Штайнер встал. Да, придется все начинать сначала. Кто сможет дать ему сведения относительно времени преступления? С какого момента Касалл лежал перед его домом?
Он ломал себе голову, не зная куда направиться. Факультета как единого целого не было. Были коллегиумы, бурсы и хосписы. А еще студенты и магистры. Не как в монастыре, где, пройдя за ворота, одним взглядом можно охватить всё ora et labora[39] осуществлялись в одном и том же месте. Но где же факультет? Разбросан по всему городу. Где-то сидят теологи, их лучше всего искать рядом с монастырями; есть еще и юристы, но где их найти, он не знал. Может быть, в Кёльне их вообще нет. А еще артисты. Некоторые из них живут в коллегиуме, в котором ему уже как-то давали поесть, но там очень бедные студенты, идти туда он не хотел. А к кому вообще идут, если нужно сделать заявление? К стражникам? Или же прямо в совет города? Туда, где сидят цеховые старшины? К ним его тоже как-то не тянуло. Он сын золотаря, никчемный бездельник, который уже сейчас пьет, ворует и не мечтает пойти по стопам отца. Кто ему поверит? И вообще, почему он должен вмешиваться? Таким как он лучше держаться в стороне и не высовываться. И все-таки… Он слышал, что совет назначил награду за любые сведения, способные пролить свет на загадочное убийство магистра. Эти деньги очень бы ему пригодились, в конце концов он кое-что знает, потому что его отец видел мертвеца.
Он бродил по улицам, так и не приняв никакого решения. Глазеть на дома и рыночных торговцев — это, безусловно, не выход, но ему нужно подумать. Кого можно спросить? Священника в церкви? Или вон того монаха, стоящего перед мясными рядами?
Ворон — так его прозвали из-за темной, как у цыгана, кожи — приблизился к монаху, который испуганно поднял глаза к небу, где черные тучи в одну секунду полностью закрыли солнце.
— Простите, досточтимый брат, но я ищу магистра с факультета. Не могли бы вы подсказать, где можно найти кого-нибудь из них?
Монах-францисканец в коричневой сутане посмотрел на мальчишку — на вид от силы лет пятнадцать — и наморщил лоб.
— Что такому как ты понадобилось от магистра? Ты что, студент?
Ворон покачал головой:
— Нет, но у меня есть новость, и мне бы очень хотелось ее сообщить. Только не знаю, куда мне идти. Где факультет?
Францисканец засмеялся. Хороший вопрос. Факультет везде и нигде. Отсюда ближе всего одна из бурс. Там наверняка можно найти и какого-нибудь магистра.
— Иди дальше по улице, а потом налево, пока не упрешься в дом с синими ставнями.
Ворон отправился в путь. Но из бурсы его послали в коллегиум, а оттуда дальше — по Юденгассе на запад, в сторону церкви Святой Урсулы. Поскольку он все время хотел поговорить только с магистром, все были уверены, что он ищет Штайнера, вот почему получилось так, что до Марцелленштрасе он добрался только к обеду, когда его голод вырос до невероятных размеров.
Штайнера дома не было. Служанка велела мальчику подождать, потому что он не хотел говорить, зачем пришел. Подозрительно поглядывая на него, она поставила перед ним миску супа, который он жадно проглотил.
Когда наконец появился Штайнер, Ворон уже задремал на своем стуле.
— Ты ко мне?
Мальчик подскочил. Усердно закивал и сел прямо.
— Я слышал, что назначили награду тому, кто что-нибудь видел.
— И что же ты видел?
— Я? Ничего, но мой отец… он рассказывал, что видел мертвого магистра.
— А почему же ты пришел только сейчас? И почему ты, а не твой отец?
— Раньше я не мог. У меня была работа на два месяца, не получилось вырваться. А отец идти не хочет.
Штайнер кивнул. Конечно, это уважительная причина. Если у такого человека есть работа на два месяца, то это ему гораздо важнее.
— А потом? Ведь ты же нас нашел. Почему не раньше, а только сейчас?
— Я не знал, к кому обратиться.
— Тогда рассказывай, что же видел твой отец.
— В общем, все было так. В тот самый вечер он — а он золотарь — тащил свою тележку вниз, к Рейну. Ему нужно было пройти через Марцелленштрасе. Возле изгороди, под бузиной, а она как раз здорово цвела, он увидел лежащего человека. В темном плаще. Потом уже он подумал, что такие плащи носят на факультете. А когда он возвращался обратно, человек этот, ну, который лежал под бузиной, бесследно исчез. А позже я услышал про мертвого магистра и подумал, вдруг это он.
— Темный плащ? Такой, какие носят профессора? — повторил Штайнер.
— Да, такой, как у профессоров.
— Когда отец его там видел? В какое время?
Ворон пожал плечами. Точного времени он не знал.
— В полночь?
— Нет, раньше. Намного раньше.
— На сколько раньше? На час?
Ворон помедлил. Время — вещь неконкретная, даже если его можно измерять и по городу ходят ночные сторожа, делящие его на куски.
— Нет, наверное, на два часа.
«Значит, около десяти», — прикинул Штайнер, наморщив лоб.
— Человек под бузиной был мертв?
— Не знаю. Вполне возможно. Отец говорил, что он не шевелился. Но голову он не видел. Ветки с белыми цветками закрывали его аж до груди.
— Он был одет, — пробормотал Штайнер.
— Да, конечно.
— А твой отец видел рукава от плаща?
«Что за странный вопрос», — подумал Ворон и кивнул. Да, наверняка, видел. У любого плаща есть рукава.
Штайнеру подумалось, что мальчик абсолютно не подходит на роль свидетеля. Он даже не является гражданином Кёльна, наверняка мелкий воришка с дурной славой. И к тому же сам он ничего не видел. Если отец ничего сказать не захочет, то его заявление лишено всякого смысла.
— А твой отец что-нибудь слышал? Он слышал крики?
Ворон покачал головой:
— Человек не кричал. Лежал молча.
Все сходилось. Как только Касалл вышел из пивной, около десяти часов, его убили и спрятали труп под бузиной. А через час кто-то закричал — возможно, убийца — и перетащил Касалла из-под бузины к колодцу перед домом Штайнера. От ограды до дома максимум пять минут, даже если приходится тащить тяжелый труп.
Штайнер захотел посмотреть на куст, на котором уже появились тяжелые ягоды, свешивающиеся за ограду. Куст рос с другой стороны, но тяжелые ветви опустились чуть ли не до земли. В темноте это хорошее укрытие.
— А как вообще твой отец сумел заметить человека? — удивленно спросил Штайнер.
— Ноги немного высовывались. Отец сначала не заметил, но у него застряла тележка. Вот он и посмотрел.
Они вернулись в дом. Мальчик спросил, как насчет награды. Но Штайнер не имел к этому никакого отношения. Награду назначил совет города, так что Ворону волей-неволей придется вести переговоры там. Но он, казалось, не очень-то к этому стремился, потому что принялся упрашивать Штайнера сделать это вместо него. Тот кивнул и велел ему зайти на следующий день. Оставшись один, Штайнер вышел в сад. Ему хотелось привести мысли в порядок.
«Преступник убивает Касалла и прячет труп под бузиной. Уже поздно, в это время там никто не ходит. А потом ждет: стенать и звать на помощь он начинает только около одиннадцати… Нет».
Штайнер сидел возле ограды своего одичавшего розового сада и пытался собрать в кучу разбредавшиеся мысли.
«До этого ему надо было еще раздеть покойника и разбросать его вещи. И только потом можно было приступать к воплям. Он заорал как человек, прощающийся с жизнью, и под собственный вой убежал в сторону монастырского сада. Нет, опять не сходится. Тогда что же с трупом? Он ведь все еще под бузиной. Значит, сначала он волочит его к колодцу и раздевает. Я ушел из дома и поэтому ничего не видел. А потом убийца раскидал улики. И только тогда заверещал. Видимо, все было именно так. Так и никак иначе. Гнусный план! И опасный. Преступника легко могли заметить. Тем более, что он спрятал мертвеца так, что люди буквально спотыкались об его ноги. Может, это и было его ошибкой, потому что теперь совершенно точно известно, что Касалл погиб не около одиннадцати, а раньше. И что все свидетельские показания совершенно бессмысленны. Потому как непонятно, где все эти люди были часом раньше».
Штайнер встал. Нужно поговорить с судьей.
— Он обнаглел настолько, что придумал какую-то коровью задачу. Только представить себе коровья задача. И у него хватило дерзости прямо так и заявить. Это не только полное нарушение правил, но вдобавок ко всему еще и пустая трата времени в ущерб лекции, а он до сих пор даже не подумал возместить эти минуты. У нас черным по белому написано, что и когда следует изучать, и нигде не сказано, что можно убивать время, развлекаясь загадками.
Они стояли в коридоре перед лекционным залом и смотрели друг на друга, как два быка: Теофил Иорданус и один из бакалавров, присутствовавший на занятии, о котором сейчас шла речь. Симпатии этого бакалавра к moderni не являлись большой тайной. Проживший гораздо дольше и более мудрый Иорданус молча улыбался. О смысле коровьей загадки он знал от самого Штайнера. Он знал и то, что задача эта, по всей видимости, была решена. Ну а если кто-то возмутился и вздумал устроить скандал, это уже дело второстепенное.
