Откуда же этого занесло? Илья Семеныч провел взглядом по железобетонным плитам забора, огораживающего территорию морга — через него можно было лишь перелететь, и перевел его на старика.
— А я уже вторую неделю, как у тебя здесь, внизу квартирую! — пояснил тот, поняв его немой вопрос и снова попросил: — Дай стаканчик — жажда замучила!
«Бомж! — понял сторож. — Обыкновенный бомжака, каких везде сейчас не счесть!» Он машинально вынул стаканчик, брякнув лежащими там же ключами, а сам продолжал думать, наблюдая, как старик, свинтив пробку, наливает из бутылки в стакан темную густую жидкость.
Сторожа вдруг словно толкнуло изнутри. Живет в подвале... Это при минусовой-то температуре? Почти что голый? Его начало трясти мелкой дрожью, он уже с ужасом глядел на неизвестно откуда взявшегося дедка, припоминая невольно сюжеты из «Вия» и «Майской ночи»... Тихонько потянул к себе пятизарядку... А старик, с удовольствием выпив из стакана, утерся рукавом длинной рубахи и, налив снова, протянул его Илье Семенычу. Тот машинально взял, а старик продолжал:
— Да ты пей, пей — вкуснятина, какую не везде найдешь! Дык о чем бишь я? Ага, о квартире. Две недели, почитай, валяюсь в ентом ящике, а родственнички не едуть забирать. А седни решил — все, баста! Пойду сам поезд встречать. Ты мне скажи, сколь времени, только выпей сперва? Получше твово «Наполеона» будет!
Илья Семеныч машинально отхлебнул и взглянул на часы — десять минут первого... Старик, между тем, забрал у него стакан, с видимым удовольствием допил остатки и вновь утерся рукавом рубахи. Только теперь Илья Семеныч заметил на рукаве кровавые полосы, остающиеся после каждой такой процедуры и ощутил терпкий солоноватый привкус, как после... Он вскочил с лавки, чувствуя, как леденеет сердце, схватил «бельгийку», клацнул взводимым курком...
— Ты что мне дал выпить, образина проклятая?
— Кровь! — Старик улыбнулся, обнажив вдруг длинные клыки по краям белых, сверкающих в лунном свете зубов — вовсе не старческих.
— Обыкновенная человеческая кровь! Из свежины, что утром привезли... — Он шел, оскалившись, к Илье Семенычу, протягивая ему бутылку вполне нормальной рукой, тогда как на другой, свободной, неизвестно когда успели вырасти длинные, острые когти-ножи... «Картечь, конечно, не серебряная пуля, но на время успокоит этого...» — остатками мужества успел подумать сторож, давя на спусковой крючок. Щелчок! — осечка. Он снова взвел, даванул, потом снова... наконец, выщелкнул магазин — пустое нутро его оскалилось пружинами. А вампир был уже совсем рядом — у самого лица щелкали когти-лезвия, белый смеющийся оскал все ближе... ближе... остатки храбрости покинули Илью Семеныча — в его крови остался лишь адреналин. К тому же ему изменил самый близкий в эту ночь друг —оружие. В данной ситуации у Ильи Семеныча было только два выхода: либо умереть от разрыва сердца, либо потерять сознание. Сердце у него было еще о-го-го, поэтому он избрал второй вариант...
Дед Федор наклонился над упавшим, убедился, что тот жив, достал из его кармана ключи и отпер ворота. После этого подошел к двери морга.
— Эй, иде вы там, вылазьте!
Из дверей показались Игорь и Гек — они тащили большой пластиковый мешок.
— Быстрее, быстрее, покаместь не очухался! — торопил их дед, склоняясь над «бельгийкой». — Генка, тебе замыкать! — Тоненько пискнули рессоры тележки на резиновом ходу, звякнула цепь с замком, все стихло.
Илья Семеныч очнулся минут через пять. Обвел полубезумным взглядом вверенное ему пространство — везде порядок, все на местах. На слабых ногах бросился к воротам, ощупал замок, подергал цепь, затем метнулся к ружью, выдрал магазин... Тускло блеснула латунь тупорылых зарядов. С облегчением вытер рукавом холодный пот со лба, затем перекрестился трижды и прочел про себя «Отче наш...» На душе стало легко и умиротворенно. Прошел к лавочке, сел с краешку — поджатая нога толкнула что-то пяткой. Сторож заглянул подлавку... из перевернутой бутылки на желтеющую траву выбулькивалось темное, густое пойло... Рядом стоял налитый до краев дорожный стакан...
Он тонко, по-заячьи вскрикнул и, подхватив ружье, метнулся в конторку, захлопнув за собой крепкую дверь...
В эту ночь проходящих мимо, наверное, неприятно поразило бы неприличное поведение доселе спокойных обитателей морга: до самого утра с его территории доносились интимные стоны и возгласы включенной на всю мощь видеодвойки, перемежаемые иногда песнями «По Муромской дорожке» и «Выхожу один я на дорогу» в пьяном исполнении. Да изредка звучали выстрелы из «бельгийки» — Илья Семеныч, опорожнив полторы бутылки «Наполеона», стрелял по входной двери конторки на любой шорох за ней... Некому было оценить боевое искусство сторожа, так же, как и некому разделить с ним компанию — покойники мирно покоились в целлофановых мешках и на финской клеенке, а люди ночью предпочитали не ходить мимо территории морга — боялись...
Глава ХIII
ПРО ЖИЗНЬ-ЖЕСТЯНКУ
В эту ночь Федя Змей и Санька Козырь спали плохо — по комнатам гуляли сквозняки. Они успели купить у пронырливого управдома две новых двери: кухонную и входную — с глазком, за которые тот содрал с них ровно миллион. Двери вставил сосед-плотник за ящик водки. Назавтра он же пообещал сварганить на работе оконный блок и тут же установить его. Еще восемьсот тысяч. А новая плита, кухонный гарнитур, плиточка, обои, услуги... Ойкнув, Федя решительно поднялся — все равно от этих мыслей не уснуть, прошел в зал, щелкнул выключателем и... увидел Саньку, который сидел на новой тахте, выковыривая «Кэмел» из пачки.
— Тоже не спится?
— Да какой тут к хренам сон?! Того и гляди — гранату запустят в окно или еще какую-нибудь фиговину! И дернул же нас черт связаться с этими двумя! За один звонок — четыре миллиона! — передразнил он вчерашний голос друга. — Вот и приклей теперь их себе на задницу — эти лимоны! Затрат-то на десять, как минимум!
— Ты забыл — сперва была «Таврия»! — напомнил ему Федя. — А Михай — уже следствие!
— А-а-а! — махнул рукой Козырь. — Какая, к долбаной матери, разница: следствие, причина... Главное — влипли мы с тобой меж двух огней. Пока дают деньги и те, и эти, а чуть что — и от тех, и от этих по пуле схлопочем. Или чего существенней, навроде этого, — он мотнул головой в сторону развороченный кухни. — Пока они, возможно, просто попугать решили — отвалите, мол, от этих ребят — они смертники! А после и нас в тот же списочек внесут — не успеем и лапками дрыгнуть! Так что, Федя, сейчас мы с тобой по лезвию бритвы ходим, и, по-моему, пока не поздно, пришло время выбирать, куда падать — влево или вправо.
— Ну что ж, ты меня почти убедил, — вздохнул Змей. — Доставай заначку, сейчас и устроим производственное совещание.
Опохмелившись, они приняли твердое решение: выходить из запоев! А чтобы этот процесс прошел гладко и безболезненно, набрали лучшего, по их мнению, «лекарства» — водки «Абсолют» с лимонником. Ну и к ней, естественно, соответствующей закуски: грибной паштет, голландское сливочное масло и нежнейшую бастурму — копченую вырезку со специями. Козырь прихватил еще и сыр «Камамбер», завернутый в серебристую фольгу с яркой нашлепкой-этикеткой.
— Его все рекламы расхваливают.
Сейчас Федя подозрительно принюхивался, пока Саня сдирал фольгу с куска этого сыра.
— Это что еще за дерьмо?
Действительно — то, что Козырь выложил на тарелку, сыром можно было назвать с большой натяжкой. Ноздреватый — да, но весь покрыт серо-зелеными пятнами плесени. Вдобавок от него шел резкий, неприятный запах.
— Как от протухшей рыбы воняет! — дал более точное определение Федя, демонстративно зажимая ноздри.
— Что ты понимаешь в деликатесах? — возмутился Санька, отрезав себе кусочек и храбро поднося его ко рту — попробовать. — Его все высшее общество Франции и Англии потребляет на дипломатических приемах!
— Может, оно и так, но ты на всякий случай уйди на кухню — хоть не на моих глазах помирать будешь. Опять же — сквознячок там, а от него духан, как от... неподмывшейся бабы! — выразился, наконец, Змей. Козырь, совсем было грызнувший, икнул, услыхав его последнее определение, и сквозанул в туалет. Вернулся, вытирая рот.
— Вечно ты испортишь людям аппетит своим хамским юмором ! За что же я сорок тысяч вылупил?
— За то, что я тебя от верной смерти спас! И дам урок на будущее: никогда не жрать разное дерьмо в заграничной упаковке, если рядом есть свое, крестьянское сырье! — захохотал Федя и принес с подоконника завернутый в бумагу кусок ноздреватого янтарно-белого «Российского» сыра. — А эту гадость выбрось! Им вон, — кивнул в сторону окна, за которым раздавалось голодное мяуканье бродячих котов. Козырь последовал его совету — перегнувшись через подоконник, метнул кусок невостребованного «Камамбера» на кучу отбросов возле мусорного контейнера. К нему тотчас метнулись три облезлых кота. Но дальше произошло невероятное: унюхав запах сыра, производители семейства кошачьих вякнули в унисон, подняли дыбом шерсть на холке и сквозанули от контейнера в разные стороны.
