– Все это очень хитроумно,– комментирует мой «клиент».
– Такова профессия. Другой пример хитроумия. «Бонапарт», который Аньес послала отцу в отчаянии, как бросают бутылку в море… Вы-то знаете, что на нем было написано CAS, начальные буквы фамилии предателя, а не OAS. Эту купюру необходимо уничтожить. Но она у Дакоста. Вы не можете ее взять у него на время, сжечь, а потом сказать, что вы ее потеряли… Как бы то ни было, ночью того дня, когда я приехал сюда, она попадает ко мне. Опасность возрастает. Ведь я могу захотеть исследовать ассигнацию, и у меня могут возникнуть какие-нибудь подозрения. Необходимо ее у меня выкрасть. Это очень легко. Мне предлагают выпить на дорожку стаканчик вина, в который подсыпают наркотики, а дальше просто: вы дождетесь, когда я глубоко засну у себя в номере, а потом обшарите мои карманы. Вы жили раньше в «Литтораль». Как и посетившим меня ворам, вам знакомы там все ходы и выходы. Вам не составит труда забраться в мой номер. Возможно, вам и отмычка не понадобилась. Морто, оглушив меня, сбежал, видимо не закрыв даже дверь. Небольшой сюрприз для вас, когда вы проникаете ко мне в номер, где я валяюсь без сознания. Если у вас и возникают какие-то вопросы, вы откладываете их на потом. Пока что вам нужно забрать компрометирующую банкноту. Что вы и делаете. Теперь по крайней мере не это наведет Бюрма на правильный след. Но тут в игру вступают новые лица. Помимо того типа, который напал на меня в номере, кто-то звонит вам и Лоре. Об этом странном телефонном звонке вы мне говорите только после того, как я сам вас об этом спрашиваю,– мне приходится буквально вытягивать из вас слова. Еще большим потрясением для вас оказались наблюдатель и блондинка с дороги в Праду.
Чтобы ввести в курс почтенную публику, я объясняю, кто какие роли играл. Я продолжаю:
– Вы чувствуете, что существует еще и другая опасность. Какая и что против нее предпринять? Но в общем вы довольны. Вы с радостью констатируете, что я не сомневаюсь: «бонапарта» стащил тот тип, который напал на меня в гостинице. Так. После этого я обнаруживаю труп Кристин Крузэ. Я не мог не обнаружить его. Я не знаю, кто ее убил, вы или Блуа, но, во всяком случае, это было не предумышленное убийство. Предумышленное убийство было бы совершено в другом месте. Поскольку улица Бра-де-Фер очень узкая и по ней не может проехать «похоронный автобус», труп пришлось оставить на месте… Остановимся немного на Кристин. Если бы это зависело только, так сказать, от вас, я бы никогда не пошел к ней. Вы бы просто не включили ее в список знакомых Аньес. Но Дакоста и Лора знали фамилию и адрес этой девушки. Так… Похоже, она была убита во вторник вечером, в тот момент, когда я готовился выйти из поезда в своем родном славном городе. Возможно, ей хотели внушить, как она должна себя вести: приедет Нестор Бюрма, будет задавать вам вопросы, ему нужно отвечать то-то и то-то. Но она вдруг начинает артачиться – она не хочет быть замешанной ни в чем серьезном. Она не видела, как возвращалась Аньес в среду утром, а теперь ей говорят, что она исчезла, а частный шпик из Парижа будет задавать ей вопросы по поводу пропажи Аньес. Она уже обожглась как-то. Сначала история с этим нотариусом, который отдал богу душу прямо во время одной из оргий, затем история с Мод Фреваль, сбежавшей из исправительного дома, которую она приютила. Она, по-видимому, здорово напугана. Словом, она упирается и не хочет делать то, что ей велят. Тогда пришедший к ней гость убивает ее: задушив и раздев, он подвешивает ее на крюке. Теперь уже ни у кого не возникнет сомнений, что это преступление совершил садист. Затем, как обычно, вы убираете квартиру и сжигаете костюм Аньес. Если только это действительно не сделала сама Кристин после того, как узнала об исчезновении Аньес: она могла бросить костюм в плиту из страха, что кто-нибудь из знакомых Аньес сможет его опознать.
– Исчезновение, сожжение… и по-прежнему предположения,– иронизирует Дорвиль.
– Что поделаешь! Кто бы ни бросил костюм в огонь, он полностью не сгорает. Я прихожу к вам, показываю уцелевший кусок и сообщаю о своих открытиях. Вам не нравится, что у меня возникли мысли об убийстве. Но это меркнет в сравнении с тем, что у меня появляются сомнения, которыми я тоже делюсь с вами, а именно: что вы не столько хотите найти Аньес, сколько человека с пятьюдесятью миллионами, чтобы их у него стащить. Конечно, моя гипотеза ошибочна, но вам все равно все это не нравится. И в конце концов вы чуть ли не советуете мне плюнуть на это дело. Вы, должно быть, пришли к заключению, что, какой бы оборот ни приняли события, будет лучше, если меня здесь не будет. Но Блуа вас подбодрит, и вы организуете операцию «Дубки»… Прежде чем я расскажу о ней, мне хочется добавить пару слов о моем посещении (после того как я расстался с вами) улицы Дарано и еще несколько слов о Кристин. На улице Дарано меня чуть не насилует Мирей. Я не знаю, приказали ли ей или она действительно возымела ко мне желание. Впрочем, это ни к чему не приводит. Но Мирей пьяна, и у нее срывается с языка: «Когда о вас говорили…» Правда, она тут же поправляется: «Я имею в виду, в газете…» Я подумал: «Ага! Кто мог говорить обо мне до появления газеты? Дорвиль, Лора, Дакоста? Откуда Мирей это знает? Такое впечатление, что обо мне говорили в ее присутствии». И правда, старина, я думаю… Вы хотите что-то сказать?
Он пожал плечами. Я продолжаю:
– Я думаю, что, позвонив мне в Париж, вы помчались к Блуа, чтобы сообщить ему, какая неприятность грозит вам из Парижа. Именно в этот момент вам, двум умникам, пришла в голову гениальная мысль, что мною можно управлять, ловко манипулировать. А Мирей или Блуа, а может быть, оба одновременно, видимо, сказали: «Бюрма? Нестор Бюрма? Но это же внук нашего бывшего сторожа…» Потому что, а?… «Ваше имя ни о чем больше не говорило…» Еще бы!… «Нашего бывшего сторожа. Это потрясающе. Мы сможем следить за его действиями, путаться у него под ногами, а он ничего и не заподозрит…» Заметьте… я не дал им времени для этого… Последнее замечание – о Кристин. Во время нашего разговора в четверг я вам демонстрирую нечто вроде интереса к второстепенным деталям: почтовая открытка в конверте, полученная парикмахершей от Мод Фреваль, которой платят деньги за то, чтобы она молчала о деле нотариуса, погубленного Эросом, и другие подобные штучки. В результате Элен, которую я отправил в Лондон, терпит неудачу. За это время Мод успели заплатить деньги, чтобы она продолжала молчать и дальше. Это вы подняли тревогу, и были приняты все необходимые меры. Поэтому, когда я сообщаю вам о своей надежде узнать что-нибудь у Мод Фреваль, вы улыбаетесь с понимающим и насмешливым видом. Вы знаете, что она ничего не скажет… Этот разговор происходит в «Литтораль» после того, как были обнаружены трупы Дакоста и его дочери. Я высказываю убеждение, что мы имеем дело с инсценировкой, цель которой заставить всех поверить в вину Дакоста в алжирском деле. И действительно, так оно и было. И я думаю, что в этом случае вина полностью лежит на вас одном. Вы были дружны с Дакоста. Я даже думаю, представьте себе, что это вы могли убедить его покончить жизнь самоубийством. Возможно, записка, которую он оставил, была настоящей, а не искусно подделанной фальшивкой. Дакоста был в подавленном состоянии. Если вы сообщили ему о смерти дочери, показав ему кусочек материала от ее костюма, который я вынул из кухонной плиты… Вы хотите что-то сказать?
– Я вас слушаю. И этого достаточно.
– Да, конечно. Впрочем, вы ведь не присутствовали при смерти Дакоста? В этот вечер вы были в кино. Вы постарались убедить меня в этом ловким приемом, достойным провинциального умника, ничего не скажешь! Пойдем дальше. Операция «Дубки», продолжение: после того как с Дакоста было покончено, вы сжигаете в камине часть тех самых знаменитых банкнот – из запаса Блуа – и оставляете несколько купюр, на сумму около пяти миллионов, в коробке из-под печенья. Для дурака Нестора, которому эти «бонапарты» выпуска июня 1962 года откроют широкое поле деятельности. Он наконец поймет, что Дакоста, как он сразу предположил, и является тем самым предателем, и раззвонит об этом повсюду. Правда, с коробкой от печенья произошла одна досадная вещь. Фараоны ничего о ней не говорили. Что случилось? Этот вопрос, должно быть, вас сильно мучил. В конечном счете все прояснилось – Андре еще раньше спрятал ее подальше от чужих глаз. Но содержимое коробки уже не могло выполнить свою функцию. Я не верил ни в самоубийство, ни в виновность Дакоста… А теперь перейдем к несчастной Аньес. Операция «Дубки» должна была позволить использовать ее труп. Его положат под опилки, обставив дело как нужно, и все будут считать, что ее убил сошедший с ума отец, который потом покончил жизнь самоубийством. И на этом все закончится, в том числе и расследование Нестора, поскольку уже некого и нечего будет искать… Мне неизвестно, перевезли ли труп на вашем «дофине» или на грузовичке Блуа. Этот грузовик как-то раз заметил мой коллега Заваттэ. Ему показалось, что на грузовике написаны буквы OAS – он тоже ошибся, это были начальные буквы фамилии Кастеле; последние два слога он не увидел – возможно, из-за того, что машина поворачивала за угол… Так или иначе, труп Аньес оказался под опилками. Откуда его туда привезли? Где он еще при жизни, так сказать, получил пулю в затылок?… Мне известно, что Аньес удалось убежать из этого дома, где мы сейчас находимся, благодаря одному цыгану. Она провела у него несколько дней, плохо понимая, что к чему. Но как только она приходит в себя, она мчится в город. Она не может сразу явиться к отцу, чтобы сказать ему, что она знает о его невиновности, так как она узнала об этом при не совсем обычных, прямо скажем, обстоятельствах. Итак, она решает пойти сначала к кому-нибудь из друзей. К вам!… Она не знает, что вы знакомы с Блуа. Вы, должно быть, всегда держали в тайне ваши с ним отношения. Вряд ли вы, конечно, совсем не пользовались услугами «бале роз», но вы, видимо, принимали в них участие только в те вечера, когда Аньес не было… на работе. Итак, вы для нее друг ее отца. Она вам обо всем рассказывает, и вы ее убиваете.
