– И повезут в вагоне для устриц, – горько усмехнулась Екатерина Петровна. – Как гроб Чехова, да?
– Нет, сударыня. Я заказал отдельный вагон с ледником. У железнодорожной компании есть такой для подобных случаев…
По тону Савельева Амалия поняла, что верный слуга не на шутку задет предположением графини.
– Как это скверно – ужасная смерть вдали от всего, что тебе дорого! – с горечью проговорила Екатерина Петровна. – Боже мой… Я пойду к нему.
И женщина двинулась быстрым шагом вперед – почти побежала. Словно на свидание, мелькнуло в голове у Амалии. На свидание с обезображенным телом, надежно упрятанным в три гроба из ели, свинца и дуба. И еще подумалось: «Почему граф не любил жену? Ведь ясно же, что она-то его любила… И любит до сих пор, несмотря ни на что…»
Следом за Екатериной Петровной баронесса вошла в просторную столовую, обставленную светлой мебелью. Но теперь все здесь казалось мрачным – из-за сверкающего полировкой ящика характерной формы, стоявшего на столе, и наглухо зашторенных окон. Графиня, приникнув к гробу, тихо заплакала. Николай почтительно застыл в дверях. Где-то снова ожил несносный телефон.
– И даже не попрощаться… По-человечески… как должно быть… – бормотала Екатерина Петровна. – Что же они с тобой сделали!
– Скажите, Николай, – шепотом спросила Амалия, – в доме есть водка?
Слуга удивленно воззрился на нее, потом понял, просиял и ответил утвердительно.
После долгих уговоров баронесса повела графиню, осторожно обняв за плечи, прочь из столовой, в маленькую гостиную, где степенно тикали часы, а в книжном шкафу дремали книги в роскошных переплетах. Незаменимый Николай Савельев принес им водки и закусок, чтобы помянуть покойного графа, после чего тактично испарился, словно его тут и не было.
– Скажу вам правду, – начала Амалия после того, как Екатерина Петровна выпила, поплакала и снова выпила, – я здесь главным образом потому, что в убийстве подозревают моего сына.
Графиня энергично тряхнула головой.
– Такого не может быть, Амалия Константиновна! Если полиция посмеет так утверждать, я первая встану на защиту вашего Миши. Я же прекрасно понимаю, что он не мог этого сделать!
– Да? – только и могла вымолвить баронесса, по правде говоря, полагавшая, что ей придется долго убеждать безутешную вдову в непричастности своего сына.
– Разумеется, – кивнула Екатерина Петровна и поправила выбившуюся из прически прядь волос. – Мой племянник воевал вместе с вашим сыном и многое мне рассказывал о том, какой ваш Миша храбрый офицер. И я знаю вашего мужа. – Тут женщина спохватилась, что Корфы разведены, потом вспомнила, что сама тоже разведена, хоть от этого боль утраты не становится менее острой, воинственно закончила: – Я им не позволю!
– Скажите, Екатерина Петровна, – начала Амалия, – вы недавно произнесли фразу: «Что они с ним сделали…» Вы имели в виду кого-нибудь конкретного? У вашего мужа были враги? Кто-нибудь мог желать ему смерти?
– Когда я ехала в поезде, то только о том и думала, – горько усмехнулась графиня. – Конечно же, это она!
– Кто?
– Туманова. Эта… эта…
Екатерина Петровна искала слова, которые могли бы поточнее передать ее отношение к любовнице графа, но не нашла. Или, может быть, те, что приходили на ум, были слишком грубы для уст женщины. Поэтому она махнула рукой и налила себе водки.
– А Туманова это… – осторожно начала Амалия.
– Дрянь! – с отвращением промолвила графиня, откидываясь на спинку дивана, на котором сидела. – Такая же дрянь, как и ее муж. Правда, тот просто ничтожество. Тумановы поженились против воли родителей, когда Марии было семнадцать, кажется. Поначалу все шло гладко, она родила двоих детей… Знаете, – проговорила вдова со страстью, – есть люди, которые все, к чему бы ни притронулись, портят. Вот и у Тумановых все было хорошо, только жить да жить, но обоих потянуло в приключения, которых они вовсе не собирались скрывать. Кончилось тем, что их везде перестали принимать. Тогда мадам уехала в Париж, а муж с детьми остался в имении. Впрочем, по-моему, он там не задерживается, а ездит по окрестным городам в поисках увеселений. Что касается госпожи Тумановой, та жила в свое удовольствие – так, как она его понимала. Несколько раз я видела ее то в театре, то в опере. Ни для кого не было секретом, что она – содержанка, причем самого мерзкого пошиба, и все, что ее интересует, это только деньги. Вы читали «Нана»[9]? Так вот, Нана еще можно понять, потому что бедность толкает на низкие поступки, но Мария Туманова – нечто особенное. Она возомнила, будто мой муж несметно богат, и решила любой ценой его заполучить… Мы в ту пору уже разошлись, но если бы не она, Павел, конечно, вернулся бы ко мне. Ведь раньше-то он возвращался! Однажды чуть не оставил меня из-за… Впрочем, неважно. Я тогда наглоталась опийной настойки, была на волосок от смерти… Глупо, конечно, и унизительно, но мой поступок, похоже, заставил его одуматься.
Баронесса слушала внимательно. Стало быть, женщина, которая пыталась отравиться из-за графа, – его собственная жена. Ну что ж…
– Я была готова на все, чтобы удержать мужа, но эта змея, Туманова, его буквально зачаровала. Я никогда не видела, чтобы Павел был так кем-то увлечен. Еще и сказал мне с насмешкой, что если я покончу с собой, то только избавлю его от необходимости развода. Конечно, я боролась… Только мерзавка на десять лет моложе меня, гораздо красивее и в тысячу раз хитрее. Если бы она попросила его принести ей на подносе мое сердце… я даже не знаю, что бы Павел сделал. Впрочем, у него и так было мое сердце… Даже когда он добился своего и нас развели. Мы перестали быть мужем и женой, но… Но какое это имеет значение, если любишь?
Графиня замолчала.
– И что было потом? – тихо спросила Амалия.
– Я знаю, о Павле говорят разное. – Екатерина Петровна поморщилась. – Верно одно: мой муж никогда не был глуп умом. Конечно, он понял, что Туманова не любит его и никогда не любила. И избавился от нее. А теперь негодяйка избавилась от него – наверняка с помощью кого-нибудь из своих поклонников.
– Да, но какой ей был смысл убивать графа? Если бы женщина что-то выигрывала от его смерти… допустим, имелось бы завещание в ее пользу, или если бы она была его супругой, к примеру…
– Вы не понимаете, – вздохнула графиня. – Мария Туманова – дрянь, которая пойдет на все, лишь бы добиться своего. Я не удивлюсь, если вдруг всплывет завещание, по которому мой муж все оставил ей. Наверняка Урусов поможет его состряпать, если она попросит… Адвокат всегда делал вид, будто терпеть ее не может, но на самом деле достаточно было раз увидеть, как он на нее смотрит, чтобы обо всем догадаться. Нет, я не допущу! – вскинулась графиня. – Я пойду в суд! Не посмотрю, что у него жена и дети, и перед всей Европой покрою его позором!
– Однако Урусов твердо заявил, что никакого завещания нет и в помине, – быстро вмешалась баронесса. – Один вопрос, Екатерина Петровна. Ваш муж знал, что у Тумановой роман с адвокатом? Или их отношения начались уже после того, как граф оставил Марию?
– Она дрянь! – исступленно повторила Ковалевская. – Дрянь! Но как бы она ни была хитра… Мой муж был умнейший человек. Конечно, догадался… Я так думаю…
«Вот, стало быть, почему покойному графу взбрело на ум разорить Урусова, уговорив его купить заведомо убыточные бумаги… – усмехнулась баронесса. – Однако и мстителен был Павел Сергеевич, да-с…» И все же это ничего не давало Амалии, потому что у Марии Тумановой не имелось никакого мотива для того, чтобы избавиться от графа. Разве что уязвленная женская гордость…
– Скажите, у Тумановой есть кузен? Пьер, точнее, Петр…
– Петя Нелидов, – с отвращением ответила графиня, – дальний ее родственник. Влюбленный дурачок, которого мерзавка пришпилила к своей юбке. Мальчик у нее вроде домашней собачки, если не хуже. Только Нелидов беден, а нищие для нее не существуют. Не думаю, чтобы он сумел чего-нибудь от нее добиться. Как же все это гнусно!
Екатерина Петровна горько покачала головой. Амалия стала осторожно расспрашивать ее, не было ли у графа Ковалевского более серьезных врагов, чем содержанка с уязвленным самолюбием, но собеседница отмахнулась от ее расспросов. Поднявшись с места, женщина подошла к комоду и вытащила оттуда альбом с фотографиями.
– Вот Паша в университете… А тут в тот год, когда мы с ним познакомились… Здесь он вместе с братом… Ой, на этом месте была моя карточка, но он ее выбросил…
Графиня заплакала, не скрываясь, и Амалия, чтобы не восстановить ее против себя, стала вместе с ней смотреть фотографии.
Анатолий Ковалевский был похож на брата, только носил очки и ходил без усов. На другом снимке граф и Урусов стояли вместе, и головой адвокат едва доставал приятелю до плеча. Были в альбоме и портреты родителей, и карточка сестры Павла Сергеевича Веры, которая умерла совсем молодой.
