А после Костиных похорон «афганцы» устроили свой сход. Почерк убийцы был очень хорошо знаком всем побывавшим на той проклятой войне. Оставалось лишь принять решение — что делать? В горячке было решено идти на рынок и «мочить» всех мусульман подряд. Глупое решение с непредсказуемыми последствиями. Так я им и заявил, добавив, что «гражданка» — это далеко не Афган. Здесь свои понятия о законности и праве. В конце напомнил об их семьях. Тогда меня попросили предложить что-нибудь посущественнее. В конце концов сошлись на том, что я попытаюсь «раскрутить» сам эту бодягу — один ведь незаметнее, чем куча, но если понадобится помощь — зову их сразу всех.
Затем я целый день просидел в доме Кости за бутылкой коньяка, утешая, как мог, убитую горем Лиду (близняшек забрала на время ее мать) и попутно прокручивая в деталях план предстоящей операции, решил сыграть еще один спектакль под названием «Бизнесмен». Братки-«афганцы» помогли распустить по городу слухи о богатом венгре. Я же в свою очередь шатался по рынку и на ломаном русском интересовался поставками ранних цветов и фруктов в Будапешт, но только крупными оптовыми партиями, это, видимо, и послужило причиной — я был приглашен на мощный банкет в ресторане, посвященный будущим партнерам по бизнесу. «Партнеров» собралась уйма, в основном «черные» — грузины, азербайджанцы, армяне. Но «пойла» хватало на всех! Уже в конце вечера мне удалось подслушать интересный диалог за одним из столиков.
— С русскими свиньями дело иметь? Да брось ты! Уж лучше с этим вон венгром!
— А в случае разборки?
— Моджахедов вызовем! Слыхал, как Хайрулла своего должника достал? А менты обделаются, но не найдут, кто...
С самым разговорчивым азером я и согласился подписать контракт. А обсуждать его условия он пригласил меня в свой номер... Опрометчивый шаг... Через сутки его нашли плавающим в ванне. Утонул по какой-то причине. Следов насилия на его теле не было, поэтому следствие причину определило довольно шустро: перебрал на банкете, в ванне заснул и захлебнулся.
Но перед тем как захлебнуться окончательно он мне все же поведал кое-что интересное. Хайрулла — полевой командир «духов», оказывается, несколько раз на войне встречался с «шурави Думенко». Встречи были не из приятных — ребята из взвода разведки к чертям собачьим разнесли три каравана коренного афганца, естественно — не с глиняными горшками. Таким образом — навернулись все мечты Хайруллы о счастливом обеспеченном будущем. И именно поэтому не стала эта отпетая сволочь лидером исламской партии — как мечталось. Там, в Афгане, за куда меньшие обиды глотки перегрызают, а уж такая отпечаталась в памяти Хайруллы навечно. От одного из пленных моджахеддин узнал, что командиром группы десантников, раздолбавших его будущее, был Константин Думенко из Воронежа. Прошли годы, и Хайрулла со взводом борцов за веру попал в Карабах — помогать азерам в их «священной» войне с неверными. Ну, а благодаря «меченому», приведшему к развалу как Союза, так и его единую паспортную систему, этот фанат мести купил паспорт гражданина Азербайджана и вместе с «цветочниками» добрался в Воронеж... Остальное для шакала, привычного орудовать ножом исподтишка, было нетрудно.
— Где Хайрулла может быть сейчас, после выполнения «священного» обета?
— Отпуск у него должен был закончиться — в Карабахе, наверное, со взводом! — разговорчивый посмотрел умоляюще.
— Что ж, огромное спасибо тебе за исчерпывающую информацию! Это дело надо обмыть! — Я окунул его голову в ванну и подержал его там не пять минут, как говорится в инструкции по спасению утопающих, а на всякий случай удвоил норму. Плавай, друг, на здоровье!..
В Карабах я ехал по польскому паспорту на имя Милошевича как доброволец-наемник, желающий воевать против армян. Но — в подразделении профессионалов — чтобы веселее было жить и «работать»..
Отправили меня в тот раз в Баку киевские азеры коммерческим рейсом. Все шло нормалек. Лишь при оформлении в армию у азербайджанских командиров возник существенный вопрос. Почему именно в батальон «афганцев»? Не шпион ли? Ответ на языке долларов-баксов богатого и щедрого поляка Войцеха помог быстро замять этот неприятный вопрос. Мало ли что: засиделся в кресле дядя, хочется нервы пощекотать. Убивают? А где сейчас не убивают? У меня сосед вышел из своего подъезда, а тут как раз грузовик занесло. Раз — ив лепешку соседа! А вы — война, война...
Добрался я, короче, куда надо! Взяли механиком-водителем на БМП-2. Кантовались мы в одном из домов, а в соседнем, полуразрушенном, была казарма взвода Хайруллы. Почти месяц пришлось угробить, дожидаясь благоприятного момента. Дождался наконец! В первых числах мая на позициях Мардакертского района был праздник. Нет, не день международной солидарности трудящихся, а совсем противоположный: разведка «духов» на выходе отбила у армян целый пакет гашиша. Граммов на семьсот тянул «довесок»! К ночи почти все, да чего там — все «бойцы за веру», включая самого командира Хайруллу, дико «обдолбились» в своей казарме. Даже постовики в окопах кайфовали. А два дежуривших у костра часовых и не вякнули, когда я им в спину загнал по штык-ножу. Дальше? Завел «двойку», раскатал по камешку казарму Хайруллы, наматывая полуживых «духов» на гусеницы-траки, замуровал их останки в грунт на разворотах, да и рванул на полном ходу через нейтралку к армянам. По ходу развернул башню и из скорострельной пушки начал прощаться с «братками-азерами»! Не повезло мне в самом конце «беседы», уже перед постами армян нарвался на противотанковую мину... А может быть, повезло: «бээмпэшка» в куски, а у меня — девять осколков в обеих ногах — зато живой.
Братья-армяне в Ереване лечили почти два месяца. После четвертой операции пришлось заново учиться ходить... А в сентябре 1992-го лишь благодаря помощи братков-афганцев из Воронежа добрался на костылях в Будапешт к Юдит...
Вот уже почти три года прошло. Скоро Юдит подарит мне кого-то, дай Бог — сына! Живем хорошо, коммерция — «на ходу», есть поставщики из России — я только принимаю товар на месте и рассчитываюсь. Сделал пластическую операцию — шрамы от «тигриной лапы» Милоша и осколков заживают, рассасываются. Вместе с кошмарными воспоминаниями о моем родном... дурдоме-«совке»...»
На этом записи в общей тетради Михая обрывались.
Он появился в палате Олеси лишь на четвертый день ее пребывания под надзором хирурга Владислава — давал время пережить случившееся с ней, а заодно переварить прочитанное в дневнике — догадывалась Олеся.
Михай вошел, положил на тумбочку роскошный букет роз, перебивших своим запахом лекарственный состав воздуха, и, не поцеловав ее, осторожно присел на стул у кровати.
— Здравствуй, Леся! Ну как рана — не беспокоит?
— Оправдываться пришел? — Олеся сухими глазами насмешливо разглядывала его.
— В чем... оправдываться?
— Ну как же — жена с ребенком ждут в Будапеште, а ты здесь, на Украине, уже братика или сестренку пытаешься ему сотворить! А я вот целый день вчера лежала и думала — на кой черт ты мне это чтиво притащил? Если только для того, чтобы показать нелюбовь к бывшей Родине и любовь к Юдит, то об этом предпочитают молчать при посторонних людях, к числу которых, насколько поняла, отношусь и я. А если для того, чтобы отдалить меня от себя, то добился этого целиком и полностью — я тебя уже ненавижу. И себя тоже! Боже ты мой, и какая же я идиотка — полезла в постель к мужику, не потрудившись даже взглянуть на девятую страничку его паспорта! Но теперь все — считай, что я сполна расплатилась гостиничной ночью за все доставленные тебе беспокойства! Завтра же уеду в столицу, к проклятому папочке... — Олеся на миг запнулась, о чем-то вспомнив, затем продолжила уже без прежней горячности — ... да хоть к черту в объятия, лишь бы не лицезреть твою противную рожу! Двуличную, кстати, рожу, и в прямом, и в переносном смысле! А ты можешь катиться в свой теперь уже Будапешт, в объятия венгерочки... — Здесь она наконец заплакала — зло, беспомощно, сквозь прозрачные слезы вперив в Михая наполненные неприкрытой ненавистью зрачки.
— Некуда мне ехать! — он говорил медленно, с горечью и тоской. — Нет у меня ни ласковых объятий, ни будущего ребенка, ни венгерочки Юдит...
— Как это? — не поняла Олеся.
— Ты думаешь, для чего я дал тебе прочесть мои воспоминания: чтобы ты осознала — я полностью вверяю свою судьбу, и бывшую, и настоящую, в твои руки. За этой тетрадью охотились многие, но никто из них не прочел и листочка. Здесь, в этих листочках, все, что связывает меня с прошлой, «совковой» жизнью, — мои оставшиеся в живых друзья, мои планы и надежды, даже мои мысли... Мне нужно было все это рассказать кому-то. А более близкого человека, чем ты, Олеся, я не нашел. А Юдит убита. Вместе с неродившимся сыном. Моим сыном, которого я так никогда и не увижу! — Михай спрятал лицо в ладонях.
