– Кроме петиций об увеличении числа полицейских и фонарей на здешних улицах, я предлагаю установить из членов комитета и сочувствующих им лиц ежедневное дежурство здесь в «Короне». Мы пропечатаем в газетах, что здесь находится наш штаб и сюда может обратиться любой, если ему станет известно что-нибудь об убийстве или связанных с ним обстоятельствах.
– Джентльмены! Мистер Ласк! – воскликнул трактирщик. – Я обращаюсь к вам, как к председателю этого уважаемого собрания. Вы хотите разорить меня? Кто пойдет в мой трактир, если будет знать, что сюда собирается разная шваль, чтобы донести на своего мужа или соседа, уже неделю не возвращающего три пенса? У меня приличное заведение, а не полицейский участок.
– Я предлагаю компромиссный вариант: мы будем дежурить здесь по утрам, когда у вас в «Короне» еще мало посетителей.
– Возможно, это тот самый Ласк, которого отказывался грабить Скуибби, когда мы впервые встретили его в «Слепом Нищем», – вполголоса заметил Фаберовский.
– Не нравится мне эта компания, – проворчал в ответ Артемий Иванович. – Вот посмотрите, видите, за столом недалеко от стойки человек в котелке чахнет над кружкой?
– Так, – Фаберовский оглянулся.
Человек, на которого указывал Владимиров, был мало похож на сыщика. У него были широкие плечи, квадратная грудная клетка и длинные руки. Скорее всего, он был валлийцем: на это указывали бронзового цвета волосы и характерное веснушчатое лицо.
– По-моему, он из полиции, – шепнул Артемий Иванович. – Он вошел сразу после нас. И пьет пиво, которое здесь якобы не подают.
– По крайней мере к тем господам он не относится.
– Мне кажется, это его мы чуть не задавили, когда уезжали с Эбби-роуд. У того был такой же белый шрам над правою бровью.
– Бросьте, пан Артемий, то застарелая революционная паранойя. Если бы полиции вздумалось следить нас, Пинхорн меня бы уже о том известил.
– Или арестовал, – прибавил Владимиров.
– Мистер Ласк, – обратился с места к председательствующему один из членов комитета. – Давайте примем резолюцию и закончим собрание, а то мне пришлось вместо себя оставить в лавке приказчика.
Предложение получило всеобщее одобрение и под радостный шум мистер Ласк сказал:
– Сейчас наш секретарь мистер Харрис возьмет бумагу и перо и мы составим резолюцию, которая будет опубликована в газетах. Пишите: «Находя, что наша полиция настолько глупа и малочисленна, что не может поймать убийцу, мы, нижеподписавшиеся…»
– Простите, что перебиваю вас, мистер Ласк, – вмешался Фаберовский. – Но ваша резолюция…
– Вы собственно, кто? – спросил Ласк. – Что вы здесь делаете?
– Я сочувствую вашему комитету и намерен присоединиться к нему, если вы сочтете это возможным.
– Что же вы хотели нам сказать?
– Негоже столь достойным джентльменам высказывать свои суждения так откровенно. Я предлагаю начать нашу резолюцию более дипломатично: «Находя, что, несмотря на убийства, совершаемые вокруг нас, нашей полиции недостаточно, чтобы раскрыть виновника или виновников последних злодеяний, мы, нижеподписавшиеся…»
– Но почему виновников? – удивился Ласк. – Разве убийц было несколько?
– То, как незаметно и беззвучно убийце удается совершать свои злодейства и потом скрываться с места преступления, позволяют предположить, что он мог быть не один. Мне кажется, что если убийцей был еврей или какой-нибудь социалист, его община или организация могла помочь ему скрыть следы и отказаться выдавать полиции.
– Я протестую! – возмутился седой сгорбленный еврей в шляпе, надвинутой на затылок. – Еврей не мог совершить такого чудовищного убийства!
– Успокойтесь, мистер Ааронс, джентльмен не утверждает, что это сделал именно еврей, – сказал Ласк.
– Да-да, мистер Ааронс, – поддержал председательствующего поляк. – Я больше склоняюсь к мысли, что эти убийства – дело рук людей с анархическим или нигилистическим настроением ума.
– Мистер Харрис, вы пишете? – Ласк заглянул в бумагу, лежавшую перед секретарем. – Продолжаем: «Мы, нижеподписавшиеся, организовались в комитет и намереваемся предложить существенную награду любому, горожанам или иным, которые предоставят такую информацию, что станет средством привлечь убийцу к суду.»
– Не «убийцу», – поправил Фаберовский. – «Убийц».
– Совершенно верно, – согласился Ласк. – «привлечь убийцу или убийц к суду».
Он прочитал вслух получившуюся резолюцию и попросил голосовать.
– Голосуем и расходимся, – раздался голос с места. – А то от моей лавки уже ничего не осталось.
– Постойте, постойте, остался два совсем маленьких вопроса. Во-первых, о патрулировании улиц добровольцами нашего комитета.
– Мы можем отправить наших слуг. Зачем нам ходить в патрули самим?
– А во-вторых, мы должны собрать деньги на текущие расходы комитета. Сейчас наш казначей мистер Ааронс пустит по кругу подписку. Полагаю, фунта для первого взноса будет достаточно.
– Пан Артемий, нам пора уходить, – заволновался Фаберовский.
– Что такое! – взбрыкнул Артемий Иванович. – Я не желаю! Вы разговаривали о чем-то со своими толсторожими, а я не только ничего не понял, так еще и без пива остаюсь!
– Мы выпьем пива в другом месте, – прошипел поляк, вставая, и, пользуясь возникшей после предложения Ласка суматохой, двинулся к выходу. – Таких денег не стоит пиво даже для Виндзорского замка. Идемте!
Они спешно покинули «Корону», раскрыли зонты и по желтым от грязи и навоза лужам поплелись на Брейди-стрит. Полиции около дома уже не было, Даффи сидел в дверях дома, смотрел на лужи, рябые от капель дождя, и ел рыбу, разложенную на газете рядом.
Они подошли к ирландцу, тот испуганно придвинул к себе газету и пропустил их в свою каморку под лестницей. Следов полицейского обыска видно не было, только посреди комнаты валялся тюк с грязным бельем, мешая проходу. Даффи зашел следом, судорожно жуя свою рыбу, и долго не мог ничего сказать в ответ на вопрос, что же нужно было полиции.
– Они представились сержантом Годли из отдела уголовных расследований, босс, – вымолвил он, прожевав, – и сказали, что женщина по имени Мэри Коннолли, известная под прозвищем Жемчужная Пол, сказала им, будто убийца живет где-то на Брейди-стрит, и что она видела, как он возвращался домой в сопровождении двух своих сообщников.
– Опять эта Конноли! – Фаберовский выглянул на лестницу и, убедившись, что никого рядом нет, плотно закрыл дверь. – А что сказал им ты?
– Ничего, босс. Моя хозяйка, миссис Слоупер, сказала, что я всю ночь находился у себя под лестницей и не покидал дома, и никто не входил и не выходил от меня.
– Представляю, что она сказала бы полиции, если бы вы остались в той комнате наверху. О вашем уходе и приходе знала бы вся улица. Ладно, будем считать, что на этот раз пуля пролетела мимо. О шлюхах можно забыть, – поляк повернулся к Владимирову. – Едем домой, у меня найдется что выпить.
Он покинул каморку, а Артемий Иванович задержался, наклонившись над тюком и ковыряя в нем пальцем.
– Что это? – спросил он у Даффи.
– Окровавленная одежда Урода. Мы решили всю ее для безопасности сжечь.
– Э, нет, – погрозил пальцем Артемий Иванович. – Так дело не пойдет. Сделаем вот как…
14.
ДЕЛО № 153 ч.2/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ
ПИСЬМО ВЛАДИМИРОВА – РАЧКОВСКОМУ
30 августа/10 сентября 1888 года
Отель «Александра»
Лондон
Отец и благодетель мой, бесценный Петр Иванович!
Который раз поражаюсь безграничной доброте и щедрости Вашей, получив от Вас за все Мои труды на благо Государя десять фунтов, когда Британия выплачивает своим пострадавшим на службе в колониях офицерам пенсию в полтора раза больше, которые уже ей не нужны, а я приношу большую пользу Отечеству, не говоря уже о накладных расходах на само дело. А дело свое, как я уже писал Вам, мы делаем исправно, хотя оное исполнять все труднее от раза к разу. Полиция обкладывает нас со всех сторон, тутошние жители организовали Комитет бдительности для нашей поимки, на котором я присутствовал, так сказать, инкого-то и назначена награда в 1000 рублей фунтов за мою голову. Но я терплю и делаем все, как надо, так что даже шлюхи теперь на улицах просто так не отдаются.
Нам осталось сделать последний шаг и Уоррен будет повержен, а вы как какой-нибудь Наполеон на белом коне въедете в Лондон, и то сказать, не зря же Вы в Париже живете, как у Бога за пазухой, а мы тут в говне по уши и нечего есть. Молю слезно, вышлите скорей денег, иначе никакого белого коня не получится, а только позор и поношение всей русской державе.
Преданный Вам без лести
Гурин.
Днем Сруль решается подойти к мастерской. Обрадован, что начальство не исчезло, и сидит там, куда вошло. Начальство приказывает ему разыскать медвежатника и открыть двери, и поскорее, пока кто-нибудь не пришел. Сруль подпихивает им еду под дверь, а сам отправляется искать медвежатника. Но Сруль пришел, когда в мастерской было уже полно народа: прибыли Тамулти, Владимиров, ирландцы и Захаров, чтобы приготовить все к вечерней варке динамита. Детективы и Курашкин вырываются на свободу, но вспугивают динамитчиков и варка отменяется (по крайней мере до испытания динамита Артемием Ивановичем в ближайшее воскресенье).
