Стоявший рядом бандит откинул клапан рюкзака и извлек крошечный телефон, от которого в рюкзак тянулся провод, ведущий, по всей видимости, к антенне. Прочитав что-то на дисплее, он выругался.
— Это Дарко, — сказал он по-сербски. — Он говорит, что в катакомбы вошли карабинеры.
Драговин кивнул. Похоже, эта новость не испугала его, а наоборот, придала энергии.
— Готовь взрывчатку, — приказал он.
— А как же гроб?
— Какая разница. Он пустой.
Из рюкзака были извлечены новые мотки гибкой трубки. Работа закипела: подручные Драговина загоняли в потолок камеры гвозди, крепили к ним взрывчатку.
Драговин повернулся к Майклу:
— Знаешь, что мне нравится в катакомбах?
— Что?
— Не надо ломать голову, как избавиться от тела.
Эбби поняла, что сейчас произойдет. Не раздумывая, она как тигрица бросилась на Драговича, но тот уже надавил пальцем на спусковой крючок. Пистолет выстрелил, пуля впилась Майклу в грудь. Его отшвырнуло назад, и он налетел спиной на стену.
Эбби закричала. Она бросилась на Драговича, но его подручные оказались проворнее. Один из них выбросил вперед руку, преграждая ей путь. Затем две руки обхватили ее за талию и почти оторвали от земли. Драгович резко обернулся. Лицо его горело свирепым восторгом: он поднял пистолет и приставил горячий ствол к ее лбу. Раскаленный металл обжег Эбби кожу. Она попробовала вырываться, но сильные руки сжимали ее, словно тиски.
Тело Майкла медленно сползло по стене и осталось лежать на каменном полу бесформенной кучей.
— Вы и меня убьете? — спросила Эбби, с трудом ворочая языком. В ее ушах все еще стоял грохот выстрела. Драгович, судя по всему, тоже на минуту оглох, однако понял суть вопроса. Палец вновь лег на спусковой крючок. В глазах вспыхнул холодный огонь.
На другом конце подземной камеры один из бандитов многозначительно постучал пальцем по циферблату часов и что-то пробормотал про карабинеров. Драгович кивнул и опустил пистолет.
— Не сейчас. Думаю, чтобы выйти отсюда, нам пригодится заложник.
Его подручные принялись собирать рюкзаки. Последняя взрывчатка была уже прикреплена к потолку — тяжелые бруски и подведенные к ним пластиковые трубки. Судя по всему, их достаточно, чтобы не оставить от катакомб камня на камне.
— Зачем вы это делаете? — спросила Эбби. Тело ее как будто онемело. Нет, это был не страх, а скорее покорность судьбе, осознание того, что надеяться не на что. Она не могла заставить себя взглянуть на мертвого Майкла в углу.
— Порой бывает полезно, когда люди верят, будто ты уже покойник. Зря Майкл Ласкарис пренебрег этим правилом.
По одному они преодолели груду битого кирпича и вновь оказались в проходе. Эбби на прощанье обернулась назад. На какой-то миг ее взгляд зафиксировал два символа на стене, вскрытый саркофаг и безжизненное тело Майкла на полу камеры. Затем все исчезло.
Константинополь, июнь 337 года
Это та самая война, которой так хотел избежать Константин, разыгранная в миниатюре на высоте шестидесяти футов над его гробницей. Римлянин против римлянина, солдаты в одинаковой форме. Разница — лишь в знаках на их щитах. Это небольшая стычка, скорее даже борцовский поединок, но это не делает ее менее ожесточенной. В тесном пространстве галереи обоняние улавливает запах каждой капли крови, каждой капли масла на лезвии, которое вонзается вам в тело.
Самое удивительное в том, что толпа внизу ни о чем не догадывается. Нас не видно из-за решетки, ее золотистые переплетения скрывают нас от людских глаз. Там внизу Констанций все еще произносит хвалебную речь в адрес отца. Сенаторы и генералы слушают его, сидя в своих ложах. Префект претория держит в руке факел, ожидая того мгновения, когда нужно будет поднести его к погребальному костру. Они даже не догадываются, что в мавзолее Константина уже растут горы трупов.
Белый камень забрызган кровью. По мере того как мертвые тела заполняют проход, накал схватки ослабевает. Нас атаковали с обеих сторон, но мы продвигаемся вперед. Солдаты Урса — я почему-то уверен, что это они — пытаются оттеснить нас в северную часть галереи, чтобы там покончить с нами.
Несколько гвардейцев встали в дверях. Другие пытаются оттеснить нас от строительных лесов, отрезая нам путь к спасению.
Солдаты Порфирия образовали по обеим сторонам от нас живой коридор, но противник медленно, но верно теснит их. Я внезапно понимаю, причем с поразительным спокойствием, что здесь я и умру: кровавая жертва на гробнице Константина. Ищу глазами Криспа и не нахожу. Неужели он уже мертв?
Порфирий что-то кричит мне в ухо и указывает пальцем. К стене приставлена строительная лестница, которая ведет на крышу ротонды. Воины Урса с каждой минутой сжимают нас все сильнее. Я начинаю карабкаться наверх. Лестница неустойчивая и предательски раскачивается. Рядом с моей лодыжкой сверкает лезвие меча, я едва успеваю отдернуть ногу. Чьи-то руки пытаются стащить меня вниз, но я изо всех сил отбрыкиваюсь. Краем глаза замечаю, что Порфирий упал.
Наконец я на краю крыши. Из горла тотчас вырывается крик. Медные пластины слепят глаза. Стоит мне прикоснуться к ним, как они обжигают мне кожу. Но я, стиснув зубы, терплю и карабкаюсь дальше. Впереди, сквозь слепящий блеск, различаю человеческую фигуру — пригнувшись на нетвердых ногах, он пытается взобраться по раскаленным медным пластинам на самую верхушку крыши. Обмотав руки краем тоги, я на четвереньках ползу вслед за ним. От сильно нагретого металла ткань того и гляди задымится, но я не обращаю внимания.
Я понимаю: жить мне осталось недолго, и я хотел бы успеть задать один-единственный вопрос:
Это правда ты?
Кажется, до тех, кто внизу, наконец дошло, что наверху что-то происходит. По толпе пробегает ропот — довольно громкий, если я слышу его здесь, на крыше. Сенаторы тянут шеи и смотрят вверх. Стоящий на возвышении Констанций, похоже, растерян и тоже оглядывается.
Настает главный момент.
Наверху купола крыша плоская: здесь расположено круглое отверстие, так называемый окулюс, глаз, сквозь который солнце заглядывает в мавзолей. Подобравшись к самому краю, Крисп поворачивается лицом к толпе и, раскинув руки, встает во весь рост.
Внизу стоящий рядом с Констанцием Флавий Урс хватает из рук гвардейца горящий факел и швыряет его в деревянную конструкцию. Заранее пропитанное маслом и дегтем, дерево вспыхивает мгновенно. Огонь тотчас начинает карабкаться выше, его языки лижут колонны огромной деревянной башни.
На какой-то миг это отвлекает внимание людей от того, что происходит здесь, на башне.
Стоя на четвереньках, я наблюдаю за Криспом. Он высится надо мной, подобно богу. Он и есть в некотором смысле бог. Сомневаюсь, что он видит меня.
— Это правда ты?
В горле у меня пересохло, из него вырывается лишь хриплый шепот. Но, похоже, даже сквозь рев пламени и гул голосов он слышит меня. Он поворачивает голову и улыбается мне: его улыбка светится прощением.
В воздухе мелькает какая-то тень. Крисп кричит и хватается за бок. На белой тунике расплывается кровавое пятно. Из грудной клетки торчит стрела.
Это на крыше восточного портика, что огибает двор, показались лучники. Вторая стрела впивается ему в плечо. Он шатается. Теперь он стоит на самом краю отверстия. Медные пластины сияют у него под ногами, отчего кажется, будто он парит в воздухе. В какой-то миг я почти верю, что сейчас ангелы подхватят его и вознесут на небеса.
Увы, не издав ни звука, он проваливается в отверстие. Стрелы продолжают падать, стуча по медным пластинам, но все они летят мимо меня. Я подползаю к краю и смотрю вниз.
Внизу подо мной у задней стены устроена ниша. В ней стоит массивный саркофаг из порфира, готовый принять останки Константина. Перед ним, как раз посередине солнечного пятна под окулюсом, распласталось тело. Солнечные зайчики играют на мраморном полу вокруг него. Он лежит в самой середине почти идеального круга света.
Впрочем, этот идеальный круг нарушает чья-то тень. До меня не сразу доходит, что она — моя.
Рим, наши дни
Ориентируясь по собственным следам, оставшимся в мягком глинистом полу, они бежали по подземным коридорам, раскручивая за собой катушку с детонатором. Они не успели приблизиться к первой лестнице, когда тот, что бежал последним, велел им остановиться.
— Кончился провод, — пояснил он.
Впервые за все это время Эбби заметила, как по лицу Драговина пробежала тень испуга.
— Мы далеко отошли?
Бандит задумался.
— Место старое, «пластика» мы положили приличное количество.
— Ты останешься здесь, — приказал ему Драгович. — Дай нам еще две минуты.
Бандит извлек детонаторную коробку и вставил в нее провода. Эбби подумала: может, ей стоит его толкнуть, вдруг детонатор сработает, и тогда катакомбы похоронят под собой Драговина. Увы, между ней и громилой с детонаторной коробкой был еще один бандит. А подземный ход, как назло, слишком узкий, так что мимо никак не прошмыгнуть.
