Состояние армии действовало на него угнетающе. Не этого он ожидал. Бриссо обещал сделать все для подготовки к войне, собрать сильную обученную армию, обеспечить оружием, мундирами, обувью. Лафайет понадеялся на него, поверил ему.
— А что я получил? — размышлял маркиз. — Толпу оборванцев! Да, их много, но они необучены, необмундированны, даже оружия на всех не хватает.
Тут взгляд Лафайета пал на молодого человека, новоявленного командира, старательно изучавшего перевернутую вверх ногами карту.
— Черт знает что! — выругался генерал.
Он подозвал своего адъютанта.
— Были письма из Парижа?
— Да, от мсье Бриссо.
Лафайет взял письмо.
— Надеюсь, этот прохвост изволит дать мне объяснения! Я писал ему жалобу, что армия некуда не годится! Ни о какой победе не может быть и речи!
Но он ошибся, Бриссо оставил его требования без ответа. Письмо состояло из призывов и приказаний. Лафайет зло скомкал это послание.
— Меня обманули! Они либо глупы и не понимают, что такой война… либо сознательно хотят моего поражения… Тогда прощай конституция, прощай свобода! Прощай мечта! Войдут австрийцы и вернут Людовику все утраченные права.
От этих мыслей маркизу стало еще тяжелее.
— Может, еще возможно победить!.. Наших солдат больше… нет, численный перевес у нас будет недолго… да и какой от него прок без оружия!
Одолеваемый печальными мыслями Лафайет направился к своей палатке. Предстояло принять решение. Скоро надо выступать… а надо ли?
— Маркиз Лафайет! Маркиз Лафайет! — услышал он крик гонца.
— Наверное, плохие новости, — пробормотал генерал.
Гонец четко пересказывал последние события.
— Левая колонна, следовавшая из Дюнкирхейна подошла к Фурнес…
— Почему? — недослушав воскликнул Лафайет. — Зачем? Не было такого приказа!
— Не могу знать, мой генерал!..
— Продолжайте.
— Колонна центра из Лилля, шедшая на Турнэ, отступила даже не начав сражения.
— Что произошло?
— Люди запаниковали, заподозрив измену. Последовали трагические события, солдаты убили генерала Диллона и еще четырех человек, которых обвинили в шпионаже.
— Святая Мадонна!
— Рад доложить, что Кюстин достиг цели, он захватил Поррентрюри и Юрское ущелье.
— Хоть одна хорошая новость! А как колонна Бирона?
— Колонна Бирона отступила, мой генерал.
— Как!? Они же взяли Киеврэн!
— Увы, мой генерал. Они объяснили свое отступление отказом бельгийцев присоединиться к ним.
— Хм… А Рошамбо?
— Он против наступлений. Говорит, что армия вообще не в состоянии воевать!
— Вы можете мне объяснить, в чем дело? Почему все бегут как крысы?
— Мой генерал, люди подозревают измену. Считаю своим долгом отметить, их подозрения обоснованны. Неизвестные лица передали врагу план военной компании. Это очевидно!
— Ясно, вы свободны.
Лафайет подозревал подобный поворот и боялся. Он начал лихорадочно соображать. Кто передал план?.. Кто?.. Королева, кто же еще… Значит, дело проиграно… Нет, генерал Лафайет не знает поражений!..
Из размышлений его вывел новоиспеченный командир, тот, что читал карту.
— Мой генерал, когда мы выступаем в поход? — спросил он с жаром.
Он напомнил Лафайету маленького мальчика, спрашивающего мамочку, когда они поедут кататься на пони.
— Поход отложен на неопределенный срок! — резко ответил маркиз.
— Мой генерал…
Но Лафайет ушел, не выслушав его.
Генерал скрылся в своей палатке и велел никого не впускать. Он взял перо и принялся писать письмо молодому королю Францу. Лафайет расписал ему, что хочет заключить с ним союз, что готов остановить революцию, что в любой момент повернет воска на Париж, дабы раздавить санкюлотскую шайку.
— Так я могу избежать разрушения моих грез! — сказал он. — Я хотел быть Кромвелем, но придется стать Монком и восстановить монархию… но конституционную… Их величества рано радуются…
Новоиспеченная мадам Шапарель медленной походкой вошла в гостиную. Она плюхнулась в кресло и зевнула.
— Где вы были? — зло спросил Клод. — Восемь часов утра!
— Да, я вернулась рано, — захихикала она.
— Я спросил, где вы были?
— Что вы кричите? Я с радостью отвечу. Мы с одним юношей были в опере, потом поехали на прием, потом к нему. На приеме были танцы! Ох, как ноги болят!
— Как вы смеете!? — мсье Шапарель издал гневный крик.
Мадам Шапарель, закинув ногу на ногу, невозмутимо снимала туфельку.
— Не понимаю, к чему эти эмоции? Мы же с вами договорились, у каждого из нас своя жизнь, — спокойно произнесла она.
— Но не так же…
— Ох, вы сами не ангел! Посмотрите на свою физиономию. Явно где-то шатались, пропахли насквозь дешевыми духами.
— Но ведь я мужчина, а вы моя жена! Вы должны мне повиноваться!
Анжель медленно подняла голову. Она какое-то время молча смотрела на Клода, потом расхохоталась.
— Угадайте, почему я выбрала вас? Потому что вы болван, тряпка, слюнтяй. А вот самомнения у вас море! Неужели вы думали, что я буду вас слушаться? Неужели вы не поняли смысла моих слов?
Гнев Клода куда-то улетучился.
— Я все понял, понял! — закивал он. — Простите.
— Я не в обиде, — улыбнулась Анжель. — Значит, мир. Ну, я пойду вздремну, чего и вам советую.
Мадам Шапарель, помахивая туфельками, медленным шагом направилась к выходу. У двери она обернулась.
— Учите, — сказала она. — На людях мы счастливая семейная пара.
— Какая дрянь! — проворчал Клод, когда жена удалилась. — Она делает из меня рогоносца. Ничего, зато я избавился от папенькиного гнета. Надо бы уточнить, сколько деньжат оставила мне покойная матушка.
Анжель Шапарель продремала до обеда. Как не хотелось подниматься! Как тяжело головной болью и усталостью расплачиваться за веселье ночи! Однако с минуты на минуту должен был придти Робеспьер. Анжель назначила ему деловую встречу. Нужно было выглядеть солидно и серьезно, а заспанное лицо явно не подходило под этот образ. Анжель принялась нехотя приводить себя в порядок. К приходу Неподкупного она преобразилась в степенную молодую даму класса буржуазии.
— Я хочу составить завещание, — сказала она Робеспьеру. — Вы могли бы мне помочь?
— Да, конечно. Но вам все равно придется заверить его у нотариуса, — ответил Неподкупный.
Она кивнула.
— Я хочу оставить состояние маме, — сказала Анжель. — Я уже написала завещание на черновике. Взгляните.
Робеспьер надел очки и внимательно прочитал бумагу.
— Мадам, вы грамотно составили документ, — сказал он. — Но надо кое-что уточнить.
Она жестом указала на перо и чернильницу. Макс сделал поправки.
— Как ваша семейная жизнь? — спросил он.
Анжель улыбнулась.
— Я вполне довольна, — сказала она. — Мы самая счастливая пара!
— Очень рад за вас!
— Кстати, у моего свекра скоро юбилей! Он хотел видеть вас и вашу очаровательную помощницу.
— Передайте ему мою благодарность. Мы обязательно будем.
Заседание в якобинском клубе завершилось.
— Макс, вот это чудо! — воскликнула Светик. — Все складывается так, как ты предсказывал! Ты колдун!
— Не преувеличивай, милая, тут всего лишь логика! — не без важности ответил он.
— Угу, а ты любишь себя показать, — хмыкнул Жорж. — Всю свою речь только и твердил о своей прозорливости. Тебя точно скоро в колдуны запишут. А вот Бриссо и Манон Ралан были как побитые собаки. Подойду-ка я к ним, поиздеваюсь.
— Отвратительный тип! — проворчал Сен-Жюст.
Жорж, подпрыгивая на одной ноге, подошел к Манон и Бриссо.
— Ну как, напугали вас вести с фронта? — спросил он, улыбаясь. — Съел вас Робеспьер, съел. Все как он говорил, Лафайет предатель, армия никуда не годится, генералы зайцы. А вы выглядите идиотами или… изменниками…
— Дорогой Дантон, — ледяным тоном произнесла Манон. — Мы в отличие от вас знаем, что делаем.
Жорж скорчил гримасу.
— Ох, ох, ох! Неужели? Я думал вы умнее, красавица! Что ж, подносите вашему мужу грелку. Его здоровье, судя по всему не очень… Даже не пришел в клуб, боитесь за его слабое сердечко?
— Я бы попросила не оскорблять моего мужа. Идемте, Бриссо!
— Жаль, — вздохнул Жорж. — А мне так нравиться ваше общество.
Настроение Манон было ниже среднего. Она злилась на Бриссо, на Дюмурье, на Нарбонна. Как они могли так опростоволоситься? Как ни странно, в этот момент она восхищалась Робеспьером, его умом и внутренней силой.
— Нас предали, — шептали прохожие.
— Бриссо и Роланы предатели.
— Они сговорились с двором!
— Что вы! Они дураки! Их просто облапошили!
