– Мы хотели бы поговорить с одной из этих дам, – прервал его излияния Виктор.
Обескураженный Бискорне выделил блондинку, более веселую по сравнению со своими хмурыми соседками-итальянками, и подал ей знак.
– Жаклин, эти господа – репортеры, они собирают материал о нашей профессии.
– Ох! Я же не умею говорить! – запротестовала девушка.
– Не прикидывайтесь скромницей, дитя мое, – велел ей Бискорне.
– Опишите в нескольких словах, чем вы занимаетесь, – поощрил ее Виктор.
Его обаяние подействовало.
– Ну, я насаживаю перья на небольшие латунные стержни, это называется «сажать на ножку», и с помощью ножа для чистовой обработки довожу до кондиции. Порой я их подстригаю, иногда даже завиваю, будто мастерица по изготовлению бумажных цветов. Другие девушки занимаются изготовлением целых искусственных птиц или только крыльев, служащих для украшения дамских шляп.
Жозеф чихнул, закрыв руками лицо.
– А этот пух, который летает повсюду, разве он не вреден для легких? – спросил Виктор.
Жаклин бросила быстрый взгляд на патрона, который в знак согласия прикрыл глаза.
– Отрицать это было бы ложью. Порой нам приходится нелегко. Перекрашивать, подрезать, лакировать дюжины перьев – от этого пальцы постоянно в клею и ты плюешься пухом чаще, чем того хотелось бы. Но я, сударь, обожаю мою работу. Это намного интереснее, чем шить целый день напролет, да и запах намного лучше, чем при укладке сардин в бочки! И потом, перья – это красиво. Словом, таких фантастических птиц, которых мы делаем вместе с другими девушками, даже в сказках не встретишь.
– Многие из них бесспорно стоят целого состояния, – осторожно начал Жозеф, – я читал, что если перья экзотических птиц утяжелить булавками, то свертки значительно прибавляют в весе и браконьеры без труда провозят их через таможню.
Жаклин в смущении опустила голову.
– Не верьте всему, что пишут газеты, вы же сами журналисты! И не слушайте всякую ерунду, мы честные люди! – воскликнул Бискорне.
– И все равно мне говорили, что райские птицы стали предметом надувательства – их продают по пятьдесят франков за особь, что само по себе является кругленькой суммой, но потом, распотрошив и ощипав, делают из них пять, а то и шесть чучел! – заявил Жозеф.
– Вас ввели в заблуждение, господа. Осмотрев самым тщательным образом наше производство, вы убедитесь, что скрывать нам нечего! – возмущенно возопил Бискорне.
Виктор с Жозефом обошли мастерскую, делая пометки, затем, явно удовлетворенные, объявили патрону, что увидели вполне достаточно.
– И не забудьте упомянуть, что в столице восемьсот цехов наподобие моего дают работу шести, а то и семи тысячам человек! Много предприятий могут обеспечить такое количество рабочих мест? – заключил Бискорне.
Женщина лет сорока, скрестив руки на груди и сжав губы, несла караул у прилавка, прижимая локтем блокнот. Она внимательно взглянула на троих господ в свой лорнет, отвела взгляд от Виктора с Жозефом и набросилась на владельца мастерской. Ее на редкость четкий выговор был окрашен легким британским акцентом.
– Вы еще долго будете дурачить людей, вступая в сговор с мнимыми орнитологами и перекрашивая перья домашней птицы в меркантильных целях? Какая подлость!
– Мадам Пэдлок, покорнейше прошу вас больше не удостаивать меня своими визитами! – зарычал Бискорне. – Мне до смерти надоело быть вашим мальчиком для битья! Я всего лишь коммерсант средней руки, и ни я, ни мои рабочие, не заключали с дьяволом пакта творить чудеса милосердия и изысканности, пользуясь оперением самых заурядных птиц!
Мадам Пэдлок, будто пастырь Библию, выставила вперед свой блокнот.
– Не забывайте, я принадлежу к Королевскому обществу защиты птиц1![115]Мы прекрасно информированы! Ваша коммерция приводит к вымиранию целых видов! Мы уже с прискорбием констатируем исчезновение большого пингвина, очкового баклана, лабрадорской утки и странствующего голубя!
– Клянусь вам, я ни разу в жизни даже на пушечный выстрел не подходил к странствующему голубю! – возмущенно вскричал Бискорне, в знак раскаяния сцепив руки и поднеся их ко лбу.
– Серьезная угроза нависла над цаплями, в том числе белыми и малыми белыми, трагопанами-сатирами, фазанами, в том числе золотыми, никобарскими голубями, исландскими куропатками, а также райскими птицами, в том числе новогвинейскими, – невозмутимо продолжала мадам Пэдлок.
– Если даже предположить, что у меня есть перья всех этих пернатых, хотя это не так, должен вам напомнить, что в результате дорогостоящих научных экспедиций, снаряженных учеными, было установлено следующее: если подходить к поимке тех или иных птиц рационально, никакой угрозы их вымирания не будет. Мои собратья, как и я, торгующие перьями, отнюдь не заинтересованы уничтожать источник своих доходов. К тому же, вы забываете, что так называемым истреблением птиц наперегонки занимаются туземные жители.
– Знаю я ваши аргументы. Вы даже называете себя защитниками природы.
– Разве мы виноваты, что дамы, уступая требованиям моды, меняющейся год от года, выходят на улицу исключительно в шляпках, украшенных султанами или плюмажами? Если бы они предпочитали скорпионов и гремучих змей, нас бы оставили в покое! Разве они зимой не готовы с восторгом закутываться в меха невинных зверей? Мне не в чем себя упрекнуть, я пользуюсь лишь перьями самых заурядных птиц!
– Неужели вы осмелитесь отрицать, что с цапель живьем сдирают кожу? И что именно в Париже в 1884 родилась мода на шубы из страусиных перьев, этих бедных животных, которых выращивают на кейптаунских фермах, напрочь забывая, что они акридофаги!
– Акридо… как вы сказали? – переспросил Жозеф.
– Акридофаги. Это, молодой человек, означает, что страусы поедают саранчу, принося тем самым неоценимую пользу. Подобной похвалы не каждый удостоится.
Жозеф торопливо записал это слово, живо напомнившее ему о нашествии на столицу одной из десяти казней египетских. Его мысли переключились на бездну прибыльных катастроф, способных сдобрить собой следующий роман с продолжением, действие которого будет развиваться в Париже.
«Сена превратилась в сплошной кровавый поток. Нашествие комаров, слепней, лягушек, кузнечиков. Управляя летающей машиной, человек со способностями летучей мыши в компании со своей неразлучной страусихой восстановил порядок и помог вновь обрести счастье на Выставке, когда туристы, объевшиеся тухлой рыбы, стали сходить с ума… Да, но каким будет название? “Перья Вельзевула”? “Стрела Пантеона”? “Акридофаги саркофагов”?»
– Ну все, хватит! – воскликнул Бискорне. – Уж кто-кто, а отряд старых дев, которые разбрелись по нашим городам, не изменит порядок вещей в мире.
– Мир меняется, мой дорогой месье, и сегодня протестуют не только старые девы, на которых вы изволите намекать и к которым я, помимо прочего, не имею никакого отношения, потому как состою в браке и имею четверых детей. Два года назад в Америке вступил в силу закон, запрещающий ввозить, транспортировать и продавать на ее территории шкурки и перья определенных видов певчих птиц. А ведь еще десять лет назад в Соединенных Штатах, чтобы удовлетворить дамское кокетство и набить деньгами мошну, ежегодно убивали пять миллионов птиц.
– А как быть с краснокожими, а? Вы о них подумали?
– Несчастные жертвы колонизации! Они довольствуются малым и берут у природы лишь самое необходимое. Да, я о них подумала. Для человечества природа перестала быть неисчерпаемым источником богатств, это предвидели многие ваши писатели: Проспер Мериме, Виктор Гюго, Сюлли-Прюдом[116]. На тот случай, если это прошло мимо вас, сообщаю, что 19 мая сего года в Лондоне представители шести стран подписали конвенцию по защите животных, птиц и рыб Африки. И это только первое из целого ряда международных соглашений, направленное на сохранение планеты, которую краснокожие справедливо называют «Нашей матерью».
Мадам Пэдлок одарила троих мужчин извлеченными из блокнота проспектами, с достоинством убрала лорнет и вышла на улицу.
Багровый Бискорне, сжав челюсти, скомкал бумажку и бросил ее в мусорную корзину. Виктор и Жозеф под шумок удалились.
– Знаете, Виктор, эта дама навела меня на мысль. Американские индейцы не только украшают себя перьями. Они еще пользуются стрелами.
– Вы намекаете, что один из них пересек Атлантику, чтобы отправить на тот свет горстку незнакомцев в самый разгар Всемирной выставки? Вы занимаетесь плагиатом, примерно то же самое Кэндзи сказал об Ихиро, когда тот рассказал нам о смерти Исаму.
– Смейтесь, смейтесь, мне не привыкать. Но я настаиваю – копать нужно в этом направлении.
– Давайте не будем ничего копать, колдобин на этой улице и так хватает. Вы правы, мы должны разузнать об орудии преступлений, а также установить личность художника, захаживающего к Бискорне: как знать, может, им окажется Туретт, Даглан или Янг!
