— Предоставим, — заверил его Иван. — А за что вы их... так? — указал на папки.
— С нами должна была ехать еще и моя внучка, — глухо проговорил старик. — Но она покончила самоубийством. В ресторане «Турист»...
— Постойте! — рванулся Игорь к уходящему. — Внучку вашу звали...
— Настей! — Хлопнувшая дверь поставила точку в их беседе.
— Едем домой, в Николаевку! — Игорь выковырял из взрывчатки детонаторы, вынул батарейки из коробочки пульта. — Или я этих гадов прямо возле РОВД рвану!
— Вся милиция-то чем виновата? — резонно упрекнул его Иван...
Прямо с вокзала Игорь хотел ехать в больницу, к Олесе, но Иван придержал его:
— Пошли хоть помоемся, мало ли чего в тех гостиницах!
Возле подъезда дома они наткнулись на бабу Зину, «дежурившую» на лавочке:
— Вань, Инка твоя вернулась! — Любопытство так и перло из нее. — Бить будешь али как?
— На хрен она мне теперь нужна! Пусть второй женой у бухгалтера живет, — отмахнулся от бабки Иван. — Пошли, пошли, — подтолкнул от попятившегося было от входа Игоря. — Хоть глянешь на живую современную стерву!
В комнате за столом сидела красивая «наштукатуренная» под завязку женщина с пышной белокурой прической.
— Чего заявилась так рано? — с порога брякнул ей Иван. — Тебе еще полторы недели на вольном траханье предписано находиться.
— Ой, Ванечка! — Инна схватилась за голову и... бросилась к мужу в ноги. — Прости меня ради Бога, Ванечка!
— Бог простит! И твой бухгалтер облезлый. — Иван отодрал ее руки от колен. — А я развожусь с тобой! Решительно и окончательно ! И приговор обжалованию не подлежит.
— Да не за это я, Ваня! — Женщина рыдала на полу. — СПИД у меня обнаружили...
— Ха, напугала, — засмеялся Иван. — Ты вечно что-нибудь прихватыва... Что?! — Только сейчас до него дошел смысл сказанного. — Что ты сказала?!!
— Мой анализ на СПИД в санатории дал положительный результат.
— Ой, — тихо сказал шахтер и осторожно опустился на стул. — А этот твой бухгалтер?
— Он меня заразил, подлец. Еще месяц назад! Сам признался мне.
— А может — это не СПИД вовсе? Сифилис там, гонорея... — безнадежно спросил Иван.
— В санаторной лаборатории ошибки исключены! Мне предложили уехать по-хорошему и стать на учет здесь, пообещав сохранить анонимность.
— Так! — Иван полез на антресоль, достал пачку палочек аммонита, затолкал в них детонаторы и вынул из стола батарейку. Затем прямо из горлышка высадил полбутылки «Абсолюта». — Говори, где живет эта гнида плешивая?
Игорь, стоявший до этого у двери, попытался его образумить:
— Стой, Ваня, давай разберемся!
Иван поднес батарейки к тонким проводкам детонатора.
— Отойди, миротворец! А то прямо здесь тарарам устрою!
— Да нет его дома, Ваня! — запричитала вновь Инна. — Он все деньги с кассы фабрики снял и сейчас прогуливает их! Два чемодана денег и все самыми крупными купюрами!
— Это ты разглядела, — зло захохотал Иван. — А вот СПИДоносца — нет! Ну что же, — проговорил он, остывая, и бросил на стол взрывчатку, — тебя-то Бог наказал справедливо, но меня-то — за что? — не горечью добавил: — Наверное, за слишком верную любовь.
— Да не болен ты, наверное, Ваня! Ты же последние два месяца со мной постоянно ругался и пил! Один раз спьяну залез и то не до конца...
— Здесь и одного раза вполне могло хватить, до конца ли, до начала... — хмуро оборвал ее Иван. — Эх, не пойду я проверяться — не хочу крутить рулетку! — Обернулся к Игорю.—Ты где жил до появления у меня?
— В гостинице!
— Ну так пошли в гостиницу из этого... — он огляделся, — болота.
... На Инну наткнулась утром любопытная баба Зина. Обманутая тишиной квартиры шахтера с распахнутой входной дверью, она зашла внутрь, обследовала зал и, заглянув в санузел, заорала на всю пятиэтажку: тело любовницы бухгалтера плавало в кроваво-красной воде, наполнившей ванну, а через ее край свешивалась рука с широкой резаной раной у кисти. На полу валялось окровавленное лезвие «Спутник».
Похоронили Инну неловко, торопливо — людей почти не было. На следующий день после поминок Игорь потащил Ивана в больницу.
— Пошли хоть проветришься. Закиснешь тут в гостинице!
В квартире оставаться на ночь они почему-то не решались. По пути Игорь заскочил в гастроном и вышел оттуда... с двумя бутылками «Наполеона». У шахтера расширились глаза.
— Коньяк-то зачем?
— Да ни за чем — Владу, за то, что на ноги Олесю поставил!
В больнице они быстро нашли хирурга, и Игорь, поднеся к его носу полиэтиленовый пакет с коньяком, чуть приоткрыл. Тот оказался сообразительным.
— Пошли в мой кабинет!
Пили из стаканов. После второго круга Игорь указал Владиславу на Ивана.
— Возьми у него кровь на анализ!
Иван рванулся, вскочил и... осел под рукой Игоря.
— Сиди! Так надо! Рубить надо с маху, чтобы потом не мучиться сомнениями.
— Послушайте, ребята! — Влад не понял. — Зачем кровь?
— Проба на ВИЧ-инфекцию, — пояснил Игорь. — Только тихо. И быстро!
— Надо значит надо! — бормотал Влад, вводя толстую иглу в вену Ивана. Затем ушел в лабораторию. Не было его часа полтора.
Когда вошел в кабинет, коньяка в бутылках не было, но Иван поднялся навстречу совершенно трезвый. Только очень-очень бледный...
— Ты покойник, — свирепо рыкнул на него Влад, — если тотчас же не поставишь бедному хирургу коньяк! Это же свинство — в гостях выжрать свой же подарок! Да здоров ты, здоров, — успокоил он шахтера, — здоровее меня раза в два!
— Так-то лучше! — Игорь обнял засиявшего друга.
— А если бы...
— Тогда бы я сам посоветовал тебе застрелиться! — И не понять было, в шутку или всерьез сказал это Игорь. — А теперь пошли к Олесе!
— Нет уж, теперь сам иди к ней! — Влад взял под руку Ивана. — А у меня рабочий день закончился.
И они, поняв друг друга, потопали к выходу...
Войдя в одиночную палату, Игорь открыл рот и шумно втянул в себя воздух. Запаха лекарств не существовало — его перебил нежный аромат, наплывавший, как морские волны. Цветы были повсюду: на подоконнике огромного окна, на столике в углу, в ведрах на полу... Даже на тумбочке в изголовье кровати, на которой сидела улыбающаяся Олеся, даже на кровати лежал огромный букет.
— Здравствуй, Олеся!,
— Здравствуй, Михай-Игорек! А ведь ты врун, Игорек! Натуральное трепло, говоря русским языком, и вдобавок — зазнайка!
— С чего это ты взяла? — попробовал он защититься.
— Не было в твоей жизни никакой Юдит! И любви с ней у тебя никогда не было! В противном случае я снимаю с себя звание лучшего аналитика команды Агафонова! Или я не права?
— Права, Лесечка, еще как права — не было у меня никакой любви с Юдит! Но сама она существовала, это точно. И погибла действительно в моей машине. Она была женой соседа венгра и часто пользовалась ею, когда сын, баскетболист, уезжая на соревнования, брал их авто. Я включил ее в конец дневника, который дописал там, в гостинице, пока ты утром спала... сам не знаю почему... так, на всякий случай.
— Негодяй! — Точно брошенная охапка цветов осыпала его пахучим дождем. — Воспользовался слабостью девушки и решил уйти от ответственности? Кем же тебя называть после этого?
— Сдаюсь! — Игорь поднял вверх руки, забеспокоился. — А тебе можно уже... такие вот упражнения? — показал на рассыпанные цветы.
— Мне теперь все можно! Владислав сказал утром. Но ты мне не заговаривай зубы — кем мне тебя называть после всего, что было между нами?
— Ну, женихом называй, мужем, любовником, да кем хочешь — все равно я теперь точно знаю, что люблю тебя. И пусть кто-нибудь попробует отобрать у меня эту любовь! Плевал я на всю мафию мира! — Он присел на кровать и, осторожно прижимая Олесю к себе, поцеловал ее нежную шею, затем прошептал в ухо: — А тебе правда все-все можно?
— Кто же об этом жену спрашивает? — Олеся звонко рассмеялась, встала с кровати и, достав из кармана цветастого халата ключ, заперлась изнутри. — Ключ и цветы принес утром Владислав, — объяснила она, — вы ведь с Иваном звонили, искали его...
Тут же, у двери, она развязала тесемки халата и передернула плечами. Он волнами осел у ее ног. Игорь, потрясенный, словно приклеился к кровати, впав в шоковое состояние.
Под халатом на Олесе не было ничего. Яркие солнечные лучи обтекали точеное тело с золотистым загаром, рельефно обрисовывая упругие груди, плоский живот и изящные стройные ноги, создавая как бы дымку, ореол, ауру вокруг крутых бедер и темного треугольника жестких курчавых волос...
— Ты меня любишь сегодня! А сколько еще будешь любить?
— Вечность! — Игорь облизал пересохшие вдруг губы. — Вечность и еще тысячу лет!
Оконное стекло легонько звякнуло. Он обернулся поглядеть на глупую птицу, пытающуюся прорваться в палату, и увидел в стекле маленькую дырочку. Он бы ее не увидел вовсе, если бы не трещины, паутиной расползшиеся. Что это? Услышав сзади всхлип, он резко обернулся. Все было так же, как и пять секунд назад, с небольшим дополнением: под левой грудью Олеси краснело пятнышко, из которого вытекали капли крови — одна, вторая, третья, — образовывая на теле кровавую канавку. А ее прекрасное тело клонилось, заваливалось в ту же, левую сторону, как бы перевешиваемое кусочком свинца, застрявшим внутри.
