Торговец и солдаты не сошлись в цене. И тогда победители, скрежеща гусеницами, уехали со своим сокровищем. Куда? Никому не ведомо. С тех пор о том Рембрандте ни слуху ни духу…
Подобные рассказы забавляли хозяев и гостей. Пили джин и соки. Томас отправился на кухню навестить Бастиана, подавальщицу и седло косули. Он нашел всех трех в добром здравии. Бывшая помощница из секретной службы сидела на коленях у Бастиана. Внешне она сильно раскраснелась. Внутри же наверняка осталась коричневой. Томас проткнул вилкой седло косули и нашел, что здесь все обстоит с точностью до наоборот. Токующему Бастиану он дал соответствующие указания и возвратился в салон.
А здесь мадемуазель Даниэла все продолжала свои истории. Томас подсел к скромной и красивой Кристине Тролль и стал слушать. Он почувствовал, что в голове у него зашумело. Подозрительно блестели и глаза симпатичной брюнетки Кристины. Он сказал ей:
— Сейчас прибудет еда!
— Слава богу, а то я уже набралась, — призналась она глубоким низким голосом с хрипотцой. («Я так люблю глубокие низкие голоса, — подумал Томас. — Интересно, сколько лет малышке? Самое большее — двадцать пять. Гм. Весьма соблазнительна…»
Мадемуазель Даниэла и за едой продолжала развлекать присутствующих.
У Томаса испортилось настроение. «Я столько потратил сил на этот пармезанный пудинг, — думал он. — И никто даже не обратил внимания. Никто не похвалил». Как только он об этом подумал, сидящая рядом Кристина тихо сказала:
— Пудинг просто изумителен. Такой роскоши я еще никогда не ела.
Томас расцвел. Ах, что за девушка!
Когда подали седло косули, мадемуазель Даниэла как раз рассказывала о знаменитой исторической книге «Мировая хроника Шеделя», отпечатанной в 1493 году.
— …один из наших сотрудников две недели назад ехал через Тройбах под Крайбергом на реке Инн. У одного из крестьян он зашел — как бы это лучше выразиться? — в некую деревянную будку. (Смех.) И когда — пардон, я знаю, что говорю ужасные вещи — когда он захотел закончить свои дела, бумага и шрифт показались ему удивительно странными. (Вновь смех.) Дамы и господа, что мне вам сказать? Это были разрезанные страницы средневековой Всемирной хроники, вообще первой напечатанной книги мирового значения, они висели на ржавом гвозде в деревянном нужнике в Тройбахе под Крайбергом на реке Инн… (Оглушительный смех.)
Томас подумал с грустью: «И никто ничего не скажет о моем седле косули». Но тут тихо произнесла Кристина:
— И седло косули тоже фантастика. Вы гений. Это какой-то особый рецепт?
— Мой собственный. Я окрестил его баден-баденским седлом косули. В память о… гм… проведенном там прекрасном времени.
— Об этом вы должны рассказать мне подробнее.
Томас придвинулся поближе:
— С удовольствием!
Вечер был спасен!
После ужина мадемуазель Даниэла спела свои шансоны. Попойка продолжалась. Отдельные парочки куда-то время от времени исчезали. Подходили новые гости. Безостановочно играл граммофон. Томас пил круговую со всеми гостями. «В желудке у меня кое-что заложено, — успокаивал он себя, — ничего не случится».
Затем он познакомился с секретным агентом мистером Смитом, тем анималистом-гуманистом, который действительно ходил на охоту с арбалетом. При этом выяснилось, что Томаса пригласили не только из-за его искусства хорошо готовить.
— Послушайте-ка, мистер Ливен. Я знаю, что вы не были нацистом… но вы ведь знали многих нацистов… Вы могли бы помочь нам…
— Нет уж, спасибо.
— Ливен, это же ваша страна! Я здесь буду не вечно. А вы, вероятно, да. Если сейчас не проявить бдительности, то можно упрятать за решетку не тех, а фашистов оставить гулять на свободе… и все повторится, да, все повторится!
— Тем не менее, — ответил Томас. — Не желаю иметь дело с секретными службами. Ныне, присно и во веки веков!
Мистер Смит смотрел на него сбоку и улыбался…
Все интимнее становилось освещение, сентиментальнее — музыка. Томас танцевал с Кристиной. Томас флиртовал с Кристиной. Кристина рассказывала о себе:
— Вообще-то я изучала химию. У моих родителей была небольшая фабрика в Мюнхене, косметические товары…
— Что значит была?
— Они умерли. А фабрику разграбили. В эти дни меня здесь не было. Найти бы кого-то, кто ссудил бы мне немного денег, — она говорила серьезно, Томас находил ее очень симпатичной. — Ах, только бы немного денег. Можно будет прилично зарабатывать. Миллионам женщин требуются косметические препараты. У них нет ничего для наведения красоты…
Томас все понял. Тяжело ворочая языком, он ответил:
— Мы должны непременно… поговорить об этом, фрейлейн Кристина, — и далее: — Приходи… те завтра ко мне. Я… я… не исключено, что ваша фабрика меня заинтересует…
— О! — ее глаза вспыхнули.
Снова начала петь мадемуазель Даниэла. Томас пил и танцевал с Кристиной, танцевал и пил. Потом запел сам. А потом дошел до точки: он был пьян, страшно пьян. Любезен. Дружелюбен. Очарователен. Но пьян в стельку. Только никому это не бросалось в глаза. Потому что в доме умершей Евы перепились все. Кроме награжденного орденом крови. Маясь болями в животе, он валялся у себя в мансарде и скрипел зубами.
14
Проснувшись, Томас обнаружил, что находится в своей постели. Он услышал голос Бастиана:
— Завтрак, Пьер. Просыпайся. Уже половина двенадцатого!
Томас открыл глаза и застонал. В голове стучали отбойные молотки. Он посмотрел на Бастиана, стоявшего перед ним с подносом в руках. Выпрямился. И окаменел. Рядом с ним лежала девушка и спала глубоко и мирно. Прелестная черноволосая Кристина Тролль…
Томас закрыл глаза. Снова открыл их. Это не видение, дразнившее его воображение. Кристина продолжала лежать рядом. Она что-то пробормотала, улыбнувшись. Потянулась. Всевышний! Томас быстро прикрыл ее одеялом. С ужасом взглянул на Бастиана, стоявшего с невозмутимым видом:
— Что случилось? Как эта дама оказалась здесь?
— Слушай, не спрашивай меня! Откуда мне знать?
— Я что… эта дама и я были уже… гм… в доме, когда ты пришел?
— Именно так. Ты храпел, как целая рота.
— Боже ты мой.
— Надрался до чертиков, да?
— И еще как! Эх, эх, восемь или девять часов в отключке. Ничегошеньки не помню.
— Да уж, паршиво!
— Умолкни! Поставь куда-нибудь поднос. Смоюсь-ка я лучше, прежде чем она проснется. Может, она тоже перебрала. Ей будет неловко.
Но он не успел. В этот самый момент Кристина Тролль открыла свои красивые темные глаза и огляделась. Долго оглядывалась. Потом посмотрела на себя. Стала пунцово красной. И произнесла:
— Ах, какой ужас. Нет, в самом деле! Страшно неприятно! Прошу вас, скажите мне, кто вы?
Томас Ливен сидя отвесил поклон:
— Меня зовут Ливен. Томас Ливен.
— Ах, боже, боже. А кто… кто этот господин?
— Мой дворецкий Бастиан.
— Доброе утро, мадемуазель, — сказал Бастиан, вежливо поклонившись.
Тут молодая женщина расплакалась…
После завтрака Томас и Кристина пошли прогуляться вдоль Изара. Головная боль потихоньку отпускала.
— И вы ничего не помните? — допытывался он.
— Абсолютно ничего.
— И я тоже.
— Господин Ливен!
— При сложившихся обстоятельствах ты впредь могла бы спокойно называть меня Томасом!
— Нет, хочу остаться на вы. При сложившихся обстоятельствах, господин Ливен, для нас есть только один выход: мы расходимся и никогда больше не увидимся.
— Извините, почему?
— Господин Ливен, я порядочная девушка. Ничего подобного со мной еще никогда не случалось.
— Со мной тоже. Предлагаю компромисс. Мы никогда больше не говорим на эту тему. И снова ставим на ноги вашу косметическую фабрику.
— Ах, об этом вы помните?
— Вот именно. И сдержу свое слово. Требуемый вам капитал в вашем распоряжении.
— Господин Ливен, я не могу его принять ни при каких обстоятельствах.
15
15 августа 1946 года возобновила работу немецкая косметическая фабрика «Тролль». Сперва с ограниченным персоналом. В тяжелейших условиях. В сентябре дела стали. понемногу налаживаться. Благодаря своим связям с американцами Томасу, деловому партнеру владелицы Кристины Тролль, удалось достать большое количество химикатов, необходимых для производства. В октябре 1946 года фабрика уже выпускала мыло, кремы для кожи, туалетную воду и коронный номер всей программы — «Бьюти милк» (косметическое молочко), пользовавшиеся бешеным успехом. Наняли новых рабочих.
Кристина Тролль по-прежнему обращалась к своему партнеру с холодной вежливостью «господин Ливен». Томас Ливен тоже обращался к своей партнерше с холодной вежливостью «фрейлейн Тролль». Бастиану он говорил:
— Отныне никаких сомнительных дел, слышишь? Всего можно добиться честностью и усердием. Порядочность, старина, уловил? Порядочность!
