– Мадам, у меня и в мыслях не было вас обманывать. Дело в том, что два дня назад господин Ватанабе от нас съехал, и теперь я беспокоюсь – он выглядел каким-то озабоченным.
– Есть от чего встревожиться, ведь человек ни с того ни с сего с места срываться не станет… Кстати, вспомнила! Его ищете не только вы. Вечером того самого дня, когда вы явились сюда впервые, ко мне в дверь постучал какой-то господин. Хотел поговорить. Поскольку вы оставили мне свою визитную карточку, на случай если господином Ихиро будут интересоваться, я отдала ее ему.
– Как он выглядел?
– Что до этого, то голова моя к тому времени уже была затуманена бенедиктином, на улице смеркалось, а свечу я не зажигала.
– Ваш сосед определенно стал объектом всеобщего интереса.
– Зачем вы пришли?
– Я ищу матросскую сумку, она может навести меня на след.
Не давая бабушке времени для ответа, Мариетта незаметно подала Виктору знак и увлекла его к двери.
– Бабушка, я сейчас вернусь, мне нужно кое-что сделать.
– Куда ты? А мой суп? Кто его будет варить?
Мариеттта тихо затворила за собой дверь.
– Сударь, вы из полиции?
– В некотором роде.
– По поводу этой сумки мне кое-что известно. Пойдемте в прачечную, – велела Мариетта, подталкивая его к темной лестнице.
На веревках за окнами прачечной висели рубашки и чепцы. Едва переступив порог, они оказались окутаны удушливой, влажной атмосферой. Виктор промокнул носовым платком лоб. Пока Мариетта разговаривала с седовласой клиенткой, служившей в одном из окрестных господских домов, он смог не торопясь оглядеться.
Две прачки поставили посреди комнаты корзину с чистым бельем. Одна из гризеток тут же бросилась сортировать одежду, другая побрызгала горячей водой с крахмалом на муслиновое платье в горошек. Несмотря на жару, пузатая печка, набитая углем под завязку, полыхала жаром. Вокруг очага на досках стояли утюги всех форм и размеров.
– Это гриб, это поляк, вот это петух, а там утюг для гофрирования, – объяснила Виктору гризетка, которая занималась муслиновым платьем, надев его на доску.
Она схватила утюг, поднесла его к щеке и стрельнула глазками в сторону обольстительного визитера. Затем разгладила лишнюю складку и поставила его на круглую чугунную подставку.
– Оборки должны быть безупречными. Крахмал пачкается… да и пахнет плохо, правда?
Виктор скривился и кивнул.
Когда утюг из горячего стал теплым, девушка умело прошлась по нему щеткой, чтобы очистить от грязи, и вновь стала гладить.
Служанка сначала долго судачила по поводу своих господ, затем заговорила о покушении, стоившем жизни королю Италии.
– Когда супруг прочитал ей газету, госпожа сказала: это судьба!
– Да, – поддакнула Мариетта, – судьба, она точно такая же, как мы, ей отдыхать тоже некогда.
– Мой господин служит счетоводом в Палате мер и весов и поэтому весьма сведущ в подсчетах. По его мнению, все эти покушения неизменно совершаются летом и обязательно в воскресенье. Сади Карно[108] убили летом, австрийскую императрицу тоже. А теперь и Умберто I, в него тоже стреляли летом, в день Творца.
«Пути Господни неисповедимы», – отметил про себя Виктор.
Служанка ушла, держа в руке корзину с выглаженным бельем. Две гризетки, занимавшиеся утюжкой, пошли пообедать в тени дворика шорника, не забыв одарить Виктора самыми очаровательными улыбками.
Тот обратился к Мариетте и сказал:
– Готов вас выслушать, мадемуазель.
Девушка покраснела, смущенная и польщенная разговором с этим молодым человеком, столь же удивительным, как Эдмон Дантес, герой романа «Граф Монте-Кристо», который она как раз дочитывала.
– Понимаете… У господина Ихиро поселился этот загадочный молодой человек. Он был мил, неболтлив, весьма любезен и обходителен. Раньше жил на каких-то островах.
– На каких именно?
– Там женщины плетут венки из цветов и прогуливаются под пальмами с… без… словом, ничем не прикрывая грудь.
Мариетта поднесла ладонь ко рту и мысленно себя отругала. Она чуть было не сказала «с голыми грудями»! Затем вдруг представила себя обнаженной и всем естеством захотела, чтобы сидевший напротив незнакомец положил ей на грудь свою руку.
«Пресвятая Богородица, в наказание я в воскресенье в церкви двадцать раз подряд произнесу “Отче Наш”», – пообещала она себе.
– Таити? – настойчиво гнул свое Виктор, тронутый смущением Мариетты.
Промелькнувшее перед мысленным взором видение женщин с пышными бюстами ввергло его в замешательство. Он отошел на пару шагов и натолкнулся на утюг для гофрирования, к счастью, холодный, который тут же упал на пол. Легри нагнулся и поднял его.
– Простите. Таити? – повторил он.
– Нет, они оканчиваются на «йи».
– Гавайи?
– Да, точно. Мне так горестно, ведь его убили… А какой красивый был иностранец. Он наблюдал за моей работой, и я…
– Откуда вы узнали о его смерти?! – перебил ее Виктор.
– Моя хозяйка выписывает «Иллюстрасьон». В ней была статья на полстраницы, рассказывавшая об убийстве азиата лет тридцати, которому пронзили стрелой грудь. К ней прилагались два фото. Я тут же узнала Исаму. Это меня очень опечалило.
– А фамилию этого Исаму вы знали?
– Нет, он назвал мне только свое имя, в тот самый день, когда подарил раковину, в которой можно услышать море, если, конечно, вокруг не очень шумно.
– И вы не сообщили эти сведения полиции? Они же обладают первостепенной важностью!
Щеки Мариетты вновь залились румянцем, а пальцы затеребили лоскут ткани.
– Я испугалась. Испугалась, что меня в чем-то обвинят. Или что преступник отомстит мне или бабушке. Я сирота, и воспитывала меня она. Когда я была еще маленькой, дедушку заподозрили в том, что он украл со стройки на улице Гренель доски. Его посадили в тюрьму, в сырой камере он заболел и вскоре умер от воспаления легких.
Виктор, смягчившись, кивнул головой.
– Исаму вручил вам какую-то сумку?
От волнения у девушки перехватило горло, поэтому она тоже кивнула, но затем все же смогла продолжить:
– Да. Он спросил у меня, видела ли я море – французская речь давалась ему не без труда. Я ответила, что нет. Тогда он поведал мне, что был матросом, что проводил жизнь на кораблях, бороздивших моря и океаны, и что эта сумка – самое ценное, что у него есть. Боялся, что ее у него украдут. И я согласилась оставить ее у себя.
– А сейчас она по-прежнему у вас?
Мариетта закусила губу, скрестила на груди руки и призналась:
– Нет. Вчера какой-то господин устроил мне допрос с целью выведать, не знаю ли я, что случилось с вещами квартиранта господина Ихиро. Я боюсь неприятностей. Он либо был полицейский, либо знакомый Исаму. Здесь мы с ним были одни, только он и я.
– И вы отдали ему сумку.
– Да. Подумать только, он мог обвинить меня в краже! В голове у меня пронеслось множество мыслей, смекалка и мужество покинули меня, в чем я очень раскаиваюсь.
– Это не ваша вина. Что представлял собой этот индивидуум?
– Был похож на великого князя.
Виктор растерянно посмотрел ей в глаза. Она что, смеется над ним?
– Он назвал вам свой дворянский титул? Это был русский?
Девушка хихикнула, смех сначала застрял у нее в горле, затем она затряслась от хохота, что на довольно длительное время лишило ее возможности говорить.
– Да нет же, «великим князем» в наших краях называют филина. Этот человек был похож на сыча, его седые волосы, топорщившиеся по обе стороны головы, напоминали собой совиные уши.
Виктору не пришлось напрягать мозги – это описание в точности соответствовало внешности Робера Туретта.
– Он заставил меня взять десять франков и дал адрес отеля, в котором остановился, на тот случай, если будут найдены другие пожитки Исаму. Велел оставить их у администратора для постояльца из двадцать седьмого номера.
– Он называл Исаму по имени? Это очень важно.
Она стала грызть ноготь большого пальца, и этот жест напомнил Виктору о схожем пристрастии Таша.
– Нет, только японским другом, оказавшимся в затруднительном положении.
– Как по-вашему, этот визитер знал о его смерти?
– Он о ней даже не обмолвился.
– Вы не смотрели, что было в сумке?
Мариетта нервно барабанила пальцами по краю накрытого скатертью портняжного стола.
– Такой соблазн у меня был, но я сдержалась. Из-за раковины. В противном случае я была бы повинна в предательстве.
Над ними повисла тягостная тишина, нарушаемая лишь гудением печки да отдаленными ударами молотка.
– Мне нужен адрес, который он вам оставил.
Ни слова не говоря, девушка вытащила из блузы клочок бумаги.
«Палас-отель», 103–113, авеню Елисейские Поля, – с нарастающим волнением прочитал Виктор.
