Это был Куоррел, с острова Кайманов, и Бонду он сразу понравился. В жилах его текла кровь кромвелевских солдат и пиратов, скуластое лицо излучало силу и уверенность, форма рта выдавала некоторую суровость. Глаза серые. И только нос лопаткой да бледные ладони выдавали негроида.
Бонд протянул ему руку.
— Доброе утро, капитан, — поздоровался Куоррел.
Потомок знаменитого рода мореплавателей, он не знал титула выше этого. Но в голосе его не было ни угодливости, ни подобострастия. Он говорил как помощник капитана, и в манерах его сквозили прямота и искренность.
У них сразу установились отношения подобные возникающим между шотландским помещиком и его старшим ловчим: безусловное уважение и ни намека на раболепие.
Обсудив планы, Бонд сел за руль автомобиля Куоррела, и они поехали по Кингстон-Роуд, оставив Стрейнджуэйза заниматься тем, о чем просил Бонд.
Они выехали около десяти, так что в горах, которые рассекали остров вдоль, словно позвоночник крокодила, было еще прохладно.
Дорога кольцами уходила вниз к равнине на севере и шла через поразительные по красоте места — вокруг цвели тропические растения, на каждой высоте — свои. Зелень холмов, сплошь покрытых бамбуком, изредка перемежающимися темно-зеленым хлебным деревом, пониже уступала место рощам черного и красного дерева, магайи и кампешевого дерева. А когда они добрались до долины Агуальты, открылось зеленое море сахарного тростника и бананов; оно уходило вдаль, к горизонту, где яркими вспышками бросались в глаза пальмовые аллеи, бегущие берегом океана.
Куоррел оказался хорошим спутником и отличным гидом. У знаменитых пальмовых садов Кастлтона он рассказывал о домашних пауках, а потом — о сражении между гигантской сороконожкой и скорпионом, которую ему пришлось наблюдать. Он описывал различные ядовитые растения и целебные травы, показывал, как легким нажатием ладони можно расколоть кокосовый орех, называл длину клюва колибри, объяснял, как крокодилы носят своих детенышей в пасти, укладывая их, как сардины в банке.
Куоррел говорил на хорошем английском, хотя часто вставлял местные выражения. По пути, продолжая беседу, он все время поднимал руку, приветствуя прохожих, и те отвечали ему.
— Вас, похоже, знает здесь масса народа, — заметил Бонд, когда водитель здоровенного автобуса, на ветровом стекле которого большими буквами было выведено «Романс», поприветствовал Куоррела двумя протяжными гудками.
— Я наблюдаю за островом Сюрпризов уже три месяца, капитан, — откликнулся тот, — и дважды в неделю проезжаю по этой дороге. Вас тоже скоро все будут знать на Ямайке. У них хорошая память на лица.
К половине одиннадцатого они миновали Порт-Руайаль и свернули на узкую проселочную дорогу, ведущую вниз, к Заливу Акул. Тот так неожиданно открылся за поворотом, что Бонд даже притормозил.
Залив шириной примерно в три четверти мили имел серповидную форму. Его голубая поверхность была подернута легкой зыбью от северо-восточного ветра, зарождающегося в пятистах милях отсюда, над Мексиканским заливом, и отправляющимся оттуда в свое длинное путешествие по всему миру.
В миле от того места, где они стояли, у рифа, словно сторожившего залив, проходила линия бурунов; между ними была узкая полоска тихой воды, представлявшая собой единственный проход к стоянке. В самом центре залива, прямо из воды, вырастал вверх на сто футов остров Сюрпризов; с востока на его берег лениво накатывались небольшие волны.
Остров, почти идеально круглый, выглядел как большой сероватого цвета торт, лежащий на голубой фарфоровой тарелке, увенчанный сахарной глазурью.
Прямо за прибрежными пальмами теснились хибары рыбаков, а в полумиле от них виднелся зеленый склон острова. Куоррел протянул руку в сторону тростниковых крыш избушек, терявшихся среди деревьев. Бонд взял у него бинокль и вгляделся. Кроме тонкой струйки дыма, уносимого ветром, не было видно никаких признаков жизни.
У самого берега вода имела бледно-зеленоватый отлив, и сквозь нее просвечивал белый песок. Дальше начиналась темно-синяя полоса, которая приобретала бурый оттенок у нижнего обреза рифа, находившегося в пятидесяти ярдах от острова и обращенного к нему широким полукругом. Затем вновь вода становилась темно-синей с аквамариновыми пятнами. Куоррел сказал, что осадка «Секатура» составляет примерно тридцать футов. Слева, посередине западной оконечности залива, сразу за узкой полоской пляжа, среди деревьев пряталось местечко под названием Бью Дезерт. Здесь будет штаб боевых действий. Куоррел описал его местоположение, и Бонд в течение десяти минут изучал трехсотярдовую полосу воды между деревушкой и стоянкой «Секатура».
В общей сложности Бонд потратил полчаса на разведку, а затем, не приближаясь к своему новому дому и даже к деревушке, вернулся вместе со спутником к машине, и они поехали назад по главной дороге вдоль берега.
Они проехали через прелестный, весь утопающий в банановой листве городок Оракабесса и через Очо Риос с его гигантским заводом по переработке бокситов. Затем два часа спустя показался Монтегю Бэй. Был февраль, курортный сезон в полном разгаре. Деревушки и большие отели переживали пору золотой лихорадки, которая будет кормить их в течение остальной части года. Они остановились у дома отдыха на другой стороне широкого залива, пообедали, а затем тронулись вновь, направляясь к западной его оконечности. Предстояло еще два часа езды по полуденной жаре.
Местность была болотистой, и с тех пор, как Колумб ненадолго бросил якорь в заливе Манате, ничего, по сути дела, здесь не изменилось. Индейцев племени ороки сменили ямайские рыбаки, но в остальном время, кажется, остановилось.
Бонд подумал, что красивее пляжа он в жизни не видел: пятимильная гряда белого песка, с одной стороны уходившая в море, в сторону бурунов, а с другой, до самого горизонта, — бесконечные пальмы. К ним были привязаны выкрашенные в серый цвет лодки, громоздились розоватые кучи старых ракушек, а из соломенных рыбачьих хижин, расположенных в тенистых местах между болотами и морем, вился дымок.
Среди хижин, в густых зарослях травы, на сваях стоял дом — по виду коттедж, куда в выходные дни наезжают служащие Вест-Индской цитрусовой компании. Сваи понадобились как средство защиты от термитов, а окна были забраны сетками от москитов. Бонд проехал по разбитой дороге и остановился у дома. Пока Куоррел приводил в порядок его будущее жилище. Бонд обмотался полотенцем и пошел через пальмы к берегу, находящемуся буквально в двадцати ярдах от дома.
Целый час он плавал и лежал в теплой, ласковой воде, раздумывая об острове Сюрпризов и его тайне, проходя в уме шаг за шагом эти триста ярдов, вступая в сражение с барракудами, акулами и иными морскими хищниками, со всеми, кто вошел в гигантскую книгу моря, которую никому в жизни не прочитать до конца. На пути назад, в маленькое деревянное бунгало. Бонда впервые атаковали москиты.
— Увы, избавить вас от этого не могу, капитан, — увидев пятнышки у него на спине, ухмыльнулся Куоррел. — Но скажу, что сделать, чтобы кожа не чесалась. Прежде всего надо принять душ и смыть соль. Вообще-то они больно кусаются только вечером, но соль — их всегдашнее лакомство.
Когда Бонд вышел из ванной, Куоррел достал старою мензурку и протер укусы какой то бурой жидкостью, пахнущей креозотом.
— Нигде в мире нет столько мошкары и москитов, — сказал Куоррел, — но если у вас есть эта штука, — он кивнул на мензурку, — ничего не страшно.
Наступили короткие тропические сумерки, а затем на небе зажглись звезды, появилась луна в три четверти, и море сделалось почти безмолвным. Однако неожиданно в вышине столкнулись два сильных потока воздуха, и от этого зашелестели пальмы.
Куоррел мотнул головой в сторону окна.
— Ветер Гробовщика, — заметил он.
— Как это? — удивленно спросил Бонд.
— Моряки называют его ветром «взад — вперед», продолжал Куоррел. — В ночное время, с шести до шести, Гробовщик выдувает с острова дурной воздух. Затем каждое утро начинает дуть Ветер Лекаря и накачивает остров свежим морским воздухом.
Куоррел хитровато взглянул на Бонда.
— Похоже, у вас с Гробовщиком одна и та же работа, капитан, — сказал он полушутя-полусерьезно. Бонд отрывисто рассмеялся.
— Хорошо хоть работаем мы в разное время.
Снаружи запели сверчки и цикады, а огромные мотыльки облепили металлические сетки на окнах, жадно вглядываясь в две керосиновые лампы, свисающие с потолка.
Время от времени мимо домика, направляясь к единственному здесь бару у оконечности залива, проходили рыбаки или весело щебечущие девушки. Никто не ходил поодиночке из страха перед привидениями и телятами-перекати-поле, ужасными огнедышащими существами, со связанными цепями ногами, которые набрасываются на прохожих из травы.
