— Божок, смотри внимательно. — Андрей достал из кармана куртки несколько фоток, показал мне. — Щипача здесь нет?
— Нет, — сразу ответил я.
— А других не знаешь?
— Нет, никого.
— Точно? — Шеф тасовал фотки пацанов, как карты.
— Точно. Щипача я запомнил в мелочах. Он рыжий, вернее, ржавый такой. И глаза жёлтые. Узнать его могу железно.
— По сравнению со мной определи рост, — попросил Озирский.
— Чуть повыше плеча тебе будет.
Зачем Озирскому его рост, не пойму. Хоть бы поспать дал. Всё равно не поймает. А если и поймает, но узнает не больше моего.
— Значит, сто пятьдесят семь примерно. — Андрей уселся обратно в кресло, отобрал одну фотку.
Там был изображён толстый мальчишка с короткой чёлкой цвета соломы. Глаза его совсем заплыли жиром. Было даже невозможно определить их цвет.
— Ему десять лет. А во дворе его по имени-отчеству звали. И в школе авторитете был. Совершил пятнадцать квартирных краж. В основном, в одиночку. Открывал практически любой замок. В своём роде гений. Наручники на него надели, так он от них освободился. Когда с дела возвращался, все дети торчали во дворе. Каждому парень давал по шоколадке. Мужикам не забывал «пузырь» выставить. Мальчишкам покупал дорогие сигареты. Часто на шее у него цепочки видели. На пальцах — дамские перстни. В день по миллиону, бывало, тратил. Семью кормил. У матери, кроме него, ещё трое было. Я и подумал — это не Щипач-Воровский? Ты же говоришь — ас.
— Нет, это не он. А как фамилия толстого?
— Зенгин. Когда он взял первую квартиру, ему было семь лет. Как и ты, мог пролезть в любую форточку. Но, при его комплекции, это практически невозможно. Сначала действовал в группе. Большие парни его использовали. Говорит, боялся. А потом привык. Квартиру мечтал купить просторную. Удивлялся, почему все граждане хранят деньги в одном месте — под бельём. Будто ничего другого не придумать! В свои-то годы Зенгин был уже завидным кавалером. У себя в Отрадном на дискотеки ходил с самыми лучшими «тёлками». И они гордились такой компанией. Одна из девочек посадила Льва Викторовича на иглу. В последнее время его часто видели «обдышенным». Недавно он умер.
— Нет, Щипач живой пока. Он в Солнцеве жил до побега. На Боровском шоссе.
— И этот субчик из Солнцево. — Шеф показал ещё одну фотографию. С неё смотрел бритый наголо парень — бешеный, как бык. — Мондзелевский Егор Стефанович. Его старший брат, по моим сведениям, имеет отношение к одноимённой ОПГ*. Тоже классно ворует. Шампанское ящиками ставит друзьям и подружкам. Но этот вряд ли станет жить на свалке…
— Да нет, он совсем на Щипача не похож. Тот улыбчивый такой, юморной. На контакт идёт сразу, если хочет. Правда, он не курит, сколько ни пытался приучиться. На свалке ведь без этого нельзя. Но курить ему тоже противно. Поэтому носит противогаз или респиратор. Сказал, что спичек и зажигалки у него нет, а только фонарик. Тоже на свалке нашёл, и батарейки к нему. Но мы поговорили недолго. Потом он ушёл. Я подождал немного, и тоже свалил от пруда. Там алкаши какие-то появились — то ли от гаражей, то ли от ларьков. И снег пошёл, холодно стало…
— Он не курит? Усмехнулся Андрей. — Интересный мальчик. У меня в коллекции пять фотографий нескольких «свалкеров». Но твой Щипач, как видно, и тут между струйками проскочил. Не оскудела земля наша талантами. Вообще-то свалка — потрясающее место, Русланыч. Это — огромный организм, живущий по своим законам. Государство в государстве. Причём, порядка там куда больше, чем у нас здесь. Чтобы на свалке выжить, надо иметь недюжинные таланты. Такие, например, как у твоего Щипача. Я бы очень хотел его отыскать. Не для того, чтобы читать нравоучения. Я просто спасать его надо. Боюсь, погибнет парень, как многие и до него, и после. Поэтому и спрашиваю о нём так подробно…
— Андрей, он откуда-то про меня слышал. Я ему не врал ничего. Сказал, что кличка моя — Божок. Щипач выразил мне почтение. Хоть, говорит, ты легавым литеришь, а всё равно мой тебе респект! Кстати, он хотел милиции помочь. Мало ли, вдруг потом пригодится? Если заметут, скажет, что знаком с Божком. Помог ему найти преступников. Пусть его вызовут — он подтвердит. Я говорю тебе, Андрей, что он мне классно помог. Рассказал про парня и про бабу, которые в тот вечер вылезли из кустов у пруда и сели в машину. Это — «девятка» красного цвета. Щипач полез в те кусты, где спуск к воде. И увидел — в пруду что-то лежит. Сначала Родиона заметил, потом — Ксению. Сразу понял, что они мёртвые. Плавали вниз лицами, да ещё в мешках на головах. Щипач побежал к гаишникам…
— Это я знаю, — перебил Андрей. — Вообще-то, люди на свалке законопослушные. Если труп найдут, или какой-то фрагмент тела, сразу сообщают в органы, исправно дают показания. Не хотят, чтобы их обвинили.
— Мы со Щипачом и договорились на прощание. Если что, я его вытащу. Он ведь ничего не стал скрывать, помог мне. Может, из-за него мы убийц найдём…
— На свалке каждый человек может себя реализовать, — продолжал Озирский. — Кто-то проявит качества способного управленца. Кто-то проявится как одинокий, жестокий волк. Но больше, конечно, обычных холуёв. Свалка выявляет нутро каждого человека. Если туда попадёт пацан-сирота, как твой Щипач. или ребёнок пьяниц, или малообразованный бомж — это можно простить. Но когда на свалке подвизаются учителя и офицеры, мне становится тошно. Зачем государство на них деньги тратило? Для чего учило? И жаль ту страну, которой уже нет. Делать интеллигенцию из дерьма — неблагодарное занятие. Некогда блистательный путь Советского Союза закончился. Но лагерный социализм продолжает существовать. В том числе и на свалке. С бригадирами, начальством, блатным доступом к свежему мусору. Тамошние жители ещё не разучились правильно понимать свой долг. Лишнее доказательство тому — твой разговор со Щипачом. Он ведь согласился помочь. Я уже не говорю, в тот страшный день парень сразу кинулся к посту ГАИ…
Андрей то смотрел на себя в зеркало и хмурился, то отгибал штору. Ждёт, что ли, кого? Тогда должен был нас предупредить. Всё-таки, у него большие проблемы — ежу понятно. Но какие?
— «Свалкеры» многих без вести пропавших найти помогли. Некоторых — по частям. Эти люди жрут вонючих чаек, но делают много добрых дел, — сказал шеф. — Их ценить надо, Русланыч. Щипачу я хочу заплатить, и не только деньгами. «Свалкеры» запросто разроют всю помойку — площадью в двадцать пять гектаров и высотой в двадцать восемь метров. Я часто прибегаю к их услугам. А с высоты свалки Питер виден — прекрасная панорама! На какое-то время даже о вони забываешь… Ладно, Божок, давай дальше про Щипача. Закурить он тебе не дал. Потом что?
— Я сказал, что у меня тут собака пропала третьего апреля. Спросил, часто ли он у пруда гуляет.
— Молодец! И что Щипач? Поверил?
— Не знаю. Сказал, что миттеля не видел, хоть в тот день был у пруда. Слово за слово, и он сказал про Колчановых. Конечно, не знал, как их фамилия. Утку тогда не добыл, зато два тела нашёл — мальчишки и девчонки. Он только гаишникам про них сказал и смылся. Боится, что «очняками» замордуют. Качку, пахану со свалки, не понравится, что он легавым помогает. Я ему говорю: «Ты вор?» Отвечает: «Вор». Я ему: «Не бздишь, что заложу?» А он заржал: «А ты фраер, что ли? Я тебя на «Пушке»* много раз видел. Фиг поверю, что ты собачку тут ищешь!» Я ему: «А что я тут, по-твоему, делаю?» «Пасёшь кого-нибудь. Божок просто так нигде не появляется…»
— Смотри-ка., какая слава! — рассмеялся шеф. — Он сразу поверил, что ты — Божок?
— Попросил шрамы показать. Там, где мне рот разорвали бандиты. Потом поверил. Говорит: «Ты в легавку вхож?» Говорю: «Могу на них выйти, если очень надо будет». Щипач мне: «Ты и на чеченцев работал?» «Без комментариев», — отвечаю. «Значит, работал», — говорит Щипач. «А тебе зачем?* — спрашиваю. «Да так, интересно. Они, наверное, все воюют…» Кстати, люди Реваза в полном составе туда отправились, даже русские…
— Это понятно. Ты про Щипача говори. Значит, он ищет выход на милицию?
Озирский стал грызть ногти. Значит, сильно волнуется. А меня опять пробрал кашель. Наверное, очередной укол придётся делать.
— Он и не скрывал, что находится в пиковом положении. На свалке есть пахан. Качок. Я о нём уже говорил. Щипач с ним поцапался, и вернуться туда не может. Хотел бы «завязать». Но кодла, с которой он сейчас болтается, не даёт уйти. Надо что-то придумать, чтобы из игры выйти и чистеньким остаться. Пусть его поймают, только потом не судят…
— А кто его будет судить в двенадцать лет? — удивился Озирский. — Значит, Щипач «завязать» хочет? Или просто ваньку валяет?
— Я не знаю. Он сперва серьёзно говорил, а потом испугался и убежал. Он и про Реваза спрашивал потому, что хотел пойти к нему под крыло. Тогда никакой Качок не страшен. Но до Реваза сейчас не добраться. Тогда Щипач спросил, скостят ли ему грехи, если он раскается?
