– Куда? – встрепенулся Дембо.
– В отделение, – просто ответил Степан Яковлевич.
– Зачем?
– Напишете собственноручное признание.
– Но зачем?! Я же вам все рассказал! Все, что знал! – отчаянию Исаака Вульфовича не имелось границ.
– Для страховки, – сухо ответил Голубовский, – таков у нас порядок. Слово к делу не пришьешь.
До Охранного отделения, располагающегося в ведении градоначальника, а стало быть, в его управлении на Гороховой, домчались на извозчике. Ванька лихо катил по петербургским улицам, время от времени покрикивая на зазевавшихся пешеходов. Извозчики пешеходов не уважали. Да и за что? Только под ногами мельтешат да мешают продвижению. Есть для них тротуары – вот пусть по ним и ходят.
Дважды перестроенный дом барона Фитингофа, лейб-медика Екатерины Великой, с фасада был четырехэтажным, а со двора – пяти. Кабинет Голубовского был на втором этаже. Туда он и прошел вместе с Исааком Вульфовичем Дембо, новым секретным агентом Охранного отделения, кстати, весьма важным и ценным.
– Вот вам ручка, чернила, бумага, – усадил Исаака Вульфовича за стол Голубовский. – Пишите все, что мне рассказали, и свободны.
– То есть буду свободным?
– Именно.
– И смогу уйти отсюда? – несмело осведомился Дембо.
– Сможете, – заверил его подполковник Охранного отделения Департамента полиции.
Дембо писал долго. Потом долго читал написанное Голубовский, время от времени отрываясь от листов и поглядывая на бывшего революционера-народника.
«Спрашивается, какого лешего его привело сюда? – думал Степан Яковлевич, умудряясь одновременно читать его показания. – Чего ему спокойно-то не жилось в своей Швейцарии? Ну, сделался бы резником, отсекал бы крайнюю плоть у младенцев и получал бы за это определенное вознаграждение. На жизнь бы хватало. А от резника до раввина рукой подать… Стал бы, на худой конец, владельцем бакалейной лавки. Или колониальных товаров. Считал бы по вечерам доход и строгал со своей Ревеккой детей, выучивая их потом играть на скрипке или даже на фортепьяно. На крайний случай, лихоимствовал бы, ссужая деньги желающим и получая за это противузаконный процент, – все было бы лучше. Ан нет! Подался в народники революцию в России делать… Это в крови у него, что ли, или как»?
Исаак Вульфович написал все, о чем он рассказал Голубовскому на лавочке, плюс еще некоторые сведения о Марте, о которых умолчал или просто забыл. Очевидно, он и вправду крепко недолюбливал ее.
– Что ж, я доволен, – произнес Степан Яковлевич, дочитав признание Дембо и додумав свои мысли. – Теперь вот здесь и здесь поставьте свою подпись – и можете быть свободным.
– Здесь?
– Да.
Дембо расписался, куда указывал палец Голубовского.
– Вы свободны, – просто сказал Степан Яковлевич, бережно промакивая подписи нового секретного агента пресс-папье. – Собственно, как я вам и обещал ранее.
– Благодарю вас…
– Не стоит, – отмахнулся от Дембо подполковник, занятый своими мыслями. Шутка ли – выйти на такую мощную организацию, которая ответственна едва ли не за все террористические акции в Российской империи за последнее время. Да только ли за последние? И только ли в России?
– Так я…
– Да, скажите, – Голубовский перебил Исаака Вульфовича и перевел взгляд с бумаг на Дембо, – что вы намерены делать дальше? Я полагаю, после нашей встречи у вас как-то должны перемениться взгляды… на жизнь? Или я ошибаюсь?
– Я бы хотел покудова остаться в Петербурге и создать видимость работы, – нетвердо ответил Исаак Вульфович.
– Весьма благоразумно, – согласился с ним подполковник. – Уехать в свой Цюрих вы всегда успеете.
– Так я… могу идти? – вновь робко спросил новоиспеченный агент славного Охранного отделения.
– Да, ступайте.
– Благодарствую.
Исаак Вульфович направился к двери.
– Когда вы нам понадобитесь, мы вас найдем…
– Что? – невольно обернулся Дембо.
Это «мы вас найдем» больно ударило в спину.
– Вам не стоит так волноваться…
Дембо вышел из кабинета, согнувшись, будто Голубовский навесил на него груз, который было тяжело нести. Впрочем, так оно и было. А подполковник Отделения по охранению общественной безопасности и порядка при Департаменте полиции Степан Яковлевич Голубовский, согнувшись в три погибели, уже телефонировал своему непосредственному начальнику полковнику Секеринскому, что вновь обозначился след тайной организации под названием «Центр» и одного из ее руководителей, некоего Густава, имя которого уже всплывало в следственном деле по подготовке покушения на государя императора Александра Третьего…
Глава 9
НЕПРОСТОЙ НАРОД ЭТИ БАНКИРЫ, или ДЕЛО ЗА КОНЦЕССИЕЙ
Первая железная дорога появилась в России в конце 1837 года. Называлась она Царскосельской. Потом были построены Петербурго-Московская, проходившая по территориям Петербургской, Московской, Новгородской, Тверской, Псковской, Витебской и Смоленской губерний; Московско-Нижегородская, проходившая по территориям Московской, Владимирской и Нижегородской губерний; Петербурго-Варшавская, Рязано-Козловская, Тамбово-Саратовская. По территории Казанской губернии и до Казани не шел ни один поезд ни по одной из железнодорожных линий. Казанскую губернию рельсовые пути почему-то обошли как с севера, так и с юга. Торговля не развивалась и стояла на месте, в то время как другие регионы империи, связанные общей сетью железных дорог, процветали и развивались как на дрожжах. Поставки хлеба на север пароходами были дороже и длиннее железнодорожных перевозок, каковыми пользовались, к примеру, нижегородские или самарские помещики и купцы. Прошения государю императору о строительстве железной дороги на Казань шли один за другим. Его Императорское Величество Александр Освободитель отреагировал, как и полагается человеку, изо всех сил радеющему за державу: высочайше утвердил проект сооружения железнодорожной линии Нижний Новгород – Казань. Создалось акционерное общество по строительству железной дороги. Но его опередили дельцы и разного рода махинаторы, держащие нос по ветру и имевшие членство в данном АО. Они скупали за бесценок земли, по которым должна была идти линия, строились там и проводили дороги. Цены на такие земли резко подскакивали в цене, ведь их нужно было выкупать уже не за рубль, а за червонец. Само акционерное общество истощалось, зато некоторые его члены обогащались несказанно быстро. Скоро проект, который должен был связать Казань с Нижним Новгородом, а посредством его – с Москвой, Петербургом и прочими торговыми и промышленными центрами, приказал долго жить, и двадцать лет никто даже не заикался о железнодорожном строительстве.
А чем Казань была хуже Нижнего Новгорода? Или Рязани, к примеру? А Саратова или Тамбова? Почему такой богатый край должен был хиреть и становиться все более неконкурентоспособным? Вопиющая несправедливость! Видя это и сознавая, что строительство казенной железной дороги, которая соединила бы Казань с общей сетью железных дорог империи, государству не по карману и случится, стало быть, совсем нескоро (ежели вообще случится), городской секретарь Николай Николаевич Постников поднял в городской управе вопрос о строительстве частной железной дороги Казань – Рязань. Поскольку уже наличествовала железнодорожная линия Рязань – Коломна, то такая дорога соединила бы Казань с Москвой. И далее – с Петербургом.
Члены управы горячо поддержали выступление Николая Николаевича и приняли постановление о выделении концессии на строительство железной дороги Казань – Рязань «Акционерному обществу Казанско-Рязанской железной дороги» в лице Совета директоров В.А. Долгорукова, графа П.И. Давыдовского, С.А. Неофитова и Л.И. Конюхова. Л.И. Конюхов был Ленчик, необычайно возгордившийся тем, что сделался полноправным директором акционерного предприятия. За несколько лет пройти путь от карточного плута и «подсадной утки» при игре в скорлупки в трактире «Гробы» до члена Совета директоров крупнейшего в регионе акционерного общества! Это ли не блестящая карьера и мечта в ее замечательном воплощении?!
Дело оставалось за малым: продать на сумму уставного капитала АО – 50 тысяч рублей – акций. Ну и взять в каком-либо коммерческом банке первый кредит на сумму, скажем, два миллиона рублей. Естественно, строительство железнодорожной ветки Казань – Рязань требовало нескольких десятков миллионов, но то было в перспективе. В настоящий момент же надлежало отвязаться от Густава. Ну и, естественно, себя не обделить. И это – в первую очередь.
* * *
Банкиры, господа, народ специфический.
К примеру, первый из Ротшильдов, Амшель Майер, больше верил в деньги, нежели в Бога, хотя и готовился стать раввином. Начинал он, как и его папа, с ростовщичества, то есть давал денежки взаймы под грабительские проценты и залог. И выманить у него деньги красивыми словами было сродни разве что находке могилы Александра Македонского, причем там, где уже все давно было перекопано. Сыновья же Майера – Амшель, Соломон, Натан, Кальман и Якоб – расселились по Европе и стали контролировать банки в Париже, Лондоне, Вене, Неаполе и Франкфурте-на-Майне. Попутно они стали поддерживать коммунистические идеи и взращивать возникший «призрак», что с их подачи стал бродить по всей Европе.
