этаж, Лючия повернула не налево, а направо и постучалась в дверь номера «5». Прошло не меньше минуты, прежде чем в узкую щель просунулась взлохмаченная голова Дмитрия Гончарова. Он застыл, настороженно рассматривая позднюю гостью.
– Простите, если разбудила. Надо поговорить, – быстро зашептала она. – Это важно.
Русский наконец отступил назад, впуская ее в комнату. По полу были разбросаны карандашные зарисовки Эйфелевой башни. Лючия брезгливо обошла рисунки: она находила это сооружение уродливым и безвкусным. Гончаров, словно спохватившись, предложил ей присесть на стул, а сам остался стоять, сосредоточенно изучая узор на обоях за ее спиной.
– Дмитрий, что вы думаете о Холлуорде?
– Почему вы спрашиваете о нем?
– Прошлой ночью в доме напротив был какой-то человек. Он меня сфотографировал.
Гончаров передернул плечами, словно его обдало холодом.
– Полагаете, это был Бэзил Холлуорд?
Кроме сомнения, Лючии почудились в его голосе странные нотки, похожие на проблески надежды уличить американца в чем-то противозаконном.
– Нет, но по пути из театра я видела его вместе с фотографом, – не отдавая себе отчета, она прижала руки к груди одним из привычных оперных жестов. – Зачем Холлуорд следит за мной? Для чего ему мои снимки?
Молодой художник впервые посмотрел ей прямо в глаза, забыв о робости.
– Так давайте спросим его!
– Вы пойдете со мной? – недоверчиво произнесла Лючия. – Вы защитите меня?
– Да, – просто ответил Гончаров. – Не удивлюсь, если Холлуорд собирается продать ваши фотографии. А еще мне кажется, что он замешан в убийстве Калверта и хочет подставить вас. Пусть вы были не до конца честны с комиссаром, я уверен: вы не способны на убийство. Обещаю, что мы вместе поговорим с Холлуордом.
– Благодарю вас, Дмитрий.
Не то чтобы она испытала облегчение (этот мальчик едва ли мог сойти за рыцаря), но теперь она знала, что будет противостоять американцу не в одиночку. Гончаров намекнул, что она солгала полицейскому комиссару, значит, знает, что в ту ночь она последней заходила к Найтли. Вероятно, и Холлуорд это знает. Она недооценила американца, так же как бедный Дмитрий недооценил ее саму…
Бэзил Холлуорд появился в отеле день спустя. Певица и художник нашли его перед обедом в Салоне Муз за чтением какой-то старой английской газеты. Лючия была слишком взволнована предстоящим разговором, чтобы заострять на этом внимание.
– Зачем вы наняли фотографа? – резко спросила она, чувствуя, как взгляд Холлуорда задержался на ее дрожащих пальцах.
– Не понимаю, о чем вы, – американец отложил газету.
– Он делал снимки из дома напротив. Я видела вас вместе неподалеку от отеля. Чего вы добиваетесь?
– Уверяю вас, я не нанимал фотографа.
– Вы намерены отрицать, что питаете тайный интерес к мисс Морелли? – спросил Гончаров.
– Свой интерес я не отрицаю, – невозмутимо отозвался американец и снова посмотрел на Лючию. – А именно: мне любопытно, почему вы скрыли от комиссара, что заходили в номер Калверта Найтли в ночь его смерти. «Вы чудовище, Найтли! Клянусь Мадонной, вы за всё ответите!» Ваши слова?
Краска отлила от лица певицы так стремительно, что Дмитрий поспешил подвинуть ей стул. Она покачнулась, но всё же устояла на ногах. Холлуорд неумолимо продолжал:
– Это вы подсыпали Найтли мышьяк, мисс Морелли?
Лючия быстро взглянула на Дмитрия.
– Вы были правы: он хочет, чтобы подозрение пало на меня…
Американец рассмеялся:
– Полагаю, не я один в этом заинтересован. И раз уж мы с Гончаровым оба слышали, как вы угрожали Найтли, может, расскажете, что произошло между вами в ту ночь?
Лючия опустилась на стул и закрыла лицо руками. Она была близка к истерике. Дмитрий подошел к столу, налил воды из графина и подал ей стакан. Осушив его, певица проронила едва слышно:
– Я потребовала у Найтли вернуть старый долг.
– Выходит, вы были знакомы еще до «Луксора»? – пробормотал Гончаров. – Я что-то подозревал, но, честно говоря…
– Разумеется, они были знакомы, – американец произнес это так, словно ему каким-то непостижимым образом удалось совершить прогулку по самым темным закоулкам ее души.
– Не понимаю, – продолжал Дмитрий, с недоумением глядя на Лючию. – Калверт одолжил у вас денег?
– Не думаю, что речь шла о деньгах, – заметил Холлуорд всё тем же надменным тоном, и Лючии захотелось вонзить ногти в его красивое лицо и увековечить Эйфелеву башню на этих румяных, гладко выбритых щеках. – Вы не добились своего, не так ли? Найтли был непреклонен? – последний вопрос попал в самую точку. – Вы хорошо разбираетесь в ядах, мисс Морелли?
Она вскочила.
– Ни слова больше, Холлуорд! Вы не имеете права!
Обернувшись к Гончарову, обещавшему ее защищать, Лючия поняла, что тешила себя напрасной надеждой. Проклятый американец задумал погубить ее, и сделает это.
– Изобретение ядов – величайшее достижение человечества. С их помощью вершились судьбы государств, сменялись правящие династии, устранялись неугодные служители церкви и представители знатных фамилий.
Карло Морелли сидел у стола, на котором выстроились в ряд пузырьки и флаконы из разноцветного стекла. Семилетняя Лючия притихла на коленях отца, завороженная зловещей игрой света на стенках маленьких склянок, обладающих такой огромной властью – творить историю. Каково это – вмешаться в предначертанное, нарушить планы Творца с помощью всего лишь нескольких крупинок смертоносного порошка?
– Ты их продаешь? – прошептала Лючия.
– Некоторые – да. Например, мышьяк – действенное средство против крыс. Еда, отравленная стрихнином, будет горчить, мышьяк же совершенно безвкусный, с едва уловимым запахом чеснока. Он убивает медленно и не оставляет следов. Неслучайно именно мышьяк входил в состав яда, с помощью которого избавлялся от врагов Чезаре Борджиа 9. Помнишь, я рассказывал тебе о нем?
– Помню, папочка. Он носил перстень с камешками, а под камешками – яд.
Это была любимая история Лючии, она знала ее наизусть. Даже спустя двадцать с лишним лет она ясно видела картину, нарисованную в детском воображении: перстень на тонком ухоженном пальце поворачивается камнем внутрь, рука герцога пожимает чью-то вспотевшую ладонь, и игла, спрятанная среди алмазов, царапает кожу. Яд попадает в кровь. Можно не сомневаться, что соперник Чезаре умрет в ближайшие часы…
Лючия отказалась обедать и теперь, обхватив себя руками, металась по номеру. Мадонна! Возмездия не избежать!
– Сегодня наш последний урок английского, – всплыл в ее памяти голос Найтли. – Я уезжаю в Лондон.
– Как?
Деревья и статуи поплыли перед глазами. Они разговаривали в саду виллы, где обычно прогуливались после занятий.
– Меня ждут в редакции. А еще я должен прочитать лекцию в Королевской академии художеств.
– Когда ты приедешь снова?
– Не знаю.
– А как же… мы?
Найтли как будто не слушал.
– Я поговорил с Гвардичелли. Он не против оказывать тебе покровительство.
