался Майами в своем ослепительном неоновом блеске. Вилась, уходя к побережью и далее, через Палм-Бич и Дантону к Джексонвиллу, глазная дорога штата, по обеим сторонам которой бежала золотистая лента мотелей, теснились автозаправки и киоски, в которых торговали фруктовыми соками. Бонд подумал, что еще трех дней не прошло, как он завтракал в Джексонвилле, а сколько с тех пор всего случилось. Скоро, после короткой остановки в Нассау, он полетит над Кубой, может быть, над тем самым местом, где мистер Бит спрятал Солитер. Она услышит рев самолета, и, может, интуиция подскажет ей, что надо поглядеть на небо — ведь он здесь.
«Доведется ли, — подумал Бонд, — им еще раз встретиться и довести до конца начатое? Но это позже, когда будет покончено с работой — приз в конце опасной дороги, которая началась три недели назад в лондонском тумане».
Самолет приземлился в Нассау. И после коктейля и раннего ужина Бонд провел полчаса на богатейшем острове в мире, на этом клочке песчаной земли, где под столиками для канасты были зарыты сокровища стоимостью в сотни миллионов фунтов стерлингов и где в бунгало, покрытых тонким слоем пандануса, из рук в руки переходили гигантские суммы.
Платиновый пятачок остался позади, и вскоре они уже летели над переливающимися перламутровыми огнями Гаваны, столь отличными в своей пастельной мягкости от грубой яркости американских ночных городов. Самолет летел на высоте пятнадцать тысяч футов, когда, едва Куба осталась позади, разразилась одна из тех неистовых тропических гроз, которые превращают комфортабельный лайнер в смертельную ловушку. Огромное тело самолета то взмывало, то ныряло, мощные двигатели то ревели как бы в пустоте, то словно вгрызались в невидимую стену уплотнившегося воздуха. Все внутри звенело и дребезжало, посуда в кухне падала с полок, и мощные струи дождя наотмашь били по плексигласовым стеклам.
Бонд с такой силой вцепился в ручки кресла, что левая ладонь отозвалась сильной болью, Бонд выругался про себя.
Он бросил взгляд на обложки журналов и подумал: не очень-то все это поможет. Когда на высоте пятнадцать тысяч футов крошится стальной одеколон в ванной, ни еда на ваш персональный вкус, ни безопасная бритва, ни «орхидея для вашей дамы», которая (орхидея) сейчас хранится в холодильнике, не нужны. Не говоря уж о пристяжных ремнях и спасательных жилетах со свистком, которые, как продемонстрировала стюардесса, действительно свистят, ни симпатичные красные лампочки над сиденьем.
Нет, когда напряжение для перегруженного металла становится слишком велико, когда наземный механик, в Лондоне или Айдлуайлде, Гандере или Монреале, отвечающий за противообледеняющее устройство, слишком влюблен, чтобы как следует заниматься своими обязанностями; в этих, а также в разных других случаях уютная «коробочка» с пропеллерами в передней части падает с неба в море или на землю — ведь она тяжелее воздуха, и она способна падать, и в ней есть какая-то безнадежность. А сорок человек тоже намного тяжелее воздуха, тоже наделены способностью падать, тоже, будучи малой частью целого, отданных во власть безнадежности, падают вместе с самолетом и проделывают маленькие отверстия в земле, либо производят слабый всплеск на морской поверхности. Впрочем, если им так назначено судьбой, чего же волноваться? Ты зависишь от нерадивого механика в Нассау в такой же степени, как от дурачка-водителя, который, перепутав красный свет с зеленым, врезается прямо в лоб твоего автомобиля, когда ты спокойно возвращаешься домой с любовного свидания. С этим ничего не поделаешь. Умирать начинаешь, едва появляясь на свет. Вся жизнь — карточная игра со смертью. Так что не падай духом. Закури сигарету и радуйся, что все еще жив и все еще можешь глубоко затягиваться. Звезды были к тебе благосклонны, ведь ты прошел уже немалый путь с тех пор, как покинул лоно матери и издал первый крик. Может, они и сегодня доведут тебя до Ямайки? Ведь бодрые голоса из диспетчерской весь день повторяют: «Идет на посадку БОАК», идет на посадку «Пэн Эм», идет на посадку «Ка-Эл-Эм»?» Почему бы так же не объявить: «Идет на посадку «Транс Каррибиан»?» Не теряй веры в свою звезду. Не забывай, что еще прошлой ночью ты смотрел в лицо смерти. И все же ты жив. Ты выскочил. Просто пришлось напомнить себе, что умение обращаться с оружием еще не делает человека неуязвимым. Вот и запомни этот урок. Эту удачную посадку в аэропорту Палисадос удалось совершить благодаря милости твоих звезд. Не забудь поблагодарить их.
Бонд расстегнул привязной ремень и отер пот со лба. «К черту», — подумал он, спускаясь по трапу на землю. Стрейнджуэйз, глава карибской резидентуры ЦРУ, пришел его встретить, так что Бонд быстро прошел все формальности.
Почти одиннадцать, теплый воздух оставался недвижимым. Из кактусовых зарослей по обе стороны дороги доносился стрекот цикад. Бонд с наслаждением впитывал звуки и запахи тропиков, а военный пикап между тем, огибая Кингстон, вез его к залитому лунным светом подножию Голубой горы.
Путь до уютного белоснежного домика рядом с Каменным Холмом, где жил Стрейнджуэйз, они проделали почти в молчании, обмениваясь лишь односложными репликами.
Приехав, они устроились на веранде, Стрейнджуэйз налил по доброй порции виски с содовой и со всей возможной обстоятельностью изложил ямайскую, так сказать, часть дела.
Это был сухощавый, жизнерадостный тридцатипятилетний мужчина, бывший офицер военно-морской разведки. На одном глазу у него была черная повязка, в другом горел орлиный взгляд, каким он считается и должен быть у моряка на капитанском мостике эсминца. Под загаром угадывались глубокие морщины, и по отрывистым фразам и жестам собеседника Бонд увидел всю меру его напряженности и обеспокоенности. Толковый работник, чувством юмора не обделен, не выказывал ни малейшей обиды на то, что кто-то из центра вторгается на его территорию. Бонд почувствовал: они сработаются.
Вот что рассказал Стрейнджуэйз.
Тут всегда ходили слухи, будто на острове Сюрпризов зарыты сокровища, и все, что было известно о Кровавом Моргане, укрепляло эти слухи. Крохотный островок находился точно в середине Залива Акул, в который упиралась Джанкшн-Роуд, пересекающая Ямайку по центру от Кингстона до северного побережья.
Знаменитый пират устроил в Заливе Акул штаб. Его привлекала возможность обозревать отсюда весь остров, до самого Порт-Руаяля, так что он мог совершенно незаметно входить в ямайские воды и покидать их. Губернатора это тоже устраивало. Корона предпочитала закрывать глаза на действия Моргана до тех пор, пока испанцы окончательно не уйдут из карибского бассейна. Когда эта цель была достигнута, Моргану, в знак признательности, было пожаловано рыцарское звание и пост губернатора Ямайки. Но до поры от Моргана, естественно, приходилось отмежевываться, чтобы не спровоцировать войну на континенте с Испанией.
Так, на протяжении долгого времени, пока браконьер не превратился в инспектора по надзору, Моргая использовал Залив Акул в качестве боевого укрепления. На земле близлежащего поместья он выстроил три дома и переименовал местечко, назвав его по имени деревеньки в Уэльсе, где родился, — Ланрамни. В развалинах здесь все еще попадаются разные предметы домашней утвари и монеты. Его суда всегда бросали якорь в Заливе Акул и швартовались под прикрытием острова Сюрпризов, этой массы кораллов и известняка, вертикально вырастающей из воды прямо посередине залива и окруженной лесистым участком площадью примерно в акр.
В последний раз Морган отбыл с Ямайки в 1683 году. Уже был выдан ордер на его арест, и ему предстоял суд равных по обвинению в нанесении ущерба короне. Его сокровища остались где-то на Ямайке, и он умер в нищете, так и не раскрыв их местонахождение. Сокровища, должно быть, несметные — результат многочисленных пиратских рейсов на «Эспаньоле», захвата множества торговых судов, направляющихся на Плату, ограблений в Панаме и Миракайбо. И все пропало бесследно.
Считалось, что клад находится где-то на острове Сюрпризов, но двухсотлетние поиски на суше и дне морском не дали никаких результатов. А потом, по словам Стрейнджуйэза, всего лишь полгода назад на протяжении двух недель произошли два события. Из местной деревушки бесследно исчез молодой рыбак, и анонимный нью-йоркский синдикат купил остров за тысячу фунтов у его прежнего хозяина из Ланрамни, который стал богатым скотопромышленником и владельцем банановых плантаций.
