— Почему Настенька? Может, будет мальчик! — с небольшой долей протеста в голосе спросила Пелагея.
— Гадалка нагадала мне, что я буду рожать только девочек! Дай Бог, чтобы Афанасий вернулся, жив — здоров! — Устинья выпалила единым духом и радостным взглядом обвела подруг.
Заметив потухшую, при последних словах Таисию спросила, упавшим голосом:
— В чем дело, почему ты сразу стала такой печальной?
— На новолуние назначены смотрины. Отец выдает меня замуж. Слезы закапали ей на сарафан. Новость сразила ее подруг. Устинья буквально шлепнулась на лавку. Пелагея порывисто шагнула к подруге, обняла ее.
— Не подчиняйся, скажись больной.
— Если Звяга успеет вернуться, он заберет меня. Ты дочь воеводы, должна знать, когда вернется дружина?
— Я ничего не знаю! Мать не отходит от иконы, молится день и ночь. Видимо, что-то опасное. Мне ничего не говорит, только заставляет просить у Бога спасения для отца и его дружины.
— Мне Афанасий сказал, что может так случиться, что вернуться немногие, — вступила в разговор Устинья.
Испуганные сердца девушек стучали с предельной частотой.
— Девочки, давайте и мы помолимся, попросим Пресвятую Богородицу, чтобы она помогла вернуться нашим любимым. Она женщина и Богиня! Поймет нас и поможет!
Они несмело вошли в комнату матери и опустились на колени у иконы, рядом с Ефросиньей, склонив головы, стаи горячо молиться.
Разошлись, когда тихо спустились сумерки. Таисия не смотрела в сторону ушедшего солнца, боясь появления ненавистного рогатого светила. Вечерняя звезда, почему-то сегодня очень яркая. Она смотрела на чуть мерцающую звезду, губы ее шептали слова просьбы:
— Звездочка, милая, передай моему милому, чтобы приезжал скорее.
Она свято верила, что Звяга тоже смотрит на эту звезду и слышит ее слова. Подойдя к дому, она краем глаза увидела, как молодая луна начала свой путь на ночное небо….
Сердце ее едва не остановилось. Таисия смотрела на небесное светило, которое сегодня, выйдя из-за горизонта, известило ей, что на седмицу будут смотрины.
— Не бывать этому!
Таисия решительно шагнула к своему дому. По выражению лица отца, она поняла, о чем будет разговор.
— Папа, разреши мне выбирать свою судьбу! Я хочу выйти замуж за Звягу. Другой мне не нужен! — она стала перед отцом на колени, — пожалей меня, папа!
— Где твой Звяга? Ему бы только мечом махать! А если его срежет монгольская стрела? Куда ты пойдешь с выводком? Мы не вечные. — Видя, что его слова не имеют воздействия на дочь, а скорее наоборот, отец стал срываться на крик.
— Судьбу не угадаешь, папа. — У Таисии еще оставалась надежда уговорить отца. Она взглянула на плачущую мать.
Мать поняла ее призыв и стала рядом с дочерью на колени.
— Не трогай дочь, не ломай ей жизнь!
— Будет так, как я сказал! — Отец рубанул ладонью воздух и отвернулся.
— Не бывать этому! — Таисия решительно встала с колен и рванулась из дома в ночь, оставив двери открытыми. На секунду остановилась, решая куда бежать.
— Тая, отец умер!
Смысл этих слов не сразу дошел до его сознания. Она сделала несколько шагов, но повторный вопль матери остановил ее.
— Тая, отец умер.
Отец лежал, завалившись на спину, без признаков жизни.
— Папа, не умирай! Папа! — Возможно, именно этот крик и желание помочь отцу вернуло его к жизни, он зашевелился, застонал. Увидев перед собой дочь, он хотел согласиться с ее решением, но она опередила его.
— Папа, прости меня, я все сделаю, как ты хочешь.
Перечить ей у него не осталось сил.
На смотринах нарядная Таисия вышла к гостям, стрельнула в будущего мужа глазами.
— Не красавец и не урод. — Равнодушно подумала она.
В конце вечера, когда назначили время сватовства и свадьбы, отец жениха предложил тост:
— Выпьем за богатую жизнь наших детей!
— Им мало своего богатства… Отец Таисии впервые пожалел, что отдает свою дочь этим людям, но отменять договоренностей не стал.
* * *
Данила Савич видел, как монгольский сторожевой разъезд, примерно в два десятка сабель, разворачивается в цепь. Пики вражеских всадников направлены в самое сердце.
— Копье с повязанным рушником, поднять! Быстро!
Белый флаг затрепетал на древке копья.
— Матерь Божья, спаси нас грешных.
Русичи дружно перекрестились. Послышались команды и вскоре Данила Савич и его спутники стояли в плотном кольце.
— Хто такая? Поцему сдеся?
— Мы послы князя Василко. Везем подарки хану. Он ждет нас.
— Поцем знаес, сто здет.
— Он тебе потом расскажет, если задержишь нас.
Данила Савич преднамеренно говорил неправду, чтобы нукеры не посмели их убить, а содержимое вьюков поделить.
Командир разъезда не знал, как поступить, но последние слова, видимо, возымели действие. Он более миролюбиво спросил.
— Сто во вьюках?
Данила Савич кивнул своим спутникам. Вьюки охотно вскрывались. Жадные глаза нукеров, неотрывно смотрят на добротную одежду посуду, мех… Дружинники совсем не возражают против того, что некоторые вещи бесследно исчезают. Данила Савич жестом подозвал командира и показал ему дорогое кольцо. Монгол взял его в руки и жадно разглядывал.
— Возьми себе, — тихо шепнул воевода.
Кольцо мгновенно исчезло в складках одежды монгола.
Преодолели несколько кругов юрт. У границы, каждого круга их встречали постовые, которые на непонятном языке говорили с командиром разъезда, после чего их пропускали. У последнего рубежа посольство спешили.
Солнце покатилось к закату, но его лучи нестерпимо обжигали зноем. Нукеры, охраняющие посольство, пытались присесть, но командир все время взбадривал и покрикивал на них.
* * *
Саин-хан — дальний родственник Чингиз-хана во втором поколении. В юношеские годы командовал сотней в войске Сабудай-бахатура. На реке Калке получил незначительное ранение. После возвращения в Монголию женился на узбечке из Бухары, чем вызвал недовольство своего рода. Казалось, что его звезда закатилась, но ему удалось отличиться под Рязанью, где он опять получил ранение, которое способствовало назначению его наместником. Природный ум и хитрость помогали удерживать этот пост, но в последнее время в Золотой Орде им не довольны, так как он плохо собирал ясак* и почти не пересылал его в Орду. Такие провинности могли стоить ему жизни.
Хан лежал на подушках, разложенных, на большом ковре. Солнце, пробивавшееся через тенистые деревья и светло-желтый шелк шатра, расцвечивало предметы, делало их, будто вылитыми из золота. Невеселые думы заставили хана забыть о еде, которая успела остыть.
Ясак собрать в нужных количествах не удается. Обозы отправляемые им в Орду, грабят бесчисленные тати. Его темник Менгу не раз ходил в поход, чтобы изловить бандитов, но они уходили глубоко в лес, где становились неуловимыми. Что-то необходимо делать, иначе валяться ему в канаве с переломанным хребтом. Ему донесли, что в стороне неподвижной звезды* (Пояснения даны в конце книги), есть княжество, которое не затронуто войной. Если это правда, то он покорит это княжество. Победный поход его спасет, но об этом княжестве нет никаких сведений, и чтобы начать его покорение, следует послать туда лазутчиков или купцов. Время не терпит, оно как петля аркана сдавливает шею, не дает дышать.
Вошел слуга и сообщил, что прибыло посольство от князя Василко Олеговича.
Саин-хан не мог припомнить подвластных ему князей, с таким именем, но предположил, что это послы того самого княжества, которое, минуту назад, он решил покорить. Хан решил все обдумать и отложил прием посла до утра.
— Посла в грязную юрту, пусть потомиться, сговорчивее будет.
— Все будет сделано, светлый хан.
* * *
Прибытие посольства не осталось не замеченным Фомой, но узнать, что-то конкретное не удавалось. Даже Дмитрий не мог проникнуть внутрь первого круга юрт. Вечером, собравшись вместе, Фома, Терентий и Дима долго думали, каким образом контролировать ситуацию с посольством. Когда стало ясно, что проникнуть в лагерь монголов не удастся, да и присутствие в нем мало, что даст, Дима предложил взобраться на пригорок, с которого все будет хорошо видно.
— Светлая голова! — Терентий дружески потрепал мальчишку.
— Настоящий разведчик! — подтвердил Фома, — нам у него надо поучиться.
У Димы, от смущения, даже появился слабый румянец. Ранним утром все трое сидели в зарослях и вели наблюдение. Шатер был виден, как на ладони.
* * *
Данилу Савича поместили в отдельную юрту. В центре ее давно перетухший костер, у стены толстый ковер, который испускал страшное зловонье.
Савич попытался выйти из юрты, но нукер преградил ему дорогу копьем. Что случилось с его спутниками, он не знал.
