– Проклятье! – воскликнул француз. – Держите ленточку, я пойду отцеплять. Если мы сейчас промедлим, мой Хаям погибнет.
Однако полковник не сумел отцепить омара несмотря на все свои старания, поскольку сабля и матрос, который за эту саблю ухватил, мешали ему перелезть через леер.
– Сейчас иду! – закричал Артемий Иванович и заметался, не зная, куда деть ленточку.
На свою беду как раз в этот миг на палубе появился совсем было успокоившийся мсье с папкой под мышкой.
– Ага! – взвизгнул Владимиров. – Сюда! Живо! Я к тебе обращаюсь, боярин иерусалимский!
Мсье не рискнул противиться властному голосу и покорно взялся за ленточку. А Артемий Иванович загрохотал вниз по трапу.
Когда он подбежал к полковнику, мимо пролетел омар, а за ним, извиваясь змеей, пролетела и вся ленточка целиком, причем, к своему ужасу, Артемий Иванович не увидел держащегося за ее конец мсье. Это означало, что, никем не удерживаемый, омар неотвратимо должен был упасть в море.
– Человек за бортом! – заголосил Артемий Иванович и метнул в темноту спасательный круг.
Поклонник Буланже впал в какое-то оцепенение, мертвой хваткой вцепившись в леер и вперив взгляд в пенящуюся полосу у ватерлинии.
– Сейчас мы его спасем! – следом полетел еще один, а потом и еще. Владимиров так увлекся, что двинулся вдоль борта, бросая в море все встречавшиеся ему круги. За нижней палубой последовала вторая. Потом он выбрался наверх и уже окончательно избавил пароход от всех спасательных средств, кроме шлюпок.
Пароход натужно загудел и застопорил машину. Забегали матросы. Где-то внизу панически верещали женщины и раздавался голос полковника: «К оружию! К оружию!». Пассажиры встречного парома с интересом взирали на возникший переполох в бинокли и подзорные трубы.
Оставались шлюпки, и теперь Артемий Иванович решил взяться за них. Внезапно голова его, встретив на пути стальную шлюпбалку, наполнилась невесть откуда взявшимися мыслями о полногрудых русалках, которые, казалось, звали его из морской пучины. Владимиров с готовностью сделал два шага к борту, но был остановлен матросом, с вежливой улыбкой отпихнувшим его подальше от края, после чего Артемий Иванович рухнул на палубу.
Приведенный в себя с помощью нюхательной соли, он бросился на поиски ненавистного мсье, горя желанием посчитаться за происшедший из-за его безалаберности конфуз.
– Христа им мало, – бормотал он, спускаясь по узкому крутому трапу и потирая ушибленный лоб, – за меня принялись…
Он нашел своего врага в буфете, где тот, боязливо озираясь, поедал сандвич, подставив под подбородок для сбора крошек трясущуюся от страха ладонь. Вся едущая в Англию публика, нуждавшаяся в изрядной доле горячительного, чтобы успокоить расстроенные неожиданной тревогой нервы, бурно обсуждала происшедшее. Артемий Иванович также заказал себе выпить. Стакан горячего грога изменил его настроение и ослабил волнующие кровь крики русалок, до сих пор звучавшие в голове. Владимиров подошел к мсье и сказал:
– Нет у вашего брата ни малейшего понятия о чести. Ничего доверить нельзя. Сейчас вот как выкину твою папку за борт – будешь тогда знать!
– Ой, мне до ветру нужно, – посиневшими от страха губами прошептал мсье и, прижимая к себе заветную папку, задом юркнул в дверь.
Артемий Иванович, который и сам был не прочь узнать местонахождение гальюна, пошел следом и успел заметить, как захлопнулась за мсье фанерная дверка ватерклозета.
Из-за поворота коридора вышел полковник, ведомый женщиной, которая заботливо уговаривала его сделать укол и не волноваться.
– Да-да, я сделаю укол, – сказал полковник. – А когда проснусь, меня встретит мой друг, такой же веселый, как и всегда.
– А что, омара не спасли? – спросил у женщины Артемий Иванович.
– Ничего страшного. Это уже четвертый за сегодняшний день. Одного переехал фиакр, а два других выпали из поезда. У нас в каюте их целая корзина.
Полковник с сиделкой ушли, а Артемий Иванович прислушался к тому, что происходит за дверью гальюна. Оттуда доносилось понятное, но какое-то необыкновенно энергичное сопение и натужное пыхтение, словно там возился запорный слон. Потом наступила полная тишина. Артемий Иванович постучал, но никто не пожелал ему ответить. Русалки в голове уже не пели, зато в брюхе все настойчивей раздавались гораздо менее сладостные звуки.
– Эй, как тебя, чего ты спрятался? – стукнул в дверь кулаком Артемий Иванович. – Обиделся на что? Оказывается, у полковника принято омарами разбрасываться. Да выходи же, мне тоже надобно!
Когда терпеть стало невмоготу, Владимиров двинул в дверь плечом и она, сломав шпингалет, распахнулась.
В сортире никого не было, только рядом с унитазом сиротливо стояла папка. Артемий Иванович перекрестился, но долго раздумывать не стал и, закрыв иллюминатор, чтобы не дуло, взгромоздился на стульчак. Испытав душевное облегчение, Артемий Иванович заглянул в папку, но в ней была только огромная групповая фотография, рожи на которой показались ему знакомыми.
Однако вопрос, куда делся мсье, не давал ему покоя. Оставив папку в гальюне, он отправился в обход всего парохода и даже спустился в кочегарку. Здесь его глазам предстало странное зрелище. На куче угля сидел здоровенный англичанин в кочегарской робе и курил, а рядом с ним лопату за лопатой бросал уголь в топку тщедушный человек в пальтеце, удивительно похожий на исчезнувшего мсье.
Когда с парохода уже отчетливо были видны белевшие во мгле меловые скалы Дувра, Артемий Иванович вновь вышел на верхнюю палубу. Даффи один, без дамочки, расслабленно сидел на скамейке, где когда-то восседал полковник с омаром, а Конрой прохаживался перед ним взад-вперед, заложив за спину руки с зажатой в них палкой.
– Вы когда-нибудь видали такое? – сказал им Артемий Иванович, потирая шишку на лбу. – Я пошел с одним жидом в сортир. Захожу, а его уже нет! Какая все-таки опасная штука эти новомодные ватерклозеты!
– Жиды поопасней всяких ватерклозетов, – угрюмо сказал Конрой. – В Ист-Энде вы с трудом найдете ватерклозет, зато жиды там на каждом шагу. Вы еще увидите: когда мы займемся делом, если кто нас и выдаст, так это они.
– Слышал я про ваши свары с ними из-за мест на барахолке. Но меня они не касаются, так что идите вы с ними куда угодно, только подальше и в задницу.
* * *
В темноте раннего августовского утра пароход навалился на пирс, как пьянчужка на кабацкую стойку, и изрыгнул на освещенную фонарями и продуваемую ветрами пристань всех своих пассажиров.
Ирландцы послушно следовали в толпе за Артемием Ивановичем, который все еще находился под впечатлением мсье из гальюна. Он постоянно вертел головой и даже подпрыгивал, надеясь увидеть голову своего знакомца среди колышущейся поверхности котелков, цилиндров и женских шляпок.
Владимиров добрел вместе со всеми до английского железнодорожника, задававшего каждому один и тот же вопрос, а затем распределявшего пассажиров по разным вагонам стоявшего здесь же на Адмиралтейской набережной дуврского почтового. Внезапно над толпой, как полковой штандарт, взвилась знакомая Артемию Ивановичу папка, которую мсье, видимо, приподнял над головой, чтобы уберечь от давки. Артемий Иванович устремился, расталкивая публику, вперед, к обладателю папки. Но тут между ним и папконосцем возник железнодорожник в своем черном мундире и задал вопрос, сначала по-английски, а затем, видя, что Артемий Иванович не понимает, по-французски – следует ли джентльмен на вокзал Виктория. Вопрос показался Владимирову совершенно глупым: куда же еще, если не на вокзал. Ведь там его будет ждать поляк!
– Мне за этим господином, – снисходительно ответил Артемий Иванович.
Англичанин указал на вагон и Владимиров побежал догонять мсье, который уже занял свое место в купе. Убедившись, что папка вместе с ее владельцем находятся там, он забросил один саквояж в сетку над диваном, а второй раскрыл и запустил туда руку по самый локоть, чтобы найти среди носков, пачки титульных листов от ненаписанных рукописей и ключей от гостиниц, из которых его выгоняли, футляр дорожного стаканчика. Мсье, сидевший на противоположном диване, закрылся от него папкой и не дышал.
Вдоль поезда прошли контролеры, проверяя билеты и записывая номера багажных квитанций.
– Чего это им понадобились багажные квитанции? – спросил Артемий Иванович, прилаживая стаканчик между колен. Он видел, что мсье смертельно боится его, и это его очень веселило.
– Вы не знаете, что этот поезд приходит в разные вокзалы? – заискивающе улыбаясь, спросил мсье.
– А сегодня он куда приходит? – спросил изумленно Владимиров.
Поезд дал предупредительный свисток.
– Будете ли вы любезны, чтобы закрыть дверь? – жалобно намекнул мсье, кутаясь от утренней прохлады в тонкое пальтецо.
– Не буду, – буркнул Артемий Иванович. – Ты зачем омара отпустил? Да за такое дело в участок!
