— Адель, — осторожно начал он. — У меня есть шрам, и боюсь, тебя испугает его уродство.
Отстранившись немного, она с тревогой спросила:
— О каком шраме ты говоришь?
Алехандро расстегнул верхнюю пуговицу и слегка отодвинул ворот, так что Адель был виден только розовый край клейма, успевшего хорошенько зажить.
Адель ахнула:
— Боже мой, откуда он у тебя?
Алехандро устал от вранья, но выбора у него не было. Скажи он правду, ему пришлось бы расстаться с надеждами и любовью.
— Я попал в одну переделку по пути в Авиньон из Испании. В результате я был обезображен, и мне не хотелось бы больше об этом говорить. Умоляю тебя, попытайся меня понять. Я не мог себя заставить рассказать тебе о нем, потому что он мне и самому противен, и я думал, он оттолкнет тебя. К тому же мне не хотелось тебя пугать. — И, опустив глаза, он добавил: — Теперь ты знаешь о моем унижении. Прости мою скрытность.
К невероятному его облегчению, Адель ответила:
— Ты получил шрам не по своей воле. Мы не будем о нем говорить, но лишь по той причине, что для меня он не имеет никакого значения.
Позже, в ее постели, юные любовники наслаждались друг другом и говорили совсем о другом, порой краснея в темноте. Их искренний союз не имел государственного значения, они были просто двумя людьми, всем сердцем хотевшими счастья.
* * *
Он до того привык видеть во сне Карлоса Альдерона, что в те ночи, когда тот не появлялся, ему будто чего-то уже и не хватало. Когда под утро щеки его коснулись тонкие теплые пальцы, Алехандро подумал, что это ему тоже снится. Но прикосновение было настойчивым, и наконец он открыл глаза. Возле своей постели он увидел Кэт.
— У меня болит горло, — простонала она, взявшись рукой за шею.
Он взглянул на нее внимательнее и, к ужасу своему, увидел на подбородке синеватые пятна.
Он хотел было тотчас вскочить, отбросить одеяло, но в последний момент вспомнил, что на нем одна только тонкая ночная рубаха.
— Кэт, — сказал он тогда девочке. — Вы должны сделать в точности все, как я скажу. Немедленно возвращайтесь в постель, а я приду, как только оденусь как подобает. Пожалуйста, ни к чему не прикасайтесь по пути, не разговаривайте со слугами. Дышите неглубоко, и, если захочется кашлять, постарайтесь сдержать приступ.
В ее взгляде был страх, но она послушно кивнула и двинулась прочь из тускло освещенной комнаты, тихо шлепая по полу маленькими ногами. Алехандро взглянул на спавшую рядом Адель и решил ее не тревожить, по крайней мере до тех пор, пока не выяснит стадию болезни Кэт. Быстренько натянув штаны, он бросился искать седельную сумку с дарами матушки Сары, а потом отправился в кухню за миской и ложкой.
Войдя в бывшую детскую Адели, он увидел девочку, и сердце его сжалось от того, какой крохотной она казалась на огромной постели. Занавески полога были открыты, и он опустил их все, кроме одной, с той стороны, которая была ближе к двери.
— А теперь, моя прекрасная леди, позвольте мне осмотреть вашу шейку, — сказал он. — Придется развязать ворот, но я не оскорблю вашей скромности. Мне интересно видеть лишь вашу шею.
Осторожно он нажал на темное пятно.
— Больно, когда я нажимаю? Кэт поморщилась, и он убрал руку.
— Больно. Под мышкой тоже болит.
Он поднял ей руку, прощупал подмышечную область. Сердце упало, когда он нащупал уже заметную припухлость.
«Да будь проклято все, что летает, бегает, ползает! — в гневе подумал он. — Да будь проклят сам Дух Святой!»
Он услыхал за спиной шорох и, повернувшись, увидел в дверях Адель.
— Полежи немного, детка, я скоро вернусь, — сказал он девочке и, опустив полог, подхватил фрейлину под руку и повлек ее прочь из комнаты.
Глаза ее были полны страха, на ходу она спросила:
— Судя по твоему виду, у нас плохие новости?
Он кивком подтвердил ее подозрения, и она уткнулась лицом ему в плечо и тихо заплакала. Он утешал ее, как умел, и она подняла лицо и сквозь слезы сказала:
— Я не хочу смотреть, как она умирает.
— Я тоже не хочу, любовь моя, но теперь я не совсем беспомощен. Теперь я по крайней мере могу попытаться ее спасти.
— Сумка старухи! — воскликнула Адель. — Где она? Я сейчас же ее принесу!
— Я уже принес, она в комнате возле кровати.
— Тогда нельзя терять ни минуты!
В гостиничном холле Джейни и Брюс медленно шли от двери, не спеша расставаться.
— Миссия выполнена, — сказал он.
Джейни, повернувшись к нему, хмыкнула:
— Не идеально, но тем не менее выполнена. Но хорошее ведь тоже было. Под конец я едва не забыла, зачем мы поехали.
Брюс рассмеялся:
— Я тоже. Вроде бы за какими-то образцами, тебе не кажется? Нужно проконтролировать, чтобы их отнесли в холодильный блок.
— И приставили охрану, — сказала Джейни.
— Об этом можешь не беспокоиться, — откликнулся Брюс. — За этим я послежу сам.
Он остановился. Взял ее за руку. Они стояли посреди полного народу вестибюля и не сводили друг с друга глаз.
— Должен сказать, что конец путешествия был прекрасный, — тихо проговорил он.
— Не могу не согласиться. Как ни странно, мне жалко, что все закончилось.
— Я поднимусь с тобой вместе, — предложил он. — Провожу до дверей.
— Очень хорошо, — сказала она. — Я как раз подумывала, не подняться ли пешком. Я могла бы. — Улыбнувшись, она коснулась его щеки. — Пешком дольше. Я еще не совсем готова тебя отпустить.
Но Брюс при мысли о семи этажах пешком невольно застонал.
— Я тебя так утомила, да? — съехидничала она. — А мне-то вчера показалось, будто ты в хорошей форме. Наверное, это была всего лишь игра лунного света.
Брюс ухмыльнулся:
— Если честно, я действительно сегодня чувствую себя с утра немножечко разбитым. Ладно, признаю, ты действительно меня утомила, и, похоже, неплохо бы мне поберечь силы.
— В таком случае нам определенно лучше подняться в лифте.
Так, смеясь и подшучивая друг над другом, они вышли из лифта и медленным шагом двинулись по коридору к номеру Джейни. Возле двери на прощание Брюс обнял Джейни и поцеловал, но рядом щелкнул замок, и поцелуй был прерван. Оглянувшись на звук, они оба отпрянули друг от друга. Дверь в номере неподалеку приоткрылась, и появившаяся оттуда рука, которая подобрала газеты, лежавшие на ковре, лишь подтвердила своим появлением, что реальная жизнь грозила вот-вот затмить собой тихое сияние прошлой ночи. Рука тут же скрылась, и дверь захлопнулась.
Джейни нахмурилась.
— Целоваться лучше внутри.
— Хорошая мысль, — согласился Брюс.
Джейни достала бумажник, вынула пластиковую карту-ключ, открыла дверь, но, входя, бросила взгляд в сторону номера Кэролайн, где висела табличка «Не беспокоить». Тронув Брюса за руку, она показала на табличку.
— Ты подумай, — сказала она немного обиженно. — Наша бродяжка, кажется, нагулялась и теперь отсыпается.
— Это номер Кэролайн? — спросил он.
— Ее. Видимо, ты оказался прав. Она, похоже, была не одна. Может, у меня на автоответчике есть сообщение.
Они вошли, и Джейни сняла пиджак.
— Погоди минутку, сейчас разберемся с ее тайнами, а потом попрощаемся как положено, — сказала она.
— Нет проблем, — сказал Брюс. — Это у тебя жесткое расписание.
— И не напоминай, — вздохнула Джейни.
Она подняла трубку, включила автоответчик, но сообщений от Кэролайн не оказалось. Она набрала номер ассистентки, но никто не отозвался.
Джейни положила трубку.
— Или ее там нет, или она не одна и не отвечает. Но здесь что-то не так. Ей прекрасно известно, что, чем бы она там ни была занята, я все равно так или иначе постараюсь до нее добраться.
— Видимо, у нее другие приоритеты, — ухмыльнулся Брюс.
Он подошел к ней и обнял.
Неожиданно ее губы вновь почувствовали тепло его губ, и ее обдало волной, поднимавшейся от самых пальчиков ног, охватившей живот и бедра. Она почувствовала его быстрый язык, ощутила руку на талии, обнимавшую ее все крепче и крепче. Раздражение ее испарилось, и она, перестав сопротивляться, сама всем телом приникла к нему.
— Ммм, — сказал он и легко поцеловал ее в нос. — …Может быть, — сказал он и слегка клюнул носом в лоб, — и мы тоже, — он куснул ее за щеку, — повесим «Не беспокоить»?..
«Не беспокоить», — молнией пронеслось у Джейни в голове.
— Чем мы хуже?..
Колесики в мозгу неожиданно закрутились.
— Что ты сказал? — спросила она.
Брюс слегка отстранился.
— Я сказал, может быть, нам тоже стоит повесить на дверь табличку «Не беспокоить»…
Табличка «Не беспокоить»…
Джейни, резко высвободившись, спросила, когда он еще не успел опустить руки:
— Брюс, стал бы ты вешать на дверь табличку «Не беспокоить», если бы тебя не было в номере?
