— Я сказал, что деньги — удобное средство обмена.
— Я расслышал, — ответил Флинн.
— Я убежал из Ады, штат Техас.
— Оттуда все убежали.
— Мне было девять с половиной, может, десять лет. Я мог сам определять день своего рождения. Эта знаменательное событие не только не потрясло мир, но и не получило отражения в городском реестре, где фиксируются рождения и смерти. Я жил в этой балке со свиньями, кошками и матерью, которая большую часть времени пребывала в ступоре.
— Не понимаю, как такое возможно.
— Я тоже. Вы говорили, что видели ее?
— Да.
— В школе города я понял, что могу научиться читать, писать и считать быстрее всех моих сверстников. Там же мне стало ясно, что я всегда останусь швалью, о которую можно вытирать ноги. Поэтому одним жарким днем я прыгнул в кузов грузовика и оказался в Далласе. Мистер, не пожив на улице, вы никогда ничего не узнаете о тамошней жизни.
Флинн промолчал.
— Ты ешь из мусорных контейнеров, что выставлены у черного хода ресторанов. Ты спишь на пустырях и в заброшенных домах. А когда ты привыкаешь к какой-нибудь куче кирпича, когда приносишь туда свои вещи, подобранные на улице, старые журналы, книги, мяч, сломанный воздушный змей, о тебе узнают, и скоро мужчины и мальчишки охотятся за тобой и выгоняют, швыряя вслед камни.
Флинн смотрел на тысячи маленьких костерков на берегу.
— Встречались и другие мужчины и мальчишки, — продолжал Удайн. — Они не бросались камнями. Они высматривали тебя на улице, шли следом. Я узнал, что у меня красивая внешность. У меня по-прежнему не было дома, но теперь я уже мог носить чистую одежду и есть за стойкой, а не на помойке. А иногда, если мужчинам хотелось посмотреть, как я моюсь, я мог принять ванну. — Удайн рассмеялся. — В прямом смысле этого слова.
— Вы занялись проституцией.
— Точно.
— С женщинами или…
— Женщин такие молодые не интересовали. Мне было десять-двенадцать лет. Потом, разумеется, я переключился на женщин.
— Вы стали проституткой.
— Именно так.
— Вы назвали мать шлюхой.
— Моя мать была шлюхой.
— И вы были шлюхой.
— Да, но я не мог забеременеть. Я был мальчишкой-проституткой, который ходил в библиотеку.
— Вы хотите сказать, что за все это время никто, ни коп, ни священник, никто не обратил на вас внимания, не осознал, чем вам приходится заниматься, не попытался увести вас с улицы?
— Никто. И никогда. Копов следовало избегать. А кто что знал о священниках и церквях? Я не знал. Одна библиотекарша, миссис Уилликенс, из Далласской центральной библиотеки, очень мне благоволила. Я приносил ей список слов, вычитанных в книгах, которые я не мог понять. Она показала мне, как пользоваться словарем. Беседовала со мной о книгах, помогала найти хорошие книги для чтения. Можете вы представить себе мальчика, который жил на улице и получал удовольствие от чтения классики? Я читал и представлял себя в тех домах, где жили герои книг. Разумеется, миссис Уилликенс не знала, где я живу. Подозреваю, я сочинил о себе и рассказал ей сладенькую историю, на манер тех книг, которые она давала мне читать. Я хотел достойно выглядеть в ее глазах.
Потом один пьяница, попользовавшись мною, случайно забыл свой фотоаппарат, и у меня возникла интересная мысль. Я скооперировался еще с одним мальчишкой. Мы менялись. Если я работал с клиентом, фотографировал он. Если он работал с клиентом — я. Залезть в карманы этих олухов не составляло труда. Они, конечно, ревностно берегли свои бумажники, но в пальто обычно находился конверт или какая-нибудь квитанция с их именем, фамилией, адресом.
— Вы переквалифицировались в шантажисты.
— И преуспели в этом. Заработали хорошие деньги. Разумеется, этому пришел конец. Техасцы терпеливы, но, если уж их выводят из себя, проблему они решают кардинально. В одну неделю в меня стреляли дважды.
Поэтому я сел в автобус и уехал в Нью-Йорк.
Мне было почти пятнадцать.
Там все повторилось. Я работал с другими подростками, мальчиками, девочками. Но фотоаппарат всегда принадлежал мне.
К семнадцати-восемнадцати годам я уже обладал приличным состоянием, ходил в дорогом костюме и прочитал все, до чего мог добраться.
У меня была мечта — иметь собственную компанию. Наверное, я почерпнул ее из прочитанных книг. И я не собирался становиться хозяином кондитерского магазина. Я прочитал, что для того, чтобы получить контроль над небольшой корпорацией, требуется примерно столько же денег, сколько на покупку фермы. Я принялся за учебу. Даже прослушал несколько курсов лекций в бизнес-школах.
В девятнадцать лет я прослышал об «Удайн корпорейшн».
— То есть она уже существовала?
— Полностью она называлась «Юнайтед дайнемикс индастриз оф Норд-Ист». Акции свободно продавались на бирже и стоили несколько центов за штуку. Я начал их скупать. Сменил фамилию, нанялся в компанию экспедитором. Поначалу моя фамилия, вернее, ее совпадение с названием компании, вызывала некоторое недоумение, но потом все решили, что это просто случайность.
К моему двадцать первому дню рождения, когда мне принадлежало тридцать два процента акций, я созвал заседание совета директоров и избрал себя, экспедитора, в члены совета. Потом я без труда заполучил и остальные акции.
— Не могу поверить, что такое возможно.
— Возможно. В этой компании я проработал почти два года. Так что у меня было время узнать, кто есть кто.
— Вы хотите сказать, что ни менеджеры, ни совет директоров не оказали вам никакого сопротивления?
— Практически никакого. Я меня были фотографии, видите ли… Если не их, то их жен, сыновей, дочерей. Я действовал по принципу: в любой семье есть как минимум один идиот. А если внимательно присмотреться, то и больше.
— Это один из тех вопросов, что мне не стоило задавать, — вырвалось у Флинна.
Сквозь зависший над озером дым начала пробиваться заря.
Теперь Флинн уже видел Джорджа Удайна: коротышку с быстрыми карими глазами, сидящего на корме весельной лодки.
— С годами мои методы не претерпели никаких изменений. Покупай дешево и продавай дорого: еще одно клише, не стареющее со временем. На переговорах я всегда мог выложить дополнительный козырь, побуждающий других продавать дешево и покупать дорого.
— Фотографии.
— Фотографии. Позднее магнитофонные пленки, когда они появились. Выкраденные финансовые документы. Иногда хватало удачной догадки. Я покупал компании ради принадлежащих им участков земли и участки земли, из-под которых мог добывать полезные ископаемые или на которых мог что-то строить. Отели, авиалинию, завод по производству инструмента…
— «Удайн корпорейшн».
— Вот так Джордж Льюис стал Джорджем Удайном.
Костерки меркли в нарастающем свете дня.
Флинн взялся за весла и двинул лодку к берегу.
— Типичным представителем своего времени.
— У меня сложилось впечатление, что вы верили в деньги.
— Я же говорил, что это удобное средство обмена. Мальчишкой я мог обменять на них только свое тело.
— А шантаж? Что вы можете сказать о шантаже?
— Они использовали меня. Я, соответственно, их.
Флинн покачал головой.
— При нашем первом разговоре вы назвали свою мать шлюхой. Вы тоже шлюха. Вы говорили о том, что ваша мать скармливает отбросы свиньям. Однако вы называете деньги отбросами и говорите, что скармливаете их тем, кто на вас работает, причем их вы называете свиньями. Но вашу мать считают полоумной, а люди во всем мире восхищаются вашим умом.
Удайн промолчал.
Флинн направил нос лодки в берег. От причала остались одни воспоминания.
— Все зависит от того, во что люди верят, — донесся до него тихий голос Удайна.
Над озером появился вертолет.
Флинн ступил на берег, покрытый несколькими сантиметрами пепла.
Выбрался из лодки и Удайн.
Каждый шаг Флинна поднимал облако пепла. Он огляделся. Металлические конструкции причала, стойки, балки, уцелели. От Лачуги остался лишь каменный фундамент и недогоревшая часть крыши. То тут, то там к небу тянулись дымовые колонны.
Удайн остановился рядом с Флинном. Отвернувшись от него.
— Подозреваю, я только что увидел вечность, какой вы ее себе представляете.
Удайн улыбнулся. Указал на вертолет:
— Они прилетели посмотреть, жив ли я. Боюсь, мне придется их разочаровать. Вас подбросить?
— Я лучше пройдусь, — ответил Флинн.
* * *
Следующим вечером Флинн появился на заправке, где три дня тому назад покупал бензин. Спускаясь с горы Клиари, он дважды находил удобные валуны, на которые мог лечь и отдохнуть.
Поначалу старик его не узнал. Лицо, руки, одежду Флинна покрывала сажа.
— А, это вы, — наконец улыбнулся он. — Тот самый человек, который хотел повидаться со стариной Джорджем. Я все думал, что с вами случилось. Вы, должно быть, очень хотели увидеться с ним, иначе не сожгли бы всю гору.
