Кристина Тролль по-прежнему обращалась к своему партнеру с холодной вежливостью «господин Ливен». Томас Ливен тоже обращался к своей партнерше с холодной вежливостью «фрейлейн Тролль». Бастиану он говорил:
— Отныне никаких сомнительных дел, слышишь? Всего можно добиться честностью и усердием. Порядочность, старина, уловил? Порядочность!
Бастиан только ухмылялся…
Унылым октябрьским вечером на виллу Томаса Ливена пришла маленькая запуганная женщина. Она бесконечно долго извинялась за то, что не предупредила о своем визите, не говоря при этом, как ее зовут и что ей нужно.
— …я так разволновалась, господин Ливен, так ужасно разволновалась, когда увидела вашу фамилию…
— Где вы ее увидели?
— В регистрационной книге земельного ведомства — там работает моя сестра. Мы с детьми по-прежнему живем в Фрайлассинге, туда нас переместили в 45-м. Нищета, теснота, крестьяне относятся к нам отвратительно, а теперь еще эта погода…
— Сударыня, — терпеливо сказал Томас, — могу я, наконец, узнать ваше имя?
— Эмма Бреннер.
— Бреннер! — Томас вздрогнул. — Вы — жена майора Бреннера?
Маленькая женщина заплакала.
— Да, господин Ливен! Жена майора Бреннера… Он так часто писал мне о вас из Парижа. Он так восхищался вами… Господин Ливен, вы знали моего мужа! Он что, был плохим человеком? Несправедливым?
— Если вы так ставите вопрос, фрау Бреннер, то это может означать только одно: ваш муж арестован, верно?
Всхлипывая, она кивнула:
— Вместе с полковником Верте. Вы ведь его тоже знаете…
— О боже, — сказал Томас. — И Верте?
— С конца войны они сидят в лагере Моосбург — и останутся там, пока не умрут от голода или холода…
— Успокойтесь, фрау Бреннер. Рассказывайте.
Рассказ маленькой женщины прерывался всхлипываниями. Положение Верте и Бреннера выглядело действительно безнадежным. Томас прекрасно знал обоих. Знал как порядочных людей, неприемлевших гестапо. Но в 1944 году адмирала Канариса сместили, и абвер перешел в подчинение к Генриху Гиммлеру. Верте и Бреннер стали вдруг людьми Гиммлера! И оставались ими, пока не пришли американцы и не арестовали их. Для американцев никакой разницы не было. Для них люди Гиммлера олицетворяли СД. А люди из СД были «угрозой безопасности» и автоматически подлежали аресту.
В лагере для интернированных Моосбург имелись досье на всех заключенных, которые подразделялись на различные категории. Время от времени эти досье путешествовали по кабинетам отделов, где пересматривались решения. Все новые и новые категории лиц выходили на волю. И только одна из них могла дожидаться освобождения до второго пришествия: категория «угроза безопасности».
— Не могли бы вы помочь мне? — всхлипывала фрау Бреннер. — Мой бедный муж… бедный господин полковник…
— Я посмотрю, что можно сделать, — задумчиво сказал Томас.
— Мистер Смит, — говорил он на следующий день агенту-анималисту американской военной контрразведки, который так стремился заполучить его в сотрудники, — я подумал над вашим предложением. Вы знаете так же хорошо, как и я, что творится в моей стране. Эта коричневая чума еще не искоренена. Она весьма живуча. Мы должны быть бдительными, чтобы не допустить ее возрождения…
— Означает ли это, — мистер Смит радостно вдохнул, — что вы все же решились работать на нас?
— Да, означает. Но только в одном-единственном качестве: борьба с фашизмом. Тут — да, но ничего другого. Если хотите, поеду по лагерям.
— О'кей, Ливен, — ответил мистер Смит, — договорились!
Следующие шесть недель Томас Ливен провел в разъездах. Он посетил лагеря для интернированных в Регенсбурге, Нюрнберге-Лангвассере, Людвигсбурге и наконец в Моосбурге. В первых трех лагерях он сутками изучал сотни дел, состоявших из плотно напечатанных машинописных страниц, с фотографиями заключенных и печатями агентов, проводивших допросы. Внимательно изучал бланки. Печати были примитивными, их можно было легко подделать. Так же примитивно были наклеены и фото. Использовались пишущие машинки самых разных фирм.
В первых трех лагерях Томас Ливен обнаружил тридцать четыре гестаповца, которых он знал и ненавидел еще во Франции, среди них шефа СД в Марселе гауптштурмфюрера Раля и нескольких его подручных. В лагере Раль заведовал культурой и пользовался всевозможными привилегиями.
И вообще Томас вскоре пришел к выводу, что самые большие негодяи в прошлом и здесь, в лагерях, снова пробрались на теплые местечки, устроившись на кухне, в больнице, в канцелярии. Многие из них стали «доверенными лицами», «представителями лагерной общественности» и терроризировали остальных. Они снова пролезли наверх.
— Тонкий у вас нюх, ничего не скажешь, — говорил Томас американцам. — Вы судите лишь по светлым волосам, голубым глазам и умению стоять навытяжку! С сегодняшнего дня присмотримся поближе к этим господам на теплых местечках…
Так и случилось.
Когда Томас Ливен 3 января 1947 года прибыл в Моосбург, он уже пользовался полным доверием обоих агентов секретной службы, сопровождавших его. Они проводили его в плохо охраняемый лагерный архив и оставили одного с делами на одиннадцать тысяч заключенных. И здесь Томас обнаружил трех членов СД, о которых у него сохранились самые скверные воспоминания. Нашел он, конечно, и досье на майора Бреннера и полковника Верте.
Вечером 6 января Томас покинул лагерь, унося под рубашкой акты на Верте и Бреннера. Жил он в небольшой деревенской гостинице. Вспомнив уроки гениального Рейнальдо Перейры из Лиссабона, он подделал содержимое обоих досье. Для начала он изготовил новый резиновый штемпель. Сапожным шилом и перочинным ножом он сперва осторожно удалил заклепки, удерживавшие фото; и отделил снимки от досье, растворив клей и убрав его кисточкой. Потом на принесенной пишущей машинке отстучал содержимое новых досье. Теперь они отличались от прежних, как небо от земли! Отныне Верте и Бреннер перестали быть исчадиями ада из СД, а превратились в безобидных, ничем не запятнанных офицеров немецкой военной администрации во Франции. Не было никаких оснований держать их под стражей, поскольку лица их категории были уже освобождены.
Утром 7 января оба секретных агента снова доставили Томаса в лагерь. На этот раз под рубашкой он пронес новые досье. Старые он спалил в печи комнаты, где проживал. Без особых трудностей ему удалось в течение дня вновь вернуть обновленные папки на их прежнее место. В тот самый ящик, из которого дела были изъяты. На этом его работа была завершена.
Бреннер и Верте вышли на свободу еще до конца января 1947 года. Но какими странными бывают причуды судьбы: к тому времени, как оба они вышли за ворота лагеря, сам Томас Ливен снова оказался за решеткой…
Произошло это так.
По окончании инспекции Моосбурга агенты секретной службы вместе с Томасом посетили лагеря в Дагау, Дармштадте и Хоэнашперге. Здесь содержались нацистские дипломаты. Томасу вновь удалось выявить несколько преступников из СД. Американцы выразили ему свою благодарность, и 23 января все они возвратились в Мюнхен поздно вечером. Томас устал, его довезли на машине до его виллы. Когда он отпирал садовую калитку, они уехали, помахав ему рукой.
В доме все окна были темными. Опять Бастиан где-то шляется, подумал Томас. Ни души. Войдя в холл, он обнаружил, что ошибался. В темноте что-то проскользнуло мимо него, и вдруг вспыхнул свет. Перед ним стоял американский военный полицейский, второй оказался сзади. Оба с большими пистолетами в руках. Из библиотеки вышел штатский, тоже вооруженный.
— Клешни вверх, Ливен! — приказал он.
— Кто вы такие?
— Си-ай-ди, — ответил штатский, — военная уголовная полиция. Вы арестованы! Мы уже пять дней вас здесь поджидаем.
— Я, видите ли, уже несколько недель находился в разъездах, выполняя задание вашего конкурирующего ведомства. Си-ай-си — борьба с шпионажем и политическими преступлениями.
— Молчать! Следуйте за нами!
— Минуточку, — сказал Томас, — предупреждаю вас. У меня много друзей в разведке. Я только что оказал им огромную услугу. Требую немедленных объяснений. За что меня арестовывают?
— Знаете ли вы некоего Бастиана Фабра?
— Да.
— А некую Кристину Тролль?
— Тоже. (Бог мой, ведь предчувствовал что-то неладное…)
— Так вот, они уже в тюрьме.
— Но за что, черт побери?
— Господин Ливен, вместе со своими друзьями вы обвиняетесь в покушении на генерала Лайнтона по заданию организации «Вервольф».
— Американского генерала Лайнтона? — Томаса охватил приступ смеха. — И как же, позвольте узнать, я собирался ликвидировать его?
— С помощью взрыва.
— Ха-ха-ха-ха-ха!
— Вам будет не до смеха, Ливен. Всем вам. Вы производите косметику, не так ли?
