Садясь на заднее сиденье такси, горестно вздохнув, подумала про себя: «Нет! Хватит коньяк хлебать ночами! Не ровен час, умереть недолго вот так, в вонючем, грязном углу!».
Бросив сумочку в передней, присела у зеркала. Планы, связанные с тем делом, были грандиозные. Всё бы ничего! Но… Убрать, ох убрать, и как можно скорее! Ишь, чего удумали? «Привлечение нештатных специалистов с незаурядными способностями…», — вспомнила услышанный недавно комментарий из криминальной хроники всё по «тому» же делу. И как только удаётся такое, невероятно!.. Нет! Не допущу! Ничего, ещё посмотрим! Конец близок! Я так решила!
Приблизила лицо к зеркалу. Новые две морщины пробороздили подбородок.
Но как быть? Что придумать? Здоровье! Оно стало подводить. Да и зрение уже не то! Сколько раз себе самой клялась и божилась больше не пить… Воспоминания. Бередили без того, израненную душу. Затягивали в бездонную пропасть, с каждым днём, годом всё настойчивее и сильнее ворошили память, будоражили. Сопротивлялась, как могла. Однажды ночью, как показалось, раздавленная ими окончательно, долго лежала с открытыми глазами, не могла уснуть. Боялась закрыть на минуту, на секунду. Потому, как, прошлое. Словно кадры фильма — ужаса. Пережитое. Её жизнь. Красочнее и безжалостнее, в очередной раз, проносились вихрем, оставляя в душе сожаление и пустоту.
Впервые в жизни решилась посетить церковь. Служка продала свечи, объяснила: куда, к какой иконе ставить.
Прошли три дня. Полного покоя. Она была рада, почувствовав облегчение. И тут… Очередное сообщение по телевизору. Криминальные сводки. В них высокопоставленные сотрудники МВД намекают на современные уникальные методы раскрываемости преступлений, сообщают об опытных сотрудниках, принимающих участие в раскрытии очередной серии. Она подходит к бару, достаёт очередную бутылку. Виски? Коньяк? Какая разница? Однажды соседка с подозрением в голосе спросила: как ей удаётся в таком возрасте хорошо выглядеть и так дорого одеваться, откуда такие деньги? Знала бы, глупая баба, с кем ты разговариваешь! Да пошла она! Внутри стало тепло, никаких мыслей, потянуло в сон. Кто там ещё? Входная дверь распахнулась.
— Опять?! Ты же обещала! — сквозь пелену алкогольного дурмана слышит возмущённый звонкий голос. — Как ты можешь? Мне плохо! Мне тяжело! Кто поможет, ну, ответь, мамочка!
— Пошла ты вон! Деньги знаешь где! — Затем бормотание. — Тоже в подоле принесла! Забирай и пошла отсюда… Шлюха!..
— Мама! Ну, мам! Очнись! — Трясёт, затем, обхватив лицо. В эту минуту — абсолютно чужое. Всматривается в полузакрытые глаза. Внезапно они распахиваются, глядят бессмысленно и пусто. Вялые, сморщенные губы бормочут, словно в бреду.
Девушка наклонила голову, пытаясь что-то разобрать. Но. Лучше быть глухой, чем слышать это. Шёпот напоминал исповедь. Страшную исповедь пьяной старухи. Наконец, удалось разобрать почти бессвязное:
— Не допущу! Ничего тебе не поможет…
Напуганная, девушка вскочила. Пятясь назад, недоумённо уставилась на женщину. Та лежала, в хмельном забытьи, продолжая свой нелепый, бессмысленный монолог. Мама! Когда-то дорогая, единственная на всём белом свете, — она, сколько помнила себя, — не прекращала восхищаться и гордиться ею. Мама! Девушку трясло. По щекам катились слёзы:
— Я не могу! Я не справлюсь сама! Помоги! Ты же обещала, мама?
В ответ — тишина. Гробовая. Во всей огромной квартире. Тишина отдавалась, как гром, как раскатистое гулкое эхо страха и обречённости. Эта квартира, её дом, когда-то неприступная крепость. Всё развалилось на глазах, ушло безвозвратно, куда-то делось. Уют, стерильная чистота, дорогая мебель — всё на месте, как прежде. Но зачем, для чего всё это, если исчезло, бесследно испарилось главное…
Она немного постояла, подумала о чём-то. Слёзы высохли, на смену пришли злоба и отчаяние:
— Ненавижу! Тварь! Лучше умереть, чем вот так!
Девушка выбежала из подъезда. Шла, куда глаза глядят. Безразлично. Просто — по улице. Опять слёзы. Застыли в глазах, — даже к лучшему, причудливым образом искажая зрение, а вместе с ним — людей, дома, улицы.
— Ненавижу! Никого ненавижу! — тихо шептала, повторяя вновь и вновь. Она давно имела своё, сложившееся мнение по поводу всего происходящего. Тайное намерение подкралось вновь. С каждым разом крепло и утверждалось всё сильнее…
Вадим, сгрёб в охапку все пакеты с продуктами, зашёл в подъезд. Саломея ещё раз заглянула в багажник, проверила салон. Вроде всё, ничего не забыли. Не то, что в прошлый раз. Навестив детей в доме Князева за городом, возвращаясь очень поздно, — из-за пробок, — вымотались так, что забыли в салоне автомобиля большого зеркального карпа. Ночью стояла такая же сорокоградусная жара, что и днём. Рыба, естественно, пропала. Утром Саломея чуть не плакала от обиды. Ерунда, что салон автомобиля пришлось дезодорировать всем, чем только можно, избавляясь от запаха. Огорчало другое. Не удалось попробовать ни кусочка этой славной рыбины.
— О! Повестка! — удивлённо воскликнул Вадик. Опустив пакеты, стоял у почтового ящика и крутил белым клочком бумаги. — Наверняка, по тому делу! Ну, соседа…
Саломея внимательно прочла.
— Надеюсь, сюда, Вадик, — махнула листом, — я поеду одна?
— И не мечтай! Ну, Мо-о-ль, — протянул сокрушённо, — договаривались, ведь!
— Хорошо-хорошо! Не стану я с тобой ссориться! — хмыкнула. — А твоя работа? Кстати! Чем на этот раз оправдаешься? И учти, это, — снова взмахнула листом, словно веером, — не на полчаса! Неизвестно, сколько…
— Да понял я! Избавиться хочешь? Моя опека тебе не нужна, да?
Они уже были в кабине лифта. Саломея протянула руку, поглаживая мужа по щеке, произнесла с улыбкой:
— Хороший, хороший! Не обижайся! Преданный и верный мой…
— Пёс!
— Ну, зачем так, Вадик! Прямо-таки, сразу — и пёс? — сквозь смех произнесла. — Хотя, есть в этом что-то…
— Продолжайте, мадам, — иронично заметил Вадим, — веселитесь! Мне по душе ваше нынешнее состояние! — Неожиданно мягко перехватил и поцеловал её руку.
Опознание. Саломея стояла возле большого стеклянного экрана. По другую его сторону, видела, как в комнату завели несколько молодых мужчин.
— Вы узнаёте кого-нибудь из этих людей? — обратился к ней следователь.
Конечно, она узнала тех двоих. Тогда, на лестничной площадке. Эти двое обсуждали… Ей показалось, на неё впились — холодно и равнодушно, — те самые глаза. Именно этот человек интересовался тогда у напарника: способен ли тот идти до конца.
— Они вас не видят! — Произнёс следователь, уловив едва заметное волнение. — Посмотрите внимательно, ещё раз. Кого из них вы видели в день гибели вашего соседа на лестничной площадке?
Второй «знакомый» ей мужчина был, на удивление, спокоен, безучастно смотрел по сторонам. Саломея указала на них. Затем прошли в кабинет следователя.
— Распишитесь, пожалуйста, здесь и здесь! — мужчина указал на галочки в протоколе. В это время зазвонил телефон. Взяв трубку, хозяин кабинета, внимательно взглянул ей в лицо.
— Что же вы не сообщили, что знакомы с генералом Пашковым?
— А эти двое? — не ответила на вопрос. — Что будет с ними?
— Будем проверять! Пока задержим, а там… Кстати, — дёрнул головой.
— Почему сразу не сообщили в органы об этом, услышанном тогда разговоре? Вы же, как утверждают многие, — нехорошо улыбнулся, — ясновидящая или что там? Не разбираюсь в этой чепухе.
— К этому делу, — кивнула на протокол Саломея, — моя, как вы говорите эта вся «чепуха» не имеет никакого отношения.
Мужчина вскинул голову и очень серьёзно заявил: — Вы — свидетель! Мало того… — Затем, слегка с иронией: — И откуда, разрешите спросить, такая уверенность?
— Я не просто уверена. Знаю! — Немного помолчав, спросила: — Те двое, всё же… Что их ждёт?
Не ответив на вопрос, следователь хмыкнул: — Вы, оказывается, и с органами сотрудничаете? А с нами? — усмехнулся. — Понимаю! Рылом, что ли, не вышли? Пашков приглашает вас к себе, в кабинет! Могу предложить машину!
— Спасибо, не беспокойтесь, я — на своей!
— Как знаете! — засуетился, бесполезно переложив, с места на место несколько листов. Теребя тонкую папку с бумагами, видимо, не решался спросить — Будете генералу на нас жаловаться? — лицо пошло красными пятнами.
— За что?! — недоумённо спросила, оглянулась, взявшись за ручку двери.
— Вон, — кивнул на телефон, — из-за вас уже и нагоняй получил! Что, мол, мучаете, отрываете от дел хорошего человека!
Саломею обескуражили тон и догадка следователя. В ответ, молча, пожала плечами. Не нашлась, что сказать, кроме: — Всего хорошего!
Не успела сесть в машину, раздалась мелофония сотового.
— Саломея!
— Неужели…, — перебила, с тревогой в голосе, — опять?
